Женщина подозвала остальных обитателей расселины, которые робко ожидали ее возле своих оплотов под холодным дождем. Вроун открыл корзину и достал оттуда солнечные камни, объясняя одинокам, как их использовать, чтобы согреть башни и выращивать корни таппы и другие растения, которые Занор вытаскивал из тележки. Я стоял под дождем, размышляя о гордыне, легкомыслии и о том, как мало толку с печали или стыда, когда уже ничего больше нельзя изменить.

Когда объяснения были закончены, я попросил одиноков задержаться еще на миг, прежде чем вернуться в свои оплоты.

— Хоть я не искал и не желал этого места и хоть не дано мне ни опыта, ни мудрости, но так уж вышло, что я — ваш король. Вашему предводителю, — я кивком указал на женщину, — я даю имя Ванайя, которое значит «мудрый последователь», поскольку я вижу, что она следует по стопам вашего великого вождя, а ее собственная добрая душа учится его мудрости и милосердию. Тому же, кто ушел, я дарую имя Даэрли, которое на языке моего народа означает «провидец». Пусть же это имя отныне почитается во всем Пределье, и пусть его жизнь служит всем нам примером и напоминанием.

Напоминанием мне.

Все надежды на то, что мое присутствие в Пределье остановит огненные бури, быстро рухнули. Чем бы ни была вызвана предыдущая передышка, она закончилась. Примерно с того времени, как я нашел солнечные камни, бури начали обрушиваться с такой злобой и постоянством, каких прежде не знали одиноки. Каждые два-три дня мир рассыпался вдребезги от вспышек ослепительной белизны, и я уходил в оплот, выстроенный внутри себя, чтобы снова собрать его воедино. Паоло говорил, что бури прекращались вскоре после того, как я приступал к делу, хотя мне они казались бесконечными. Когда огни догорали, я соскальзывал в забытье и терял ощущение времени.

Потом я начал предвидеть бури, большую их часть я чувствовал задолго до начала, так что Пределье почти не страдало от разрушений. Но когда особенно жестокая буря разразилась ночью, пока я спал, она оказалась опустошительной — в Городе башен погибло около пятидесяти оплотов и куда больше в маленьких скоплениях по всей стране. Из-за столь резкого пробуждения я едва сумел с ней справиться.

Паоло признался, что после ее окончания я кричал страшнее, чем когда мне снились кошмары в Вердильоне. Минули почти полные сутки, прежде чем я пришел в себя.

С того дня я поставил охранника у своей двери, единственной задачей которого было будить меня, если начнется буря. Одиноки полагали это высочайшей почестью, какая только может быть им оказана, так что я сохранил эту должность, даже когда научился чувствовать зарождавшиеся бури по ночам, словно опытный воин, который сквозь сон слышит подкрадывающегося врага. Или, может, я больше по-настоящему и не спал.

Хотя бури пугали Роксану еще больше, чем колдовство или тюрьма, она предложила позволять некоторым из них проходить своим чередом в надежде, что в конце концов они прекратятся сами. Паоло уговаривал меня покинуть Пределье до тех пор, пока они снова не стихнут. Я отказался от обоих предложений. Теперь, когда у одиноков были сады и солнечные камни, телеги и печи для обжига, я не мог допустить разрушений, не говоря уже о потерях среди людей. А поскольку бури случались и тогда, когда меня еще не было в Пределье, не было причин надеяться, что они прекратятся, когда я уйду. Кроме того, мне хотелось добиться ответов у Истока и оставить одиноков способными позаботиться о себе, чтобы ответственность не терзала меня.

Через четыре или пять недель после того, как бури начались снова, сильнейший огненный шторм обрушился как раз в тот вечер, когда мы собрались навестить отдаленное поселение. После него я полдня пролежал в беспамятстве. Паоло предложил отложить путешествие, пока я не отдохну, но я и слышать об этом не хотел. Мы доставляли людям солнечные камни.

Мы покинули Город башен сразу после того, как зажглись огни, и вскоре уже шли по малонаселенной местности. Погода разбушевалась: густые пурпурно-черные облака клубились в небе. Дул сильный ветер, и ледяная крупа грозила освежевать нас или, по крайней мере, стереть без остатка те выступающие части лица, которые мы оставили незащищенными.

