Проверяя слаженность работы систем наведения, перевел видоискатель на многоэтажки дальнего жилого массива. Их розовые фасады были четко прорисованы в вечереющем небе и вспыхивали стеклянными бликами, отражая малиновые искры заката. В наполненных золотистым светом окнах-сотах шла своя жизнь. Высотный дом со вставками из синих и зеленых панелей показался наиболее приметным. Выделил одно окно, другое… Женщина на кухне что-то готовила: отбивала мясо, переворачивала его, шлепала о разделочную доску. В раме следующей «картины» в глубине комнаты – лицо спящего старика. На грудь ему сползла раскрытая книжка, в съехавших на кончик носа очках отражался экран работающего телевизора. В окне рядом, сидя на подоконнике, умывалась кошка. В соседнем – мальчик склонился и что-то рисовал на листе бумаги. Чуть дальше – девушка расчесывала мокрые, только что вымытые волосы. Но это все лирика…
А вот этот дом на пустыре. Из-за него и разгорелся весь сыр-бор. Не то бывший склад, не то строительная контора. Вдалеке за ним – мрачная сквозная коробка заброшенной стройки. Сиди теперь на крыше как дятел (ну, как иволга; ведь у него позывной «иволга»), любуйся «пейзажами». Жди неизвестно чего. А потом все отменят. Так чаще всего и бывает.
Невидимые лучи его прицела словно бы прощупывали пространство.
Чтобы не «замылился» взгляд, вновь рассматривал многоэтажки, своим ступенчатым контуром расчертившие горизонт. По ориентирам, машинально отмеченным в памяти, по синим и зеленым панелям дома, который выделил из остальных, нашел «знакомые» окна… Женщина положила мясо на сковороду и теперь резала овощи. Старик мирно посапывал перед телевизором, в его очках отражалась голова ведущего какого-то ток-шоу. Мальчик перестал рисовать, складывал из листа фигуру; ну, может быть, самолетик. Кошка умылась. Девушка все так же расчесывала волосы.
Он наблюдал за ее плавными движениями. А когда же она… за учебники, например, сядет? Так же плавно, как и ее движения, его мысли переключились на собственную дочь. Тоже сидит, мечтает! А его к директору вызывают. Буквально сегодня. Вечером. Директор в разговоре по телефону сказал: заходите, мол, после работы, когда освободитесь; я допоздна в школе бываю. Сам директор! Феликс Альбертович. Опять его дочь натворила что-то из ряда вон выходящее!
Но почему сразу к директору? Ну, ляпнула она что-то не то, с языка сорвалось. Могла бы промолчать, конечно. И надо было ей вылезти с этой «диаграммой»! Какая-то «диаграмма». Что-то такое дурацкое. Их классная и два каких-то оболтуса встали в одну линейку. Классная – самая высокая, следующий оболтус ниже ее, а приятель оболтуса – еще ниже. Ну и что? Надя же при всех выдала… «диаграмма дураков»! А теперь такое! Классная весь дневник расписала. Последнее китайское предупреждение. Срочно обратить внимание на поведение дочери! А эта поездка на дачу?! Ничего себе, день рождения устроили! Одно пепелище осталось. Слава богу, хоть сами живы.
А вот с женой что-то произошло именно тогда, когда на даче случился пожар.
Неужели это может быть как-то связано?
Жена словно «пробудилась» от этого пожара, как бы почувствовав его, она сама об этом говорила. И вышла из бессознательного состояния. Теперь Аратюнян едва не плачет. Что это такое? Показывает снимки головного мозга жены… Вот здесь, видите, было затемнение, а теперь? Ничего нет! Этот сгусток, вот он. Вот, на прежних снимках. А сейчас все нормально. Ничего нет. Чисто.
Ну и хорошо, уважаемый главврач! Значит, правильно лечили.
Это невозможно лечить! Это либо есть, либо этого нет. Что я напишу в научный журнал? В каком свете предстану перед медицинской общественностью? Скажут, Аратюнян – шарлатан от науки? Проповедует какой-то сумбур вместо четко структурированного анализа?!
Когда-то снайпер взял один из снимков мозга жены, сделанных на магнитно-резонансном томографе. Сканировал, долго изучал изображение в компьютере у себя на работе. Увеличивал, разглядывал по фрагментам. Копался в справочниках, сидел в интернете… Куда там! У самого начнется «затемнение», если во всем разбираться. Однако этот «сгусток», если присмотреться «незамыленным» взглядом… можно сказать… напоминал лицо… Бородатое лицо какого-то человека!
