Если Паттон тут ни при чем, а какой-то журналист просто все выдумал, то он в любом случае заслуживает похвалы за умение схватывать суть. Поскольку, вне зависимости от мнения Паттона, Абрамс действительно являлся лучшим танковым командиром в американской армии во время Второй мировой войны. Он участвовал в марше по Франции от Нормандии до реки Мозель, он командовал танково-пехотной группой, выручившей окруженных в Бастони парашютистов во время битвы в Арденнах. Ближе к концу войны он вывел свое боевое командование через немецкие позиции к Рейну. В ходе прорыва его формирование уничтожило более чем 300 единиц вражеской транспортной техники, 75 полевых орудий, 75 противотанковых пушек и 15 танков, при этом перерезав на широком участке инфраструктуру коммуникационных линий. Во время Второй мировой войны Абрамс заслужил два креста “За выдающуюся службу” (за беспримерный героизм), две “Серебряных звезды” (за мужество и отвагу в бою), две медали “Легион за заслуги” (за достижения на ответственной должности) и множество других американских и иностранных наград. Поскольку ордена и медали – звонкая монета в царстве военных, Абрамс закончил войну богатым человеком.
В мирное время он продолжал “накапливать капитал”. После войны Абрамс сделался начальником тактического отдела Бронетанковой школы, затем поступил на учебу в Командно-штабной колледж в Форт-Ливенворте, штат Канзас. Потом снова послужил в Европе{48}, а в 1953-м год проучился в Военном колледже армии. В 1954-м отправился в Корею, где последовательно занимал должность начальника штаба I, X и IX корпусов. В 1956 году Абрамс был произведен в бригадные генералы, получив это звание одним из первых в своем выпуске, хотя и позже, чем два его однокурсника, Майклис и Вестморленд.
В период с 1956 по 1963 гг. Абрамс командовал крупными бронетанковыми соединениями в Германии{49}, служил в штабе армии в Пентагоне. В 1962-м Абрамс, уже генерал-майор, заведовавший службой, занимавшейся в армии вопросами взаимоотношений с гражданским населением, получил назначение, способное вознести офицера на вершину карьеры или же сломать ее. Армейские чинодралы называют эту работу “обезвреживанием бомб”. Если офицер благополучно удалит взрыватель “бомбы”, то вскоре получит повышение и престижный пост. Если же “бомба” взорвется в руках у офицера, к дьяволу полетит и его карьера. Абрамсу пришлось обезвреживать “бомбу”, готовую взорваться в студенческом городке в университете Миссисипи, из-за попыток поступления туда чернокожего абитуриента Джеймса Мередита. Позднее, в 1963-м, Абрамсу пришлось иметь дело с аналогичной ситуацией в Бирмингеме, в штате Алабама. В обоих случаях его здравый смысл и хладнокровие произвели впечатление на президента Кеннеди, его брата Бобби и Сайруса Вэнса, в тот момент министра по делам армии. Вэнс описывал Абрамса как “невозмутимого” человека, проделавшего “грандиозную работу”. Имея такую поддержку со стороны гражданских чиновников, в августе 1963-го Абрамс получил звание генерал-лейтенанта, а 4 сентября 1964-го на погон его легла четвертая звезда. Абрамс сделался первым заместителем начальника штаба армии (вторым лицом в штабе сухопутных войск). В мае 1967-го он стал заместителем Вестморленда в Южном Вьетнаме, а в июне 1968-го занял вместо него должность КОМКОВ-ПЮВ. В 1972-м Абрамс сменил своего однокурсника Вестморленда на посту начальника штаба армии.
В период расцвета карьеры (1960 – 1974 гг.) Абрамс считался одним из самых выдающихся умов сухопутных сил. Даже его коллеги из числа высших офицеров, даже соперники не оспаривали право “Эйба считаться лучшим генералом в армии”. Он обладал редкими качествами – здравым смыслом, способностью сразу проникать в суть любой проблемы и находить наиболее простое и жизнеспособное решение. Горе было тому докладчику, который начинал развертывать перед Абрамсом сложные теории и причудливые умопостроения. Если Абрамс находился в приподнятом настроении, то, задав несколько вопросов, проникал в суть идеи. Если же Эйб был в недобром расположении духа, то прерывал доклад и говорил старшему офицеру штаба: “Сделайте так, чтобы эту "чертовщину" можно было понять”. Высшие и старшие офицеры в его штабе любыми путями старались не доводить начальника до такого состояния.