Во время нашего первого привала я скорчился с подветренной стороны скалы, пока Паоло, Вроун и остальные ели. Даже после того, как передышка закончилась, я не смог заставить себя пошевелиться. Мои конечности словно налились свинцом.

— Они пожирают тебя, так ведь?

Паоло присел на мерзлую грязь рядом со мной. Я даже не слышал, как он подошел.

— Что ты имеешь в виду?

Он протянул мне кусок сладковатого хлеба из таппы. Я покачал головой и плотнее запахнул плащ, когда порыв ветра хлестнул над камнями.

— Именно это и имею. Ты и трех глотков не сделал со вчерашней бури, и, бьюсь об заклад, я могу в три движения положить тебя на лопатки, чего мне отродясь не удавалось. А принцесса положит тебя на лопатки болтовней.

— Я просто устал. Я еще наберусь сил.

— Только не пока продолжаются бури.

— Я что-нибудь придумаю. Еще несколько недель, и мы сможем уйти из этого проклятого места.

— Так долго тебе не продержаться. И если кто-то из тех чудаков, кто все еще считает Стража своим другом, выяснит, что полдня после каждой бури ты не в состоянии соображать, они однажды прикончат нас всех.

У нас оставались еще трудности с некоторыми бывшими охранителями, которые пытались снова загнать жителей Пределья в их оплоты, били их и утверждали, что я разрушаю Исток. Большую часть одиноков до сих пор было несложно запугать.

— Я не могу уйти прямо сейчас.

— Тогда иди к Истоку. Попробуй то, что, по его словам, тебе поможет.

— Выпить из источника? Вряд ли. Я не хочу ничего принимать от Истока. Ты сам говорил, что не доверяешь ему.

— Не доверяю. Но я еще и не хочу, чтоб ты помер. Я хочу вернуться туда, где делают солонину и пекут нормальный хлеб и где я смогу примостить зад на какую-нибудь лошаденку. Если ты все равно умираешь, с тем же успехом ты можешь сделать это, пытаясь остаться в живых.

Я не ответил ему на это. Только поднялся на ноги и сказал:

— Со мной все будет в порядке. Отправляемся дальше.

Спустя три дня ударила новая буря, еще хуже предыдущей. За следующие семь светов — еще три, и я уже не мог взобраться по ступеням Голубой башни, не останавливаясь передохнуть на каждой третьей. Я настолько похудел, что на мне уже не держались штаны. Я чувствовал себя тощим, как Занор, но Занор одной рукой смог бы завязать меня в узел. Во рту стоял привкус пепла, словно внутри все выгорело дотла. Паоло продолжал пристально смотреть на меня, и я знал, о чем он думает.

Я отправился к Истоку, пока все спали. Я не взял с собой Паоло и не сказал ни ему, ни кому-то другому, куда иду. Я не хотел, чтобы кто-нибудь видел, как тяжело мне подниматься по лестнице.

Огни в оплоте погасли, и в саду тоже царила ночь. Но все же было не совсем темно. Точно такие же лампы, как в башне, висящие среди деревьев на железных столбах, отбрасывали на дорожку мягкий свет. Воздух казался прохладным, но это меня не удивляло. Похоже, я больше не мог согреться.

— Приветствую, мой король. — Голос омыл меня, пропитал насквозь, когда я вошел в пещеру и опустил руку в воду. — Ты так давно не приходил сюда.

Я не стал тратить времени.

— Что ты имела в виду, сказав, что вода источника укрепит меня во всех испытаниях?

— Именно это, мой король. Эта вода предназначена тебе, поэтому она укрепит и насытит тебя.

Я поболтал ладонью в голубовато-зеленой ледяной воде. Она не имела ни запаха, ни малейшего признака чар. Я коснулся языком капли и не почувствовал ни подозрительного вкуса, ни каких-то неожиданных ощущений, кроме неодолимой жажды. Ни один инстинкт не предупреждал меня о яде. Я уже много дней не ел и не пил без неизбежной тошноты и едва смог спуститься в сад, не рухнув лицом вниз, поэтому решил, что попробовать все-таки стоит. Я зачерпнул пригоршню воды.