Уши Раса быстро приспосабливались к ее чудному произношению; настолько быстро, что сейчас он воспринимал его почти как правильное.

— Если ты имеешь в виду, был ли я за скалами — не так ли? — то мой ответ: нет. Я пытался туда взобраться, хотя родители предупреждали, что Игзайбер прикончит меня, если заметит. Но больше, чем до середины, ни разу не удалось. А карабкаюсь я не хуже бабуина. Мирьям, кстати, уверяла, что за скалами ничего нет, а небо — это голубая твердь над миром. И остальной мир — сплошной камень. Но где тогда живет Игзайбер? Куда улетает Птица Бога? Откуда явилась ты? И кто ты — женщина, ангел, демон, неведомое животное? Может, дух?

— Я женщина и одновременно все остальное, но только не дух, — ответила Ева.

Они поговорили еще немного; Рас в результате пришел в еще большее замешательство. Затоптав костер, отправились искать место для ночлега. Отойдя достаточно далеко от останков бегемота, Рас споро соорудил на двух ветках небольшую платформу, и они улеглись. Шум со стороны брошенной туши мешал уснуть даже здесь, на приличном расстоянии. Ева выразила обеспокоенность:

— Как ты думаешь, леопарды не убьют Джанхоя?

— Он может сам о себе позаботиться, — отвечал Рас. — В конце концов, кто из нас с ним двоих лучше умеет драться? Не могу же я ночь напролет стрелять по леопардам.

— Но ты хотя бы беспокоишься о нем?

— Юсуфу называл Джанхоя царем зверей. Конечно, если леопарды навалятся скопом…

И Рас начал спускаться с дерева. Ева обеспокоенно спросила:

— Ты куда?

— Ну, поупражняюсь маленько с луком, — ответил юноша. — Может, это отпугнет леопардов, а может, пожирание тех, кого удастся подстрелить, отвлечет от Джанхоя.

— Но ты рискуешь!

— Ну да, в какой-то степени.

— Пожалуйста, не уходи!

Рас вскарабкался обратно, улегся и сказал:

— Ты желаешь меня, но почему-то лишь отчасти.

— Так ты и не собирался уходить, — отметила Ева с обидой. — Просто попугать меня хотел. Чтобы я..

Она смолкла. Рас вставил:

— Подумай лучше о том, что может случиться с тобой без меня.

Ева не отвечала. Рас подождал еще немного, затем усталость взяла свое, и его сморил сон.

Они отбыли спозаранку, пока Джанхой не проснулся. Рас мысленно простился с другом, который дрыхнул мертвецким сном, привольно раскинув лапы. Между лап солидно бугрилось до отказа набитое брюхо. И хотя в этот раз юноша позаботился о пропитании льва, чувство вины все не оставляло его. Что ж, дичи здесь, под плато, куда больше, чем наверху — при необходимости Джанхой сумеет выкрутиться. Бегемоты, речные буйволы, свиньи, да и крокодилы, в конце концов.

Рас отвязал веревку и столкнул плот с банки, на которую предусмотрительно посадил накануне, перед охотой. Позволив Еве самостоятельно управляться с плотом, юноша уселся посреди палубы. Ева странно глянула на него, но промолчала. Восходящее солнце, позолотив листву, стало прогревать воздух. Вода вокруг плота чуть отливала коричневым от поднимающейся мути — стало быть, проснулись уже и обитатели глубин.

Рас свесил меж колен голову, поднимая взгляд изредка, лишь когда рядом хлопали крылья случайных птиц. Затем извлек из мешка флейту и стал наигрывать меланхолическую мелодию, сочиненную довольно давно — под мимолетную грусть. Берега уплывали назад; плот спокойно дрейфовал, почти не доставляя женщине хлопот. Наконец юноша отложил флейту в сторону.

Ева первой нарушила молчание:

— Река просто свихнулась — так петлять по этой долине. Долина не больше тридцати пяти миль в длину, а по реке добрых шестьдесят набежит, если не больше.

— Река, словно змея в поисках подружки сердца в сезон любви, — рассеянно отозвался Рас. Мысли его, казалось, витали где-то далеко. Снова повисло долгое молчание. И вдруг Рас стал похлопывать по бревну ладонью. Два легких удара и один потяжелее. Еще два легких, затем тяжелый. Пауза — и снова.