Абрамс не принадлежал к числу людей, которые принимают важнейшие решения, не раздумывая. Прежде чем предпринять какой-либо ответственный шаг, Эйб всегда изучал проблему со всех сторон, “крутил” ее и так и сяк, стараясь рассмотреть в ней все возможные ловушки, просчитать все последствия. В ноябре 1968-го несколько северовьетнамских соединений отступило из района к югу от ДМЗ в Северный Вьетнам. Одновременно американская разведка засекла скопление сил противника к западу от Сайгона. Как начальник второго отдела, я докладывал командующему о передвижениях неприятеля и присутствовал во время обсуждения планов переброски 1-й аэромобильной кавалерийской дивизии из зоны около ДМЗ к Сайгону. Абрамс скрупулезно изучал все аспекты предстоящей передислокации и даже выступал в роли “адвоката дьявола”, как противник данной акции. После двух дней обсуждений и рассмотрений командующий отдал приказ о переброске дивизии. Как показали события, решение оказалось верным.
Генерал Абрамс был больше чем просто умным человеком. Один из коллег описывал его так: “Он не являлся интеллектуалом, но был мудрым и проницательным. Он находил возможность сделать мудрые шаги и делал их”‹1›. Абрамс мог развернуть какой-нибудь тривиальный вопрос так, что он превращался в предмет обсуждения на уровне базовых принципов. Как-то на слушаниях в конгрессе один сенатор спросил Эйба, зачем Соединенным Штатам шестнадцать дивизий (или что-то около того). Абрамс, не дрогнув лицом, поинтересовался в ответ: “А зачем нам вообще армия?” Затем он приступил к разъяснениям и четко и ясно обосновал, для чего потребовались войска.
Иногда, особенно на слушаниях в конгрессе, Абрамс обезоруживающе разыгрывал из себя простачка. Как-то один конгрессмен спросил, почему у армии “хвост” всегда больше, чем “пасть”. Парламентарии (и не только они) частенько интересуются, почему в сухопутных войсках так много личного состава в поддерживающих эшелонах и так мало пехоты и танкистов непосредственно в боевых частях. Абрамс выдержал паузу как хороший артист, а потом с почтением произнес: “Конгрессмен, я не очень-то силен в хвостах и пастях, но, думаю, все просто – никому не охота лезть в пасть”. Ответ обезоружил враждебно настроенного парламентария, и Абрамс спокойно перешел к объяснению причин такого соотношения боевых частей и подразделений поддержки.
То, как Абрамс общался с прессой, демонстрировало его способность схватывать суть проблем на интуитивном уровне. Будучи заместителем Вестморленда, он постоянно имел дело с журналистами, которые зачастую набрасывались на командующего как собаки на медведя. Чем больше Вестморленд стремился к сотрудничеству с представителями СМИ, тем злее делались их наскоки. К тому моменту, когда Абрамс возглавил КОВПЮВ, он уже решил, что сотрудничество с прессой в Сайгоне – дело безнадежное. Одним из первых его распоряжений в роли КОМКОВПЮВ стал запрет на проведение пресс-конференций. За пять лет во Вьетнаме он не созвал ни одной. Однако он встречался с журналистами по одному или по двое и давал им официальную информацию о происходящем. Как ни странно, его простота и лукавый юморок заставляли репортеров против их собственной воли восхищаться им и верить в то, что он им говорил. Когда Абрамс умер, один из журналистов написал хвалебную статью под заголовком “Генерал Абрамс заслуживал лучшей войны”‹2›.
Абрамса любили в армии и за особенности его характера. Один из однокурсников Эйба описывал его как “человека с тысячей настроений, каждое из которых стремительно мчится вслед предыдущему”, и во всех своих настроениях Абрамс напоминал увлекательный цветной фильм -легкий, яркий, красочный и полнозвучный. В злобе он метал громы и молнии. Его саркастические замечания – благо он обычно скупился на них – бывали не только убийственными для того, кому адресовались, но болезненными даже и для стороннего наблюдателя. Зато он не жалел похвал и теплых слов для тех, кто, по его мнению, их заслуживал. Его искренняя доброта подкупала.
