— Что-то Хельга долго возится, — сказала красивая.

— Чай заваривает, — объяснила мне Зина.

— Арестантский? — пошутил я.

— Почему? — не поняла Зина.

— Ну, мы же тут заперты. Как под арестом.

— Да нет, что вы, мы в любую…

— Зи-на!

— Послушайте, сержант! — сказал я. (Обилие секретов стало меня уже раздражать). — Замок действительно сломан? Или его, все-таки, можно открыть?

— Попробуйте, капитан. — Красивая демонстративно посмотрела на часы. Ведь, все-таки, вы, кажется, спешите?

Я встал, вышел в предбанник и попробовал.

Замок был не биотический, не магнитный и даже не электронный. Он был даже не кодовый. Он был черт-те какой давности, с подпружиненной задвижкой и барабанчиком. Он открывался ключом, но только снаружи. Изнутри надо было крутить барабанчик, который уже не просто проворачивался, а вращался наподобие щедро смазанного подшипника.

— У вас есть отвертка, сержант? — спросил я.

— Не держим, — ответила красивая.

— Колесико ногтем снимается, — подсказала Зина, — а чтобы дальше разобрать, надо дверь открыть.

— Каким же образом он открывается сам?

— Ну, не то, чтобы совсем сам. Просто: покрутишь, покрутишь подергаешь, покрутишь, покрутишь…

— Ясно, — сказал я. — И так — два-три часа… Это хорошо, что удобства есть.

— Отчаялись? — спросила красивая. — Или вам действительно не к спеху?

— Действительно, — буркнул я, осторожно садясь на стул у стеночки (который был не иначе как ровесником замк`а). А едва усевшись и выпрямившись, я увидел Хельгу.

Она вышла из-за стеллажей, уже одетая для улицы — в голубовато-пепельный плащ с широкой черной оторочкой и с таким же пояском. Волосы она убрала под черную шаль с единственной вышитой на ней алой розой. Она смотрела на меня с ожиданием, о чем-то явно спрашивая глазами, но я был раздражен и не понимал вопроса.

— Виктор, ты идешь? — спросила она словами.

— А чай? — вскинулась Зина.

— Извините, девочки. Я заварила, но попейте сами. А нам пора. Идешь, Виктор?

— Я бы с удовольствием, — проговорил я. — Но…

— Тогда пошли!

Хельга повернулась и шагнула обратно за стеллажи.

А я стоял и довольно глупо вертел головой, оглядываясь то на запертую дверь, то на стеллажи, то на обеих Хельгиных подружек. Они улыбались. Разными улыбками.

— Вы знаете, — сказала Зина, — у Хельги получается просто волшебный чай. А я бублики купила…

— Идите, капитан, идите, — сказала красивая. — Вы — Хельгина добыча, а не наша.

— Добыча? — переспросил я. — Там что — зал для трофеев?

— Там налево удобства, а направо — запасной выход. Есть и еще одна дверь, но туда не надо.

— Последний секрет? — усмехнулся я.

— Вы нас недооцениваете, капитан… Идите — Хельга ждет и проводит вас. А то вы снова ошибетесь дверью и попадете не туда.

— ТУДА, — поправила Зина.

— Да, — согласилась красивая. — Первый раз вы очень удачно ошиблись дверью. Не всем так везет.

Они уже не улыбались.

— Спасибо, девочки, — сказал я.

Мне было немножко стыдно.

Дверь ТУДА была обита листовым железом и совсем недавно окрашена суриком, в пыльной полутьме на ней флуоресцировали два могучих биотических запора, врезанных тоже недавно. А за фанерной, обшарпанной дверью направо обнаружилась захламленная винтовая лестница. В юго-западной, наружной стене лестничного колодца было два обычных окна, расположенных по вертикали. Стекла в них были частью замазаны мелом, а частью выбиты и заменены разбухшим от дождя картоном. С этого края рифленые железные ступени были насквозь изъедены ржавчиной и являли собой решетку в мелкую косую клеточку. Некоторые прогнулись, одна была порвана у самой стены.

Хельга предупредила, чтобы я наступал на них осторожно, поближе к центральной опоре.

— А то как бы не загреметь, — сказала она.

— В каком смысле? — уточнил я.

— Во всех трех.

