Итак, хотя стало ясно, что шанс подписания соглашения 31 октября ускользает, коммунисты продолжали упорствовать в попытках добиться своего и поскорее завершить переговорный процесс. 26 октября (после пресс-конференции Киссинджера) Ле Дук Тхо послал ему письмо, открывавшее двери для следующей встречи, которую в конечном итоге назначили на 20 ноября в Париже.
Процесс, таким образом, продолжался, но его неизбывной проблемой оставалась неуступчивость Тхиеу. Стремясь смягчить его позицию, США продолжали выполнение операции “ENHANCE PLUS”. Другим шагом в этом направлении стал визит к Тхиеу 10 ноября генерал-майора Александра Хэйга, помощника Киссинджера. Попытки Хэйга где лаской и лестью, а где угрозами сделать Тхиеу сговорчивее не увенчались успехом. Тхиеу отказывался от компромисса по трем пунктам и требовал: полного вывода войск АСВ из Южного Вьетнама, признания ДМЗ в качестве постоянной границы между Севером и Югом и согласия на суверенитет его правительства над всем Южным Вьетнамом.
Выслушав доклад Хэйга, Никсон 14 ноября написал Тхиеу письмо, где содержались высказывания, призванные успокоить южно-вьетнамского руководителя. “Гораздо важнее не то, что записано в соглашении, а то, что предпримем мы в случае возобновления противником его агрессивных действий. Вы можете не сомневаться в том, что, если Ханой не станет соблюдать условий договора, я твердо намерен принять быстрые и жестокие карательные меры”‹26›. Этим письмом Никсон превращал себя и США в гарантов выполнения условий договора с помощью военного давления. В свете настроений в конгрессе, в СМИ и в стране в целом Никсон должен был бы понимать, сколь хрупкими могли оказаться его гарантии. Несмотря ни на что, Тхиеу упорно продолжал оспаривать большинство пунктов проекта соглашения. Мало того, 18 ноября его эмиссар в Вашингтоне положил на стол американскому гаранту список из шестидесяти девяти изменений, которые, по мнению южновьетнамского президента, надо было внести в соглашение.
Встреча Киссинджера и Ле Дук Тхо 20 ноября началась с выражения взаимных неудовольствий в отношении тех, кто тормозит переговорный процесс. Киссинджер предъявил список поправок, выдвинутых Тхиеу. Тхо попросил день на изучение документа и 21 ноября отверг большую часть из предложенных Киссинджером пунктов, выдвинув свои условия и фактически отказавшись от некоторых из достигнутых ранее, 8 октября, договоренностей.
22 ноября Киссинджер, предвидя возникновение тупиковой ситуации, отозвал большинство предложений Тхиеу и сконцентрировал внимание на том, что он и Никсон считали главным. Таковыми вопросами являлись: статус Национального совета, ясность в отношении статуса ДМЗ, судьба сил АСВ в Южном Вьетнаме, ясность в процедуре поставок оружия в Южный Вьетнам и функций международного органа, осуществляющего контроль над соблюдением соглашения. Тхо индифферентно отреагировал на предложения партнера.
Встречи на следующий день и потом, 24 и 25 ноября, не дали результата. 25-го числа оба переговорщика решили взять тайм-аут до 4 декабря. По состоянию на конец ноября перспективы заключения договора казались даже более туманными, чем они выглядели 2 мая, когда коммунистам казалось, что победа у них уже в кармане. В самом стане американцев ширился раздор между Киссинджером и Никсоном, которые не доверяли друг другу. Несходство их мнений по поводу целей и средств сделалось очевидным. Враги Киссинджера в Белом доме, “учуяв кровь”, в нетерпении сглатывали слюнки, готовые наброситься на “одинокого рейнджера внешней политики”. Киссинджер сам описывает этот период его взаимоотношений с Никсоном как “полный недоверия и напряженности”‹27›.
