О том, что он меня «подсидит» я абсолютно не беспокоился. Не потому, что к тому моменту Макс стал хуже играть на барабанах. Просто мы в действующем составе записали тогда уже колоссальное количество песен и отыграли массу концертов, и варианты замены кого-либо в группе даже не рассматривались. Да и исполнители мы с Максом разные.

И он стал настраивать тебе барабаны?

Не помню, чтобы я просил его это делать. Он занимался настройкой звуковой аппаратуры в целом.

Максим Капитановский

За барабаны в «Машине» я больше не садился, но на сцену с группой как-то выходил. В середине 80-х в программе «МВ» появился номер, его чуть ли не Вячеслав Спесивцев ставил, когда публике демонстрировалось, как создаются песни. Начиналось второе отделение концерта, я подходил к микрофону и говорил: «Добрый вечер, я – звукорежиссер „Машины Времени“ и обычно мое место вот там, за пультом, где горит маленький огонечек. Именно туда, на пульт, зрители часто передают записки с вопросами. Во многих из них спрашивается, каким образом возникают ваши песни? И сейчас, чтобы попытаться ответить на этот вопрос, я приглашаю вас на репетицию „Машины Времени“. Группа вас видеть не будет. Музыкантам кажется, что они находятся в своей репетиционной комнате, но у нас с вами есть возможность посмотреть, что там у них происходит». Зал погружался в темноту, а на сцене происходило действие, которое я комментировал. Появлялся, допустим, Макар и я говорил: «Вот идет Андрей Макаревич, по его лицу видно, что он принес на репетицию новую песню. Любопытно, что Андрей пришел сегодня первым, хотя обычно, раньше всех на репетициях появляется Саша Кутиков». Далее, «по ходу пьесы», я давал короткие характеристики каждому «машинисту». Когда вся группа собиралась на сцене, Макаревич принимался показывать новую песню. Сначала он пел один, потом вдвоем с Кутиковым, в следующем куплете подключался Зайцев и, заключительный, четвертый куплет вместе со всеми исполнял и Ефремов. Это единственный случай, когда Валерка в «Машине» пел! Номер занимал примерно 12–14 минут и звучал в акустике. В его концовке Ефремов лупил по барабанам, я быстро бежал со сцены к пульту и врубал все инструменты на полную мощь. Шоу без паузы перетекало в следующую композицию. Для этого номера мне тогда даже костюм пошили такой же, как у всех музыкантов «МВ»

Валерий Ефремов

Да, в росконцертовский период я однажды пел в «Машине». Длинная какая-то была пьеса. Мы ее играли в разных вариантах, то в харде, то реггей, то в блюзе… В конце-концов я выходил на авансцену, без барабанов и становился вокалистом, а трое остальных участников группы мне подпевали…

Вторая половина 80-х началась для Советского Союза с коронации нового генсека Михаила Горбачева, перестройки, «усиления борьбы с пьянством» и Чернобыля. Забурлившее время выводило на передовую одну плеяду властителей умов за другой. Свердловский «Наутилус» добавил в 1985-м в свое название слово «Помпилиус» и скоро бабахнул несколькими программными альбомами и хитами, в числе которых была резюмирующая советское бытие композиция «Скованные одной цепью». В питерской «Алисе» местного фронтмена Святослава Задерия сменил московский вожак Константин Кинчев и тут же преподнес рок-н-ролльной «пастве» новые гимны «Мое поколение» и «Мы вместе!». Уже мудреющий БГ развил тему своим псалмом «Поколение дворников и сторожей». Из горьковской ссылки в столицу вернулся академик-диссидент Андрей Сахаров, а чуть позже главному из живых русских поэтов в изгнании, Иосифу Бродскому, вручили Нобелевскую премию. Макар в этот период рождает один из основных своих лирических шлягеров от третьего лица «Она идет по жизни смеясь», снимается еще в одном музыкальном фильме Александра Стефановича «Начни сначала», где в определенной степени играет самого себя, а «Машина», наконец-то, открывает свою официальную дискографию: в 86-м на «Мелодии» выходит первый виниловый гигант «МВ» – «В добрый час», собранный, без ведома группы, из песен, записанных «машинистами» в студиях за прошедшие несколько лет. «Пластинку „В добрый час!“ – говорит Макар – сделали без нашего участия, примерно, как и „Охотников за удачей“ в Америке. Что у издателей под рукой было, из наших записей, то они на диск и впихнули. Перестройка, вроде, все стало можно, решили на „Мелодии“. Так, давайте, срочно хуйнем вот такой проектик с гарантированным повышенным спросом. Мы эту пластинку, со всем ее замечательным оформлением, как и обычные покупатели впервые увидели только в магазине».