Я не тугодум, но сразу уловил только два смысла. Третий дошел до меня спустя добрых полминуты, когда я вспомнил моего денщика — сержанта Помазанника, недавно «загремевшего» в «Ключи». А сегодня почему-то оказавшегося тут. ТАМ.

Повестка… Запертый кабинет № 14… Очередь ТУДА…

Неужели все это настолько серьезно?

Папки с «парамуширцами»…

— Нет-нет! — сказала Хельга. — Положи так, как было.

С похвальным послушанием я переставил обратно к центральной опоре пустой, рассыпающийся от ветхости ящик, который только что убрал с дороги.

— Видимо, я не первый, уходящий по этой лестнице в день призыва? спросил я.

— Потом, — сказала Хельга. — Смотри под ноги.

Очередное препятствие я не стал убирать. Вместо этого я ухватился за центральную опору и перенес тело через пять или шесть ступенек сразу. Утвердился на новом плацдарме и посмотрел вниз — осталось всего ничего. Посмотрел наверх и заявил непререкаемым тоном:

— А вот здесь я тебя перенесу.

— Конечно, — согласилась Хельга. — Я так не смогу.

Она присела и положила руки мне на плечи.

Святые сновидцы! — я так давно не носил на руках женщин! Ника не в счет, я имею ввиду незнакомых женщин. Оказалось, что это занятие требует постоянного навыка… Я, конечно же, справился — и с лестницей, и с Хельгой, и с самим собой, — но при этом я сам себе напомнил моего же бедного белого слона с электрической лампочкой кое-где. Слава Богу, я, кажется, не засветился. Во втором смысле…

Теперь нам осталось преодолеть последние пять ступенек. Три из них отсутствовали: похоже, они были давным-давно срезаны автогеном. Верхняя, разорванная посередине, скалила из-под ржавчины точки свежих разломов. А на нижней громоздилась пузатая металлическая фляга, заляпанная давно высохшей краской. Пол под лестницей был тоже захламлен — лишь в полуметре от последней ступеньки, за флягой, я углядел свободный пятачок пыльного кафеля.

Кажется, на нем были следы…

До фляги вполне можно было дотянуться ногой и встать на нее, а потом уже спрыгнуть на пятачок, но Хельга сказала:

— Нет. Давай так же.

Я сделал так же — снова ухватился за центральную опору, пронес тело над флягой, стараясь не задеть ее ногами, и опустился. Точнехонько на пятачок. Ну, разумеется, я не первый! Маршрут был явно кем-то подготовлен и отработан: под носом у НИХ, и такой, чтобы с первого взгляда казался неодолимым без шума. Сунешься — загремишь. Во всех смыслах.

Ай да девочки с секретами.

«Господин капитан, как вам нравится роль дезертира? Вживаетесь, ваше благородие?»

«Стараюсь, Витенька. Приходится…»

Я проследил взглядом остаток маршрута до фанерной двери сбоку от окна (точно такой же, как наверху, но чуть поновее) и повернулся к Хельге. Она снова присела и положила руки мне на плечи, а я покрепче ухватил ее за бедра, готовясь поднять и перенести.

«Нет!» — крикнула она глазами, до боли сжав пальцы у меня на ключицах.

«А как?» — спросил я глазами.

— Надо подождать, — шепнула она. — Замки боятся…

И в ту же секунду наверху, в тупичке за тонкой фанерной дверью, один за другим протяжно всхлипнули два биотических запора. Мы окаменели, став похожими на необдуманно усложненную скульптурную группу. Коварная фляга, почти касаясь мятым боком моего колена, искушала опереться на нее. Но я уже видел, что этого делать нельзя, и терпел.

Нервная профессия — дезертир. На Парамушире было проще.

— Эй! Ареста-анты-ы! — донесся сверху довольно приятный, низкий баритон. — Тащите ключ — вызволю!

Это был обычный голос обычного человека: весьма занятого, предельно уставшего и даже слегка одуревшего от скучной, однообразной писанины, но неизменно доброжелательного и умеющего радоваться жизни. И не было в этом голосе ну ничегошеньки от парамуширской нежити, а очень много было от сержанта Помазанника — Леонтия моего Николаича, шутками да прибаутками отвечавшего на мое уставное хамство, а после той страшной ночи, когда выжгли мы весь наш второй взвод — все то, во что он превратился, хлеставшего меня наотмашь по щекам и вливавшего в меня, через сжатые мои зубы, неразбавленный спирт…