– Каким образом? – резко спросила она. – Приглашая меня давать тебе советы по садоводству и кормя обедом?

У Роберта скривился рот, как если бы он собрался рассмеяться, а ее поразило собственное желание протянуть руку и дотронуться до его губ, обвести так хорошо знакомые контуры губ.

– Нет, не совсем. Я это скорее делал для себя. Я не прошу тебя простить меня – почему ты должна это делать?

– Тогда чего ты хочешь? – спросила она вызывающе.

Он посмотрел на ее лицо серьезным задумчивым взглядом, как будто искал в нем что-то, а затем медленно сказал:

– Может, просто возможности доказать тебе, что я действительно изменился.

– Мы оба изменились, Роберт, – сказала она яростно. – И я изменилась.

– Да, – согласился он. – Ты изменилась. – Она почувствовала, что он еще сильнее сжал ее руку. – Сейчас ты женщина, Холли, а не девочка. И неужели эта женщина не может забыть все и попробовать начать сначала?

– Не вижу причины поступать так. Никакой причины…

– Нет, она есть. Вот она, – поправил ее Роберт, и когда она удивленно взглянула ему в лицо, она поняла, что он поцелует ее… Она знала это, но ничего не сделала, чтобы остановить его… а просто стояла и дрожала, как будто в лихорадке.

Его ладони были теплыми, как лучи солнца, а кончики пальцев слегка неровными, и он гладил ее кожу, а его глаза смотрели прямо ей в лицо.

Он всегда так целовал ее, с открытыми глазами и шептал, чтобы она делала также. Когда она попыталась протестовать, он сказал ей резко, что хочет видеть, что она чувствует, когда он целует ее… что он хочет заглянуть ей глубоко в сердце и душу и знать, что она делит с ним его страсть… и его любовь.

Но сейчас она держала глаза открытыми в целях самозащиты, боясь закрыть их, чтобы окончательно не оторваться от реальности и не улететь туда, где рассудок существовать не мог.

– Холли. – Он выдохнул ее имя. – Это все еще осталось, правда? – И он стал целовать ее – нет, не целовать, он стал возбуждать ее чувства, лаская ее губами до тех пор, пока у нее не закружилась голова и ее не обожгло желание.

Он все еще держал ее лицо в своих руках и нежно гладил ее, находя чувствительные места у мочки уха и нежного изгиба шеи. Она захотела было запротестовать, но поняла, что этот безмолвный протест может быть расценен как мольба о большем.

Роберт опустил руки, чтобы прижать ее ближе к себе и… она позволила ему сделать это, разом став податливой и мягкой как воск. Он прижал ее к себе так крепко, что ее сердце стало биться в унисон с его.

– Холли, Холли…

Действительно ли он шептал ее имя или это шелестела трава на ветру? У нее закружилась голова, и она поняла, что теряет над собой контроль.

Сознание этого заставило ее напрячься, и она замерла в руках у Роберта.

– Холли.

– Нет… нет. Я не хочу этого, – сказала она отчаянно, отстраняясь от него. – Пусти меня, Роберт. Я не за этим сюда пришла – и если ты думаешь, что я настолько глупа, что позволю тебе использовать меня, как ты это делал раньше… Если ты думаешь…

– Ты ответила на мои чувства, – проговорил он мягко. – Ты…

Она должна была положить этому конец, иначе будет поздно.

– Я – женщина, а не девочка. Конечно же, я ответила… как я бы ответила на ласки любого другого привлекательного мужчины при подобных обстоятельствах. Мы взрослые люди, Роберт, и оба понимаем, что такое сексуальное влечение.

Ей пришлось отвернуться, чтобы он не догадался, что она говорит неправду. Никогда до этого она не отзывалась так на других мужчин, и она поняла, что не сможет и в будущем. Но от сексуального влечения никуда не деться. Ее тело вспомнило, что когда-то он был ее любовником, и оно отозвалось на воспоминание, на прошлое – а не на того человека, каким он был сейчас.

