Но, слава Богу, завтра все кончится, а пока надо быть осторожной, бдительно следить за мешочком с золотом и ждать, когда похититель проявит себя. О боги, как она устала, промокла, голодна! Джесси поставила термосы и коробки на сиденье повозки и вскарабкалась внутрь. Внутри фургона Джесси расчистила место для своего спального мешка, сдвинув в сторону припасы. Кофе и еду она поместила на крышке ящика с золотом, где держала и фонарь, обнаруженный ею в одном из ящиков. Теперь, с зажженным фонарем, молодая женщина почувствовала себя лучше – в закрытом пространстве удерживались свет и тепло. Еда подождет, а пока надо поскорее избавиться от мокрой одежды.

Джесси достала из рюкзака последнее, что у нее было из одежды, – безразмерную футболку, в которой нередко спала. Стащив с себя мокрое белье, Джесси натянула мягкую хлопчатобумажную футболку прямо на тело, а промокшие кроссовки заменила парой гольфов, достававших до колен. Оставалась вытереть досуха волосы.

Ритмичный шум дождевых капель, падавших на брезент, воспринимался ею как символ одиночества. Может быть, она осталась одна в лагере и даже не знает этого. Джесси была одинока почти всю жизнь, но сейчас это чувство было особенно ощутимо.

Постепенно Джесси выбралась из хаоса мыслей к главному. Поездка заканчивается. Гейб скоро уедет. Она никогда не смела надеяться, что удастся снова разжечь огонь, согревавший прежде их обоих. Тем более что она не использовала в эту встречу ни один предоставленный ей судьбой шанс. Ну почему она не сказала Гейбу о своих сожалениях по поводу того, что оттолкнула его десять лет назад?!

Он тоже любит ее, Джесси знала это. Чувство, некогда согревавшее их, живо, однако они научились его прятать… Особенно Гейб, поживший на чужбине и набравшийся жизненного опыта. Раньше он танцевал под дудку своего семейства, в то время как она выбирала свой путь и самостоятельно принимала все решения.

Так или иначе, теперь он снова уходит. Ей остается только попытаться взять себя в руки и вернуться к прежнему существованию. А пока как-то надо дожить до утра.

Позаботившись о мулах и лошадях, Гейб переговорил по радиотелефону со связным. Встречу назначили после полуночи, чтобы без свидетелей передать мешочек с золотом из рук в руки. Заодно Гейб поставил в известность шефа о своем намерении рассказать Джесси правду о себе, о службе в Бюро расследований. Тогда она перестанет опасаться, подозревая в нем афериста.

Случайно бросив взгляд на свой фургон, Гейб замер. Ему стало не по себе: силуэт Джесси четко прорисовался на брезенте фургона, освещенного фонарем изнутри. Вот она расстегнула рубашку и выскользнула из нее, освободила ноги от тесно облегающих джинсов и через отверстие в тенте положила мокрую одежду на переднее сиденье. Осушив тело полотенцем, она натянула что-то на себя и встала.

Гейб двинулся к фургону и, не отдавая отчета в своих действиях, проник под тент. Повозка качнулась под его тяжестью, и Джесси испуганно вскрикнула. Гейб увидел, как она своим телом закрыла ящик с золотом. В глазах Джесси был испуг, но она храбро сжимала над головой термос, готовая использовать его в качестве оружия. Ее поза напоминала стойку метательницы копья.

– Что ты здесь делаешь, Гейб?

– Я… я…

Что, черт возьми, он действительно делает, пугая ее до смерти?

– Извини, Джесс. Я не хотел тебя напугать. Просто я на мгновение забылся.

– Забылся? Что это значит?!

Она продолжала угрожающе потрясать термосом над головой, хотя выражением глаз больше не напоминала загнанного охотником оленя.

– Понимаешь, я увидел тебя, то есть твою тень, на брезенте и…

– О-о! Ты подсматривал, как я раздеваюсь?!

Ну, можно ли допускать такие оплошности? Почему она не подумала об этом?

– Прости, но все случилось так неожиданно. У меня вдруг возникло такое чувство, будто на всей Земле остались лишь мы с тобой, не считая двух стариков, которым до нас нет дела.

– Но мы ведь не последние обитатели Земли, не так ли, Гейб? Поэтому уходи.