Но вот что самое странное.
Он отсканировал те пленки, на которых дед когда-то запечатлел «творчество» Нади. Дед фотографировал на даче, давно это было, они там устроили что-то вроде художественной мастерской. Дочь рисовала все, что хотела. И он отсканировал эти пленки, затем обработал в фотошопе. Придал отдельным «картинам» четкие границы, привел к одинаковому размеру. Кое-что подправил, подчистил, выделил главное. Показалось, в их разрозненности между тем заключено нечто общее. Одна «картина», по сути, представляла фрагмент чего-то большего. Если долго «подставлять» в компьютере одну «картину» к другой, чем-то похожей, – они совпадали! Соединялись в единое общее целое! По цвету, композиции, линиям, которые можно мысленно продолжить. Перебирал, складывал эту мозаику в максимально возможных комбинациях. И постепенно появился… огромный «портрет»! Точно, появился… словно протаял из ледяного экрана… И его он уже где-то видел. Что это напомнило? Открыл файл с «затемнением» на снимке мозга жены. Одно и то же
бородатое лицо какого-то человека
на составленном «портрете» из рисунков дочери. И на снимке мозга! Невероятно… Они совпадали. «Лицо». Взгляд пронзает до самой селезенки. Нет, с этими экспериментами можно черт-те куда зайти.
Так, внимание! Он заметил какую-то фигуру: обстановка на втором этаже дома изменилась. К строительным помостьям подошел человек и, склонившись к ним, что-то вертел в руках, разглядывал…
Несомненно, боевик… смуглолицый, крепкого телосложения. Возраст определить трудно. От его лица, от глубоко прочерченных складок, от крыльев носа с горбинкой повеяло морозным воздухом, врывающимся в легкие; по насту скул скользил розовый отблеск заката; изменчивые тени пересекали синеву подбородка; мерцающий лунный свет обагрил часть щеки и ухо. Его кожаная куртка в белесых пятнах, на голове намотано… что-то вроде красной тряпки… или тюрбан, может быть? Воротник куртки, плечо – залиты чем-то влажно поблескивающим, почти черным.
Рассматривая странную фигуру при сильнейшем увеличении, снайпер словно чувствовал, как этот человек шевелит пальцами, возясь с неким… пультом? передатчиком? мобильным телефоном? Или это какое-то взрывное техническое устройство? Эта возня была похожа на шевеление щупальцев какого-то мерзкого насекомого, изучаемого под микроскопом.
И вдруг ему послышалось… здесь, на крыше… он вспомнил… Чавкала грязь. С веток со звоном стекали дождевые струи. Ветер проносил мимо шорох и трепет крыл. Режущая кромка воздуха рассекала легкие. И кто-то огромный – неведомый горный исполин, чью седую главу можно было лишь угадывать как что-то гнетущее, скрытое в серой папахе дождевых туч, – забрал его сердце, заморозил в ладонях ледников.
Когда-то в свою оптику он уже изучил того, кого увидел сейчас, вновь перед собой – и опять в зеленоватом светящемся ореоле окуляров. Правда, тогда «объект» выглядел по-другому. Борода до глаз, пятнистая панама, боевое снаряжение. Но этот прищуренный, словно постоянно прицеливающийся взгляд… И разворот плеч, и характерные жесты! Карматханов. Сомнений быть не могло. Но откуда он здесь? Ведь сгинул, исчез там, в горах. Нет! Вот же он, черт полосатый! Исполосован вертикалями и горизонталями прицельной сетки. А надо было тогда, в горах, продырявить ему башку. Но приказ отменили. Жаль, конечно.
Поступило новое сообщение: к дому приближается еще одна машина… Две машины! Подъехала белая «Хонда», а следом за ней – рыча и пробуксовывая, разворачивалась замызганная грузовая «Газель» с тентом. Из легковушки вышли двое. Те арабы, на которых объявлена охота? Один невысокий и достаточно полный, эдакий толстяк-коротышка. Другой – худой и длинный верзила.
Из кабины «Газели» выпрыгнули двое крепких парней: черные бейсболки на бритых головах, широкие плечи обтягивает лоснящаяся кожа курток. Откинули тент, стали выгружать и заносить в дом коричневые, достаточно тяжелые, как видно, коробки. Брали по одной – и очень осторожно. Однако не елочные игрушки, похоже, они сюда привезли. Арабы, отдав распоряжения, скрылись в доме. Вскоре поднялись наверх и подошли к Карматханову. О чем-то говорили с ним. И он, резко жестикулируя, видно, спорил с ними.
