Лик увидел, как ас поднял ногу для удара. До чего же толстая нога. Как, он сказал, следует говорить? Ага: «понял».

— Понял, господин старший охотник, — пробормотал Лик.

Ас нехотя опустил ногу.

— Это уже лучше. Но не бормочи, а говори ясно и радостно. Когда тебя бьют, ты должен радоваться, потому что тебя учат, тобой занимаются, на тебя тратят силы. Понял?

— Понял, — уже громче сказал Лик и не успел увернуться, как нога аса сделала неуловимое движение, и острая боль прострелила его туловище.

— Нет, нет, это не за ответ, — спокойно сказал старший охотник, — ответ был неплох. Для такого мозгляка, как ты, да еще в первый день ответ был совсем недурен. Это тот удар, что я остался тебе должен. Да, так на чем же мы остановились? Ага, как отличить, может ли ас испытывать боль и унижение и, стало быть, стоит или не стоит наказывать его в это время. Все дело в глазах. Заставляй смотреть тебе в глаза. Если глаза что передние, что боковые, неважно — ясные и в них виден ум, бей смело. Также бей, если в глазах видны ненависть, гнев, презрение, вопрос. Если увидишь мольбу о пощаде, повремени, потому что молящий тебя ас склонен воспринимать удары как нечто заслуженное, а заслуженное наказание не так эффективно, как незаслуженное. Почему мне было приятно бить тебя, Лик Карк? Да потому, что ты был возмущен, ты считал, что я сволочь, булл, издеваюсь над тобой. Так?

— Да, господин старший охотник, — машинально ответил Лик.

— Вот видишь, ты уже ответил правильно. Но я тебя сейчас не ударю за твое признание, что ты мысленно назвал меня буллом. И знаешь, почему? Потому что, как я уже объяснил, это воспринималось бы тобой как наказание справедливое и не такое обидное. А такие побои уже не так интересны. Согласен?

— Да, господин старший охотник, — автоматически ответил Лик.

— Молодец, парень. Смотри-ка — мозгляк паршивый, а соображает. И не щерься. Мы тебя еще научим. Мы будем твоими господами и повелителями, мы будем бить тебя, а ты будешь любить нас, старших охотников, и в твоих глазах будет сиять любовь. И не поддельная, не подневольная, а настоящая, потому что асы никого не любят так, как любят господина. — Понял?

— Да, господин старший охотник.

— Молодец, Лик Карк. Но ты пока что не любишь меня, ты даже меня ненавидишь. Так?

Лик замялся. О, с каким наслаждением он бросился бы на этого жирного булла, вцепился бы челюстями в его руку или, еще лучше, шею! Но тело все еще ныло от боли, и каждая клеточка вопила: нет, нет, больше не надо!

— Нет, господин старший охотник, — сказал Лик.

— Врешь, — радостно сказал ас. — Врешь. И хорошо, что врешь. Рекрут должен вначале ненавидеть старшего охотника, потому что только из ненависти может вырасти настоящая любовь. Понял?

— Да, господин старший охотник.

— Иди, тебе сейчас покажут твое место. Ты все запомнил, что я сказал?

— Так точно.

— Вот видишь, какие преимущества в нашей системе. Когда что-то можно, а что-то нельзя, ас всегда чувствует себя сбитым с толку: попробуй запомни. У нас все просто и ясно: нельзя ничего, кроме того, что тебе приказывают делать. Иди.

В комнате, куда отвели Лика, жили еще три рекрута. Он попытался заговорить с ними, но они угрюмо молчали. Перед сном один из них и скомандовал, чтобы они по очереди подходили к контакту для вознесения вечерней благодарности.

Как в тумане, Лик пробормотал знакомые с детства слова. Вместе с экраном контакта погас и свет в комнатке.

— Спать, — сказал тот же ас, что дал команду к вечерней благодарности.

Лик лежал в темноте с открытыми глазами. Ему казалось, что он страшно устал, что должен мгновенно заснуть, но сон все не приходил. Он жаждал сна, молил о его быстрейшем приходе, весь тянулся ему навстречу. Сейчас, сейчас он соскользнет в теплую долину, где вещи расплываются и меняют форму, где не будет стерегущих, хруста стекла экрана в храме контакта, безжалостных глаз старшего охотника и пронзительной боли от его жестоких ударов. В долине сна к нему придет Чуна, придет, смешно перебирая тонкими ножками, чистенькая, испуганная. Это нехорошо, Лик, это невежливо…

— Ты спишь? — услышал Лик тихий шепот.

