— Я об этом подумаю.
— Подумайте. Перед вами хорошая карьера. Теперь вы самый молодой капитан во Флоте. Военную звезду не могу вам дать, но еще одну медаль получите.
— Подумаю. Мне нужно поговорить с Кэтрин. Он пожал плечами.
— Конечно, капитан. — Улыбнулся и вышел.
Капитан. Капитаны могут жениться. Майоры должны жениться. Полковники обязаны быть женатыми…
Но так говорят солдаты, а я не уверен, что я солдат. «Странно, — подумал я. — Все говорят, что я солдат. Я хорошо воевал, передо мной большая карьера, но мне все кажется приступом безумия. Капрал Брейди больше не будет играть на своей трубе — из-за меня. Данжер был ранен, но остался бы жить, если бы не вызвался быть корректировщиком артогня. И все прочие — Левин, и Либерман, и новобранец — их нет; рядовой Дитц, и другие, мертвые и раненые, сливались в памяти, так что я не мог вспомнить, где и как каждый из них умер, помнил только, что это я их убил.
Но мы победили. Славная победа. Для Фалькенберга этого достаточно. Он выполнил свою работу и сделал это хорошо. Но достаточно ли этого для меня? И будет ли достаточно в будущем?»
Встав с постели и начав ходить, я не мог избежать встречи с губернатором Суэйлом. Ирина заботилась о Боннимене. Луис был ранен тяжелее, чем я. Тебе иногда могут отрастить новую ногу, но на это требуется очень много времени и это очень больно. Ирина приходила к нему ежедневно, и, когда я смог покинуть госпиталь, она настояла, чтобы я пришел с ней во дворец. Так что встреча с губернатором была неизбежна.
— Надеюсь, вы собой гордитесь, — сказал Суэйл. — Все остальные гордятся.
— Хьюго, это несправедливо, — возразила Ирина.
— Несправедливо? — переспросил Суэйл. — Как это несправедливо?
— Я выполнял работу, за которую мне платят, — сказал я.
— Да. Вы выполняли свою работу — и лишили меня возможности выполнять мою. Садитесь, капитан Слейтер. Ваш майор Фалькенберг многое рассказывал вам обо мне. Теперь позвольте изложить мою версию событий.
— В этом нет необходимости, губернатор, — сказал я.
— Есть. Или вы боитесь узнать, что натворили?
— Нет, не боюсь. Я помог свергнуть банду разбойников, которая объявила себя правительством. И горжусь этим.
— Правда? А вы бывали в последнее время в долине Аллана, капитан? Конечно, нет. И сомневаюсь, чтобы Кэтрин Малколм рассказала вам, что там происходит, — как Ван Лоо, Гарри Ситон и религиозный фанатик по имени брат Дорнан создали комиссии, которые проверяют мораль и преданность всех жителей долины и всех, кого сочтут безнравственными, сгоняют с земли, а землю отдают своим людям. Думаю, она вам об этом не рассказывала.
— Я вам не верю.
— Правда? Спросите мисс Малколм. А Ирине вы поверите? Она знает правду.
Я взглянул на Ирину. В ее глазах была боль. Говорит ей было не обязательно.
— Я был губернатором всей планеты, Слейтер. Не только Гармонии, не только долин Иордана и Аллана, но всей планеты. Но на меня возложили ответственность и не дали власти, не дали средств для управления. Что мне было делать с осужденными, Слейтер? Их присылают сюда тысячами, но не дают ничего, чтобы кормить их. Как им жить?
— Они могут работать…
— Где? На фермах и ранчо в пятьсот гектаров? Лучшие земли планеты разделены на большие ранчо, половина земли не обрабатывается, потому что нет удобрений, нет ирригации, нет даже дренажной системы. Они не могут работать в несуществующей промышленности. Разве вы не понимаете, что Арарат должен индустриализироваться? Неважно, чего хотят фермеры из долины Аллана или святоши. Индустриализация или голодная смерть, и клянусь Господом, пока я что-то могу сделать для них, голода не будет.
— Поэтому вы решили предать 501-й. Помочь Ассоциации разбить нас. Достойный способ достижения достойной цели.
— Не менее достойный, чем ваш. Ваш способ — смерть и разрушения. Война почетна, обман нет. Я предпочитаю свой способ, капитан.
— Я так и думал.
Суэйл энергично кивнул — но не мне, а себе.