– Джесс! Давай немного поговорим. Раньше мы всегда находили возможность излить друг другу душу, как бы глубоко ни застревали событий. Что между нами происходит?

– Гейб, поверь, я не знаю. Не имею представления, зачем ты здесь и почему кому-то потребовалось посылать мне записки с предостережениями. Не понимаю, чего ты добиваешься, но мои нервы больше не выдерживают.

– Ты получила записки с предостережением?! Покажи мне их!

– Да, только одну, и я… я ее уничтожила.

– Джесси, прости меня. Я должен был быть откровеннее с тобой. Я скоро все расскажу тебе, но пока ты должна верить мне на слово.

Опустив термос, Джесси села. Глаза ее наполнились слезами, губы дрожали.

– Слишком поздно. Ты приехал охранять золото. Тебе не о чем беспокоиться. Золото в целости и сохранности. Уходи, Гейб.

– Но ты же не вышвырнешь меня под такой ливень, – страдальчески протянул Гейб.

Джесси побледнела. Все было против нее – дождь усилился, капли барабанили в тент словно пули. Зато здесь, внутри, было светло и уютно…

– Не вышвырну. Увы, я не способна на такую жестокость. Вот твой ужин, только кофе, может быть, уже превратился в мороженое. Садись.

– Ты не разрешишь мне стянуть с себя эти мокрые тряпки?

– Только если потушишь свет.

Гейб взял свой саквояж, вытащил сухую одежду и задул фонарь.

Джесси закрыла глаза, хотя в полной тьме это было излишней предосторожностью. Впрочем, даже с закрытыми глазами она могла видеть Гейба. Зрение для этого не требуется: образ Гейба сопровождал ее почти всю жизнь.

– Джесс, ты помнишь, как мы в самый первый раз купались обнаженными?

– Нет!

И все же она не забыла. Это произошло в то, первое, лето. Ей исполнилось шесть, ему – десять. Они играли вместе на озере, и тогда их ничуть не смущал вид своих обнаженных тел. Но когда ему стукнуло шестнадцать, начали происходить странные вещи. Голос его ломался, появился пушок на верхней губе и на груди, уже тогда широкой и мускулистой, и Джесси потребовала, чтобы впредь они плавали только в купальных костюмах. Однако тут же возникло затруднение, ибо у нее такового не было. Пришлось обходиться шортами и бюстгальтером. Новшество совпало с едва заметными переменами в их взаимоотношениях. Джесси помнила свои тогдашние чувства: то и дело необъяснимое волнение будоражило все тело двенадцатилетней девочки, и сейчас она испытывала что-то похожее…

– Нет, – солгала она. – Однако я вспоминаю, как мы купались вместе в последний раз. Я понимала, что ты самый красивый из наших парней, и тебе, должно быть, неудобно, что тебя видят с таким гадким утенком, как я.

Гейб хмыкнул:

– Я тогда думал по-другому, но теперь, оглядываясь назад, склоняюсь к мысли, что в твоих словах есть доля правды. Ты, еще почти ребенок, смотрела на меня как на мужчину, и оттого я и впрямь чувствовал себя мужчиной.

– Неужели наши взаимоотношения строились только на сексе, Гейб?

– Нет, черт возьми! Сексуальный элемент в моих чувствах к тебе был минимальным. Мне не с кем было общаться, не с кем поделиться чувствами и переживаниями. Юнцы всегда распускают хвосты друг перед другом, желая любой ценой произвести впечатление на окружающих. У них на уме один секс. У нас с тобой все было по-другому. Мы говорили об учебе, о жизни, о наших мечтах…

Да, так оно и было. Джесси не забыла их долгие дискуссии об исторических событиях, греческой мифологии, поэзии. Гейб вступил в драматический кружок, и она помогала ему репетировать. Например, выступала в роли Джульетты перед своим Ромео. Конечно, когда в колледже Джесси записалась в драмкружок, она сделала это не из-за Гейба. Но все песни, которые исполняла, она мысленно посвящала Гейбу…

В темноте нахлынули воспоминания. Сердце забилось сильнее. Джесси стало трудно дышать. В темноте Гейб коснулся коленями ее ног. Она ждала этого, но теперь ее начали мучить сомнения. Ведь Гейб вернулся не к ней, он приехал в Делоунигу с какими-то своими целями…