— Нет.

— Я тоже…

— Ты только вчера прибыл?

— Нет, я уже два дня. Тебя как звать?

— Лик Карк. А тебя?

— Ун Топи. Ты в каком жил секторе?

— В десятом. А ты?

— В восьмом. Я знаешь за что сюда попал?

— Ну?

— Я сказал учителю, что не буду больше возносить машине благодарность…

— Ты с ума сошел! Как же это можно?

— Меня схватили, когда я шел из школы домой. Вот так. Но я все равно не жалею. Не буду я возносить машине благодарность, — упрямо прошептал Ун.

— Но почему?

— А за что я должен быть благодарен? За что?

— Тш-ш! — Лик протянул руку, нащупал в густой темноте комнаты голову Уна и прижал руку к его рту. — Ты что, буллом хочешь стать?

— Лучше быть буллом, чем охотником, — сказал Ун.

— Молчи!

Утром их выстроили во дворе.

— С сегодняшнего дня мы начинаем занятия, — сказал вчерашний старший охотник. Он стоял перед строем, слегка раскачиваясь и поворачивая голову так, чтобы охватить взглядом всех рекрутов. Боковые глаза у него были раскрыты. — Вы уже знаете наши основные правила. Теперь я расскажу вам, что вы такое, и что из вас должно получиться. Ун Топи, выйди из строя.

— Повинуюсь, господин старший охотник, — сказал Ун и шагнул из строя.

— Что вы из себя представляете?

— Дерьмо, господин старший охотник.

— Правильно. А что из вас выйдет?

— Охотники, господин старший охотник.

— Молодец. Стань в строй. Сейчас я вам объясню, кто такие охотники. У нашей страны есть множество врагов. Они завидуют нам, потому что нами управляет машина, да будет благословенно имя ее, которая дает нам всем счастье и свободу. Они завидуют нам, потому что мы лучше их. Да, мы лучше их. Мы лучше всех на свете, потому что в наших сердцах покой и счастье. Запомнили? Вер Крут, выйди из строя.

Маленький, но крепкий ас сделал два шага вперед и уставился на старшего охотника.

— Ты что-то забыл сказать, рекрут? — ласково спросил старший охотник.

— А что?

— Ты должен был сказать: «Повинуюсь, господин старший охотник», а не спросить: «А что?». Ты с кем в комнате? Познакомился с кем-нибудь?

— Да, господин старший охотник! — выкрикнул рекрут, явно довольный, что так легко отделался.

— С кем?

— Яром Комани и Петом Оликом, господин старший охотник! — В голосе аса звучала гордость: он так недавно здесь, а у него уже есть товарищи, он не хуже других.

— Прекрасно. Яр Комани и Пет Олик, выйдите из строя.

— Повинуюсь, господин старший охотник, — раздались одновременно два голоса, и два аса шагнули вперед.

— Молодцы. Кто из вас Пет Олик?

— Я, господин старший охотник, — сказал высокий и худой ас с маленькой головкой на длиннющей шее.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, господин старший охотник.

— А ты, Яр Комани?

— Хорошо, господин старший охотник.

— Ты хорошо отдохнул ночью?

— Да, господин старший охотник.

— Молодец. Сейчас ты и Пет Олик накажете вашего товарища Вер Крута. Бейте его так, чтобы он надолго запомнил про покой и счастье и как надо отвечать старшему охотнику. Если вы плохо выполните свой священный долг, вы сами займете его место. Поняли?

— Да, господин старший охотник.

— Начинайте.

Вер Крут переводил взгляд с одного рекрута на другого. В широко раскрытых глазах застыл ужас. Он дернулся, остановился, посмотрел на старшего охотника, сложил руки на груди, подогнул передние ноги и положил голову на землю.

— Ax! — выдохнули разом вместе рекруты, когда первый удар обрушился на лежащее тело.

Вер Крут дернулся. От второго удара он перевернулся на бок, и задние его ноги описали в воздухе нелепый, жалкий полукруг.

— Оттащите его к забору и станьте в строй, — сказал старший охотник. — Итак, на чем мы остановились? Мы остановились на том, что мы лучше всех в мире, потому что в наших сердцах покой и счастье. Все остальные, кроме нас, — презренные и жалкие существа, которые не заслуживают даже названия разумных.