Случилось это знаменательное событие тогда, когда в Британии центр музыкальной тяжести прочно переместился из Ливерпуля в Манчестер. Меланхоличная «манчестерская волна», предвестница брит-попа, омывала души новых поколений меломанов: The Smiths, The Stone Roses, Happy Mondays…А в Оксфордшире Том Йорк только-только собрал образцовый Radiohead.

Но в Союзе доминировали иные мотивы. «В добрый час» разлетелся многомиллионным тиражом, а вслед за ним, в 1987-м, когда по оттаивающей от идеологической мерзлоты Стране Советов, впервые поехали немецкие классики хард-рока из Scorpions, «машинисты» издали на той же «Мелодии» наиболее концептуальное свое творение, двойной диск-гигант «Реки и мосты». «Вот его мы уже сами делали – подчеркивает Макаревич, и дизайном я занимался». Тогда же «Машина», словно сыграв на опережение с настоящими и будущими своими недоброжелателями, запела про «героев вчерашних дней», выскочила на телевизионный полемический «музыкальный ринг» и дождалась первых зарубежных гастрольных поездок.

Если «МВ» что-то и недополучила в прежние времена, то теперь компенсировала все с крейсерской скоростью. Пройдет еще каких-то два года, и в 1989-м, «Машина Времени», не так давно на пушечный выстрел не подпускавшаяся к крупнейшим московским концертным площадкам, отметит свое 20-летие на Малой спортивной арене Лужников 6-часовым масштабным сейшеном, покинет Росконцерт и уйдет в свободное плавание.

Андрей Макаревич

Конечно, с приходом Горбачева все изменилось. Я очень хорошо помню, как нам тогда поначалу говорили: сейчас будет еще больший зажим, гайки закрутят, так что все тексты свои, пожалуйста, вновь проверьте, и ждите тяжелых времен. Я пребывал в расстройстве страшном. И вдруг начинаются чудеса, Сахарова возвращают из Горького, нам разрешают сольник во Дворце спорта в Сетуни, это ж, считай, Москва, потом за границу посылают. Сначала в Польшу и почти сразу в Японию! На «Live Aid», где рядом с нами Джеймс Браун, Ронни Джеймс Дио…Конечно, у нас крыша просто съехала от счастья.

Став «выездными» вы не пробовали, по примеру БГ, установить контакты с западными музыкантами?

Боря без своего западного опекуна Кенни Шафера ничего бы не установил. Просто нашелся человек, который решился вложить в него несколько миллионов долларов. Кенни его и подводил за руку ко всем иностранным знаменитостям. А нас там никто не водил. Так вышло, что Боря оказался на Западе первым из российских рок-музыкантов. Я могу тебе сказать, что когда мы сидели в Америке и записывали нашу пластинку, то замечали, что все местные продюсеры ждали, чем кончится история с Гребенщиковым. Поскольку по мелочи многие из них пробовали работать с русскими исполнителями, а тут человек вложил в БГ большие деньги. История Борина кончилась не очень ярко и все дверки на тот рынок для нас, к сожалению, закрылись. А попытку пробиться туда, конечно, хотелось сделать. Тогда на Западе был дикий интерес и полная доброжелательность к России, атмосфера была совершенно не такая, как, например, сейчас.

И с тех пор ты понял, что рынок «Машины» здесь и надо на нем и оставаться?

Это, в общем-то, и тогда было понятно. Никаких иллюзий на счет реального покорения Америки я не строил.