– Мне, кажется, пора домой, – сказала она резко. – А если тебе действительно нужен совет относительно сада, то, я думаю, тебе следует поступить так, как сказала Анджела, и пригласить специалистов. Или почему бы не позвонить самой Анджеле? Уверена, она с удовольствием приедет – и разделит с тобой обед.

Она повернулась и пошла через лужайку, но, вспомнив, что ее машина осталась дома, замедлила шаг, и тогда он нагнал ее и спокойно сказал:

– Извини, если я расстроил тебя. Я только хотел… – Он замолчал и покачал головой.

– Впрочем, не важно. Я отвезу тебя домой. Он заметил ее взгляд и саркастически улыбнулся.

– Не бойся, тебе ничего не угрожает. Если ты так хочешь…

Холли не могла оставить это так. Она заставила себя посмотреть на него внимательным пристальным взглядом.

– Да, именно этого я хочу, – сказала она с чувством, уверяя себя, что это правда и те чувства, желания и пыл, которые она испытала в его объятиях, всего лишь отзвуки того, что давно мертво и начисто забыто.

Она понятия не имела, зачем Роберт преследует ее и чего в действительности хочет, но одно знала – она не доверяет ему и не может доверять, и будет проще и мудрее дать понять, что ему нет места в ее жизни. В конце концов, ему совсем не сложно будет найти женщину, которая была бы просто счастлива…

Счастлива от чего? Счастлива стать его любовницей? Эту роль он ей уготовил? В конце концов, он жил в Нью-Йорке. Он наверняка знает, что значит вести беспорядочный образ жизни. Так, конечно же, надежней всего заниматься любовью с той, которую он знал еще девственницей. Она горько усмехнулась своим мыслям. Еще надежней, чем он думает, поскольку после него у нее не было никого.

В тот вечер у Холли было свидание с Джоном. Она готовилась к нему нехотя, ругая саму себя за это. Если бы она решила выйти замуж, Джон был бы идеальным мужем. Он вполне мог полюбить ее. Он уважал ее и никогда бы не стал пытаться давить на нее. Он был бы преданным мужем и отцом, и ей казалось, что он чувственный и пылкий любовник. Тогда почему, притом что она все-таки хотела семью, несмотря на то, что сказала Роберту и прятала это желание глубоко в душе, почему она отвергала Джона, вместо того чтобы поощрять его? Почему, всякий раз, когда он пытался обнять ее, она застывала и старалась высвободиться? Почему, с какими бы мужчинами ни встречалась, она совершенно не могла ответить на их чувства?

Было ли это от того, что Роберт причинил ей боль, или она боялась, что никто другой не сможет вызвать в ней то, что вызывал он, что ни один мужчина, кроме него, не сможет поднять ее до таких высот экстаза? Она содрогнулась. Поэтому ли сегодня днем она не сопротивлялась ему, а просто стояла, пока он обнимал, гладил, целовал ее?

Неужели она и в самом деле настолько глупа?

Ее и Джона вместе с другими тремя парами пригласил на ужин его коллега, главный хирург госпиталя.

С хозяином и хозяйкой Холли доводилось встречаться и раньше, но других гостей она не знала и когда они приехали в большой современный дом на окраине городка и к ней все стали относиться как к знаменитости, она почувствовала себя не в своей тарелке.

За ужином мужчины наперебой стремились завладеть ее вниманием, делая ей комплименты по поводу ее деловых качеств.

– С вашей стороны было очень проницательно воспользоваться такой модной темой, как защита окружающей среды, – сказал один из них не без зависти.

Холли сжала губы и холодно ответила ему, что она просто считает долгом для каждого взрослого человека думать об этом в интересах грядущих поколений.

Мужчина растерялся. Ему было где-то под шестьдесят, у него были редеющие волосы и талия, которая свидетельствовала о гастрономических излишествах. Жена его была худощава и нервна. Холли заметила, что она напрягается всякий раз, когда он начинает говорить, как будто опасается его.

Как бы по контрасту, другая пара приблизительно того же возраста была совершенно иной, оба супруга были начитаны и не консервативны. Жена недавно записалась на университетские курсы для взрослых и изрядно развеселила всех, рассказав, как трудно вновь привыкать к учебе, занимаясь в классной комнате вместе с подростками.