— Самоуверенный. Гордый и самоуверенный. Скажите, капитан, а чем вы лучше Ассоциации Защиты? Она тоже сражалась. Не за честь корпуса, а за свою землю, за свои семьи и друзей. Она проиграла. У вас лучше подготовлены солдаты, лучше офицеры, намного лучше вооружение и оборудование. Если бы вы потерпели поражение, вас на определенных условиях вернули бы в Гаррисон. А солдат Ассоциации расстреливали на месте. Всех расстреляли. Гордитесь, Слейтер. Меня от вас тошнит. Я пойду. Не хочется спорить с гостями моей дочери.
— Это все правда? — спросил я у Ирины. — Солдат Ассоциации расстреляли?
— Не всех, — ответила Ирина. — Те, что сдались капитану Фалькенбергу, живы. Он даже набрал из них добровольцев.
Еще бы. Батальон после сражений нуждается в пополнении.
— А что случилось с остальными?
— Их держали под стражей в Вирсавии. Бойня началась после того, как ваши морские пехотинцы ушли из долины.
— Конечно. Люди, которые не хотели сражаться за свой дом, когда нам нужна была их помощь, после окончания войны стали настоящими патриотами, — сказал я. — Я вернусь к себе, Ирина. Спасибо, что пригласили.
— Но сюда придет Кэтрин. Она вот-вот будет…
— Сейчас я никого не хочу видеть. Прошу прощения. — Я быстро вышел и пошел по улицам Гармонии. Завидев меня, жители улыбались и кивали. Морские пехотинцы по-прежнему популярны. Конечно. Мы расчистили торговый путь по Иордану и освободили долину Аллана. Зерно подешевело, а осужденных мы приструнили. Почему бы горожанам не любить нас?
Когда я входил в крепость, прозвучал сигнал вечерней поверки. В темноте приятно звучали горн и барабан. Часовые отдавали мне честь. Жизнь здесь упорядочена, и не нужно ни о чем думать.
Хартц оставил полную бутылку бренди на виду, чтобы я мог ее найти. Согласно его теории, я выздоравливал медленно, потому что недостаточно много пил. Хирурги этого мнения не разделяли. Они отрезали от меня куски, а потом использовали стимуляторы регенерации, чтобы нарастить куски получше. Процесс болезненный, и они не считали, что алкоголь способен ему помочь.
К дьяволу все это, подумал я и налил себе двойную порцию. И не успел с ней покончить, как вошла Кэтрин.
— Ирина сказала… Хэл, тебе нельзя пить.
— Сомневаюсь, чтобы Ирина сказала это.
— Ты знаешь… да что с тобой, Хэл?
— Почему ты мне не рассказала?
— Я собиралась рассказать. Позже. Но удобного случая как-то не находилось.
— Это все правда? Твои друзья гонят в холмы семьи всех, кто сотрудничал с Ассоциацией? И они расстреляли пленных?
— Это… да. Это правда.
— Почему ты их не остановила?
— А я должна? — Она посмотрела на шрамы на руках. — Должна?
В дверь постучали.
— Войдите, — сказал я. Это был Фалькенберг.
— Я думал, вы один, — сказал он.
— Входите. Я в затруднении.
— Я так и думал. Бренди еще есть?
— Конечно. Что значит, вы так и думали?
— Вы только что узнали, что произошло в долине Аллана.
— Черт возьми! Что, Ирина успела рассказать всему Гаррисону? Мне не нужны утешения.
— Верно. — Он не пошевелился. — Выкладывайте, мистер.
— К капитанам не обращаются «мистер». Он улыбнулся.
— Конечно, нет. Простите. В чем дело, Хэл? Обнаружили, что мир устроен не так просто, как вы думали?
— Джон, ради чего мы сражались? Что хорошего мы сделали?
Он вытянул руку к бутылке и налил нам обоим.
— Мы вышвырнули банду преступников. Вы сомневаетесь в том, что они преступники? И считаете, что люди, которым мы помогаем, должны быть святыми?
— Но женщины. И дети. Что будет с ними? И губернатор прав — нужно что-то сделать для осужденных. Бедняг ссылают сюда, но мы не можем их просто выбросить.
— На западе есть земли, — сказала Кэтрин. — Они могут их получить. Мой дед начинал с самого начала. Почему они так не могут?
— Губернатор во многом прав, — продолжал Фалькенберг. — Рано или поздно на Арарат должна прийти промышленность. Неужели она придет только для того, чтобы семейство Бронсонов стало еще богаче? За счет фермеров, которые потом и кровью заслужили свои земли? Хэл, если вы сомневаетесь в наших действиях здесь, на Арарате, что вы скажете, когда Флот прикажет вам совершить что-нибудь действительно жестокое?