Боль Джареты оглушала мои чувства. Я отчаянно пытался сохранить самообладание, чтобы не дать ее агонии нарушить мою устремленность. Мы были связаны чарами исцеления, и кровь наша, смешиваясь, объединяла наши сознания в царстве плоти и духа. Если я отрину то, что она чувствует, я не смогу лечить ее. Но если я не сумею успокоить ее достаточно, чтобы видеть, что делаю сам, она погибнет точно так же. Темные волны уже накатывали на берега ее жизни.

Джарета, слушай меня… Держись… ради дочери, недавно рожденной на радость твоему дому… ради любящего тебя Т'Веро… ради принца, который так нуждается в твоей помощи…

Вспомнив все, что я знал о Джарете, я умолял ее успокоиться — хотя бы на мгновение, которое дало бы мне увидеть необходимое.

Думаю, она поняла меня, поскольку после этого смертная волна на миг схлынула, и в алом тумане ее боли и безумия открылся краткий просвет, позволивший мне рассмотреть ужасающую картину: изломанные ребра, разорванные легкие, кровь… горячая, заливающая все вокруг кровь, крошево костей, клочья внутренностей… Земля и небо, как они этого добились? Как будто кто-то наверняка знал, с чем способен справиться Целитель, и устроил все так, чтоб я не смог сделать ничего, кроме как ухудшить ее состояние.

Еще миг, и меня вновь захлестнули мучения Джареты, я чувствовал, как она пытается вздохнуть пылающей от боли грудью, как ее сознание взрывается ужасом. Я не мог дать ей ни сил, ни выносливости, только свое искусство Целителя и несколько жалких слов утешения. Но когда я попытался свести воедино искромсанные края ее сердца, последние остатки ее мыслей и разума погасли. Крики захлебнулись в низком, глухом стоне — и стихли. Я потерял ее.

«Отпусти ее, — велел я себе, — ты не сможешь помочь ей, отправившись вместе с ней по дороге, которой ей пришлось уйти. Этот путь не для тебя, еще нет».

С усилием стряхнув волну окутывавшей тьмы, я приказал сквозь зубы:

— Разрезай!

Мой помощник разрезал полоску ткани, которая стягивала наши предплечья и позволяла смешавшейся крови питать мое чародейство. Кожу обожгло холодом, не от ножа — слишком опытная рука его держала, — но от печати шрама, которая отныне будет напоминать мне о моем поражении.

Багряная дымка рассеялась, смертная волна схлынула, и мой затуманенный взгляд остановился на опустевшем теле, скорчившемся на каменном полу лектория. Единственным звуком, раздававшимся в озаренных свечами руинах помещения, было мое прерывистое дыхание, пока я стоял на коленях возле моей мертвой советницы и горевал о пережитом ею ужасе.

Поторопись, Джарета. Не медли здесь, сожалея об утраченном. Я позабочусь о Т'Веро и твоем ребенке. Клянусь тебе на мече Д'Арната.

Я представил себе Джарету такой, какой она была: невысокой и простоватой, темноволосой, с щедрой россыпью веснушек на прямом носике и округлых щеках. Блистательнейший из юных умов Авонара прятался за ее эксцентричным нравом. Когда я позову молодого супруга Джареты, Т'Веро, я постараюсь хранить в мыслях этот образ, а не страшную действительность.

— Ничего нельзя было сделать, государь?

Две маленькие сильные ладони сжали мою правую руку и помогли мне подняться на ноги. Барейль всегда знал, что мне нужно. Все еще не в состоянии говорить, я покачал головой и оперся на крепкое плечо дульсе, пока он вел меня к поднятой им с пола деревянной табуретке. Осторожно пробравшись сквозь разгромленное помещение, он пригласил внутрь всех столпившихся за дверью.

Один за другим в комнату вошли четверо оставшихся в живых Наставников Гондеи, изумляясь царящему здесь разорению. Дубовые панели стен обуглились, рабочие столы были разбиты в щепки, изорванные книги громоздились кучами. Ни единой склянки не уцелело, жидкости были разлиты, каждую видимую поверхность пятнали следы молний более разрушительных, чем в сильнейший шторм естественного происхождения. Едкий дым тлеющих трав, смешиваясь с голубовато-зелеными парами разлитых снадобий, обжигал ноздри и глаза. Но самым страшным, разумеется, был труп, распростертый среди руин, — Джарета, и маска ужаса застыла на ее озаренном свечами лице.