4 декабря на новой встрече в Париже Тхо набросился на Киссинджера с гневной обвинительной речью, а тот попытался унять расходившегося партнера. Тхо не просто проигнорировал те условия, на которых заострял внимание Киссинджер, но и отказался от девяти из двенадцати договоренностей, достигнутых ранее. По рекомендации Киссинджера на следующий день заседание перенесли на среду, 6 декабря. На этой встрече, которая продолжалась 7, 8 и 9 декабря, небо начало проясняться. Оказалось, что Фам Ван Донг имел в виду не “коалиционное правительство”, а “административную структуру”, к тому же Тхо намекал на то, что частично войска АСВ могут быть выведены с Юга, а по нескольким другим пунктам он вернулся к договоренностям от 8 октября. 9 декабря переговорщики не сошлись во мнениях по поводу статуса ДМЗ как государственной границы. Подписание соглашения сделалось (по словам самого Киссинджера) “близким, как вода для Тантала”.
10 декабря на встрече “технических экспертов” северные вьетнамцы вновь повернули переговорный процесс вспять. Они внесли семнадцать новых “лингвистических” корректив, являвшихся, по сути, не лингвистическими, а совершенно субстантивными. Атмосфера переговоров не улучшилась и 11 декабря, когда Киссинджер коснулся внесенных Ханоем семнадцати “лингвистических” изменений, а Тхо отказался обсуждать их. То же произошло и в отношении ДМЗ, и с прочими спорными пунктами. Заседание во вторник, 12 декабря, порадовало некоторыми подвижками: из семнадцати пунктов осталось два. На следующий день все опять смешалось. Северные вьетнамцы выдвинули шестнадцать новых “лингвистических корректив”, четыре из которых были существенными. Затем Ханой приоткрыл завесу над своим проектом механизма реализации условий соглашения. Киссинджер окрестил его “возмутительным”, особенно в том, что касалось протоколов надзора за соблюдением действия режима прекращения огня. Заниматься этим, по замыслу коммунистов, предстояло воинскому контингенту Международной комиссии численностью в 250 человек, во всем зависимому от поддержки правительства (сайгонского или ВРП), на территории которого он расквартировывался, что обеспечивало бы фактически отсутствие какого-либо контроля. Разозленный непримиримой позицией Ханоя, Киссинджер 13 декабря сказал Тхо, что отправляется в Вашингтон. Прессе он сообщил, что оставляет своих экспертов, чтобы те могли взаимодействовать с экспертами Ханоя. Это создавало видимость продолжения фактически казавшихся такими многообещающими на протяжении нескольких месяцев 1972-го и теперь совершенно зашедших в тупик переговоров.
Поведение Ханоя в конце ноября и в начале декабря 1972-го вызывает естественный вопрос: если коммунисты так спешили с подписанием в октябре, почему они застопорили процесс в ноябре и декабре? Остается только гадать. По сведениям разведки, в то время в Политбюро ЦК ПТВ существовал серьезный раскол во мнениях по поводу целесообразности подписания какого бы то ни было соглашения с США. Противники напоминали о том, что Женевская конференция 1954 года (по их мнению) лишила Вьетминь большинства приобретений, достигнутых в результате победы над французами. Теперь, как считали противники мира, закоренелый антикоммунист Никсон тоже пытается обмануть их. Они указывали на то, что нежелание США подписать соглашения 30 или 31 октября обошлось северовьетнамцам в 5 000 убитых и взятых в плен во время операции по захвату территорий. Кроме того, Никсон продолжает снабжать южновьетнамцев оружием и техникой, превращая ВСРВ в способную наступать военную машину. То, что США выступали в поддержку шестидесяти девяти корректив Тхиеу, являлось (в глазах подозрительных и всюду усматривавших подвох старцев из Политбюро ЦК ПТВ) признаком вероломных замыслов Никсона и доказывало, что в действительности он не стремится к достижению взаимоприемлемого договора.
Вторую причину изменения переговорной тактики коммунистами в ноябре – декабре стоит, очевидно, искать в их теории “объективного соотношения сил”. “Соотношение сил” в тот момент, по мнению Ханоя, изменилось не в его пользу, что делало непрочным положение коммунистов в переговорном процессе. Помимо военной катастрофы в Пасхальном наступлении они понесли еще одно поражение во время попыток захвата территорий в конце октября. Наращивание вооружений ВСРВ за счет выполнения программы “ENHANCE” еще более укрепляло южновьетнамских vis-a-vis BK и АСВ. Но кроме всего прочего, исчезла существовавшая в октябре возможность протащить “сырой”, страдавший недомолвками и неточностями текст, который теперь, в ноябре и декабре, подвергали тщательному изучению эксперты Киссинджера‹28›.