Не прекращая барабанить, Рас сказал:

— Иногда мне хорошо. Иногда плохо. Когда плохо, я беру деревяшку и, чтобы выразить свои чувства, вырезаю из дерева фигурку. Сейчас у меня деревяшки нет. Но флейта помогает мне вырезать образы из звуков. А порою удаются фигурки из обычных слов.

Юноша отер губы и, продолжая постукивать ладонью, продекламировал нараспев:

Ладонь Раса продолжала отбивать ритм: бум! ду-ду-бум! ду-ду-бум!

Когда он смолк, снова установилось молчание. Берега реки, то сближаясь, то расходясь, но виляя постоянно, продолжали уплывать назад. Причудливо изукрашенный зимородок, точно восклицательный знак некоего говорящего крыльями птиц божества, спикировал к воде за добычей.

Наконец Ева нерешительно вымолвила:

— Это твои стихи? Ты их сам сочинил?

— Только что, — кивнул Рас. — Обычно я сочиняю на амхарском языке, я ведь лучше всего говорю по-амхарски. А сейчас пришлось на английском. Мне нужен слушатель, умеющий слышать сердцем.

Две скупые слезы скатились по щекам юноши. Он смущенно глянул на Еву — та тоже плакала.

— Ты горюешь о своем муже? — спросил Рас.

— И о себе тоже, — отозвалась женщина. — Я не знаю, как мне выбраться из этой западни. Как я успела заметить сверху, пролетая на самолете, река теряется в горах и, должно быть, выбирается из них лишь через очень, очень много миль.

— Я что-то не совсем уловил, — сказал Рас. — Объясни.

Юноша внимательно слушал, время от времени перебивая Еву вопросами. Ему даже после объяснений не очень-то во все услышанное верилось.

— Если бы я родилась и выросла в этой долине, — рассуждала Ева, — и всегда считала, что мир ограничен ею, а небо — голубой каменный купол над миром, и Бог живет на его краю возле устья реки, и все остальное в том же духе… Ладно, тут я тебя понимаю. А вот ты, сам-то ты как здесь оказался? Что тебя сюда занесло? Встретив тебя, я была весьма поражена. Впрочем, сперва меня повергло в шок нападение на нас вертолета.

— Птица Бога всего лишь… машина?! Летающее каноэ? А ты и не ангел, и не демон?

— Ты мне не веришь, — вздохнула Ева. — Что ж, я и сама не слишком поверила бы тому, кто объявил бы мою Вселенную химерой, иллюзией, декорацией из папье-маше.

— Вселенная? Иллюзия? Декорация? — Растолковать Расу эти слова оказалось весьма непростой задачей.

— Эти птицы… вертолеты… Ты их видела? Мне хотелось бы забраться в их гнездо, посмотреть, что и как. Но про Игзайбера Мирьям говорила, что тот живет на краю мира, в конце реки…

Рас запнулся. Если даже малая часть из рассказанного Евой — правда, то словам Мирьям вообще доверять нельзя.

Ева заинтересовалась Игзайбером. Ответив, Рас, в свою очередь, спросил:

— А пролетая над горами, ты разве Его не увидела?

Ева отрицательно покачала головой:

— Нет. Никто и никогда не видел Бога.

— Но Он мой отец, — сказал Рас.

— От кого ты услышал такое? — спросила Ева.

— От матери. Уж она-то должна знать.

— Прямо ума не приложу, с чего начать твое образование, — вздохнула Ева. — Ты настоящий уникум, феномен. Уверяю, тебя всю жизнь чудовищно обманывали. И полагаю, что бумаги — те, что ты называл письмами Бога, — из книги, которую пишет этот… эта личность. Он описывает в ней свой… как бы это поточнее?.. эксперимент? Проект?

— Роект?

— Про-ект, — раздельно по слогам произнесла Ева. Но это не помогло Расу понять значение слова.

И опять Еве пришлось пускаться в бесконечные объяснения — настоящий лабиринт, где одно слово цепляет и влечет за собой несколько других, тоже непонятных.