— Как это могло случиться, государь мой принц? — прошептал кто-то.

— Кто мог это сотворить?

— В самом сердце дворца…

— … предательство…

Это слово было неотвратимо, хоть я и не желал слышать его.

— … и ее работа, конечно же…

— Все утеряно, — ответил я.

Я знал это с того самого мига, когда услышал оглушительный грохот.

Открытие Джареты следовало охранять прошлой ночью. Я был ее принцем, а значит, ответственность за это лежала на мне. Но себялюбивые желания искусили меня, и я отложил свои обязанности до сегодняшнего утра. Слишком поздно. Прежде чем я смог защитить Джарету или ее труды, наши враги изувечили ее так, что я оказался не в силах спасти ее.

Отчаянно-резким движением я смел со стола крошку штукатурки и битое стекло, потом пнул треснувшую ножку, и грифельная столешница рухнула на пол. Лишь когда пыль вновь осела, я взял себя в руки достаточно, чтобы обратиться к ожидающим Наставникам.

— Обыскать каждый уголок дворца, каждый дом, каждую развалину и лачугу в городе! Никому не позволяется покидать Авонар. Устель, ты проследишь за порталами. Мы найдем того, кто осмелился совершить убийство в моем доме.

Бесполезные приказы. Бесплодный гнев. Заурядному заговорщику не удалось бы сотворить такое в полусотне шагов от моей спальни. Защитные чары во дворце принца Авонара настолько сильны, насколько это вообще возможно. За тысячу лет ни одному врагу не удалось проникнуть за эти розовые стены, и не нужно было заглядывать в чужие мысли, чтобы понять, что маячило перед широко распахнутыми глазами каждого из Наставников. Не бездушный зид убил Джарету, не подкравшийся чужак. Убийца был одним из нас.

Барейль вышел, чтобы позвать мужа Джареты. Гар'Дена, настоящий великан, ослепительный в своих одеяниях из зеленого шелка с усеянным рубинами поясом, бесцеремонно отослал остальных Наставников исполнять мои распоряжения. Когда мы с ним остались вдвоем, он взглянул на Джарету.

— Не был ли нарушен Круг? Какой-нибудь знак от Маркуса или кого-то еще? Случившееся заставляет меня тревожиться за все наши предприятия.

Я покачал головой.

— От Круга ни единой дурной вести.

Насколько нам было известно, лорды еще не заметили того, что самые могущественные наши чародеи располагаются на окраинах Долин, готовясь сплести расширяющееся кольцо неприступных чар вокруг нетронутых отравой земель моего приемного мира.

— Что касается вчерашнего, у Се'Арет было здесь почти две сотни людей. И никаких новостей от наших агентов в Зев'На, но, разумеется, мы не можем знать, не захвачены ли они в плен. Возможно, это и было знаком их провала.

Мы оба знали, что это не так. Уничтожение Джареты со всеми ее трудами было не просто слепым ударом возмездия, оно попало точно в цель. Кто-то знал, что именно она открыла и что она еще не успела никому передать свое знание. Только шесть человек во всей вселенной знали эту тайну, и каждому из них я мог бы доверить собственную жизнь.

Гар'Дена грузно опустился на пол и бережно распрямил искореженные мукой конечности Джареты. Прикосновением пухлых пальцев и тихими ласковыми словами он вернул ей и ее лицу спокойное выражение, спрятав кровь и обугленную плоть под искусно сплетенной иллюзией.

— Она была ровесницей моей Ариэль, ей было назначено судьбой стать величайшим чародеем дар'нети за тысячу лет. О государь мой, я не мог этого постичь, когда вы вытащили ее из моей ювелирной лавки и возвысили до своей советницы. Когда же вы показали нам то, что сумели в ней разглядеть, я скорбел о собственной слепоте. Кто из нас настолько жесток, чтобы сотворить подобное?

Я прислонился спиной к обугленной стене и потер ноющий лоб.