От безделия приходит скука, от неумения переключиться, от повседневной, парой однообразной работы наступает неудовлетворенность. Отношение к работе как к обязанности, а не как к творческому процессу приводит к тому, что работа становится в тягость.

В моем распоряжении были две книги, стопка чистых листов бумаги, гантели, эспандер. Все эти рабочие инструменты распределились в свободные минуты поочередно между рисованием на вольную тему, чтением рассказов, занятием физическими упражнениями, заучиванием и чтением наизусть онегинских глав. Читать рассказы я старался экономнее, чтобы растянуть их до конца дней своих в сурдокамере. И так экономил, что, когда настал последний день «заключения», оказалось, что книга прочитана не полностью.

В часы бодрствования размышляю о событиях последних месяцев, событиях, которые и привели меня в мою теперешнюю обитель.

Вспоминаю дни, проведенные в госпитале, где отбирали будущих космонавтов. Главными судьями здесь были врачи самых различных специальностей. Каким должен быть космонавт? Шли жаркие споры, сталкивались различные точки зрения. У одних требования были чрезмерно высокими. Космонавт представлялся им сверхчеловеком. Другие, наоборот, утверждали, что в космос можно послать человека любой профессии, средних психофизических данных. Все это нетрудно понять: рождалась новая, неведения человечеству профессия, и только наука, подкрепленная жизнью, практикой, могла дать точные критерии, определяющие облик космонавта.

Летчиков из разных частей, кандидатов в космонавты, было немало. Все быстро познакомились как всегда бывает, когда людей объединяет одна цель, одна желание, одна профессия.

По засыпанным желтыми листьями дорожкам прогуливались они в свободные от процедур часы, обсуждая последние события, новости.

- У меня сегодня что-то с пульсом случилось, - удрученно говорил один из летчиков. - Вдруг ни с того ни с сего подпрыгнул. Врач трижды измерял. Удивляется.

- Может, это от безделья?

- А что ты думаешь? Привык к полетам, к перегрузкам, - горячо заговорил первый. - А тут анализы да проверки. Скукота.

Желание стать космонавтами было у всех сильное, но мы знали, что не все пройдут комиссию, многие из нас должны будут возвратиться в свою часть. Однако это ни в какой мере не мешало нашей дружбе. Ни у кого из нас не было даже тени зависти или эгоистического желания опередить других. Мы понимали, что дело, ради которого нас оторвали от летной работы, нужно Родине. Этим все сказано. Конечно, многие переживали неудачи и с тяжелым сердцем возвращались в родной полк - не суждено было осуществиться их мечте.

Мы знали все, что уже сделано нашим народом, учеными, партией в покорении космоса. Первый, второй, третий искусственные спутники Земли, первая космическая ракета - важнейшие этапы в решении исторической задачи овладения космосом. Нас поражал быстрый рост веса спутников и космических ракет: 83,6 килограмма - вес первого спутника, 608,3 - второго, 1327 - третьего и почти полторы тонны - вес первой космической ракеты, умчавшейся в звездное пространство во второй день наступившего 1959 года.

Советская социалистическая система, наша мощная экономика, таланты ученых и специалистов, неустанная забота партии, ее Центрального Комитета с каждым днем выводили страну на новые рубежи в овладении космосом.

На очередь встал вопрос о полете в космос человека. Вспомнился первый разговор на космическую тему с представителями из Москвы.

Однажды, завершив выполнение заданий в зонах, возвращались мы поодиночке и парами в район аэродрома.

В эфире один за другим раздаются голоса:

- Задание выполнил. Разрешите посадку?

Далеко внизу, под многослойной облачностью, протянулась узенькая лента бетонки нашего аэродрома, а мы, купаясь в море солнечного света, ждем разрешения на посадку.

Подаются команды на снижение по эшелонам, и один за другим касаются колеса наших «мигов» посадочной полосы. Задание выполнено. Можно думать и об отдыхе. Но меня вызывают к командиру. Прихожу, докладываю.

- Мы тут советовались, - как всегда, спокойно, словно речь идет о самом обычном деле, начал разговор Подосинов. - Идет отбор кандидатов для переучивания на новую технику. Мы решили вас рекомендовать. Согласны?

Я ответил немедленным «да».

- Об этом пока никому не говорите, - напутствовал командир, - а вот с Тамарой посоветуйтесь.

- Она согласится.

- Конечно. Но не так это просто. Надо хорошенько объяснить... Хорошенько... - Подосинов многозначительно посмотрел мне в глаза, словно желая подчеркнуть, что будущий разговор окажется не таким уж простым, как он мне представляется. - Идите сейчас в мой кабинет и доложите, что прибыли для беседы.

Прав оказался Николай Степанович в своем совете, как, впрочем, был прав во всех других случаях. Его опыт, знание жизни, людей и человеческой психологии не раз оказывали нам, молодым летчикам, неоценимую помощь как в воздухе, на земле, так и в делах семейных. Его советы пригодились мне и на этот раз, перед принятием решения о новой профессии. Тут действительно стоило поразмыслить.

В кабинете командира части, куда я, спросив разрешения, вошел и доложил, как предписывает устав, были двое. Один из них - врач. После того как были выяснены дата и место рождения, происхождение, образование и семейное положение, я услышал вопрос: «Хотелось бы вам летать на новой технике?» «Конечно, хотел бы, - ответил я. - Я летчик, а какой же летчик, да еще молодой, не хочет летать на более скоростном, более высотном, более современном самолете?!» Моим ответом собеседники, казалось, остались довольны. Я сказал то, о чем мы с товарищами мечтали и жарко спорили на аэродромах и в классах училища еще и теперь, здесь, в гвардейском полку. Авиация наша обретала новое качество: скорости военных самолетов измеряли теперь тысячами километров в час, высоты полетов - десятками километров. Авиационная техническая мысль одолела еще одну ступень, шагнула через звуковой барьер. И то, что до этого времени было предметом исследования, уделом избранных - летчиков-испытателей, теперь вручалось в руки защитников советского неба, в руки моих сверстников, летчиков строевых частей.

- Ну, а на ракетах хотелось бы попробовать полетать? - Этого вопроса я, признаться, не ожидал, и, вероятно, по выражению моего лица доктор понял, что мне на этот вопрос сразу ответить трудно. - На ракетах, на спутниках, например. Я не сомневаюсь, вы следите за запусками и, вероятно, как и многие, ищете их в вечернем небе. И, как пишут в газетах журналисты, приближается время, когда человек отправится в полет на спутнике.

Собеседники выжидательно замолчали.

- Тут надо подумать. Сразу трудно ответить...

- Это верно, подумать надо. И хорошо подумать. У вас еще будет для этого время. Я бы хотел получить от вас пока ответ в принципе.

- Если в принципе, то согласен. Пока я мало что знаю о полетах на спутнике, но это, должно быть, чрезвычайно интересно. Я согласен.

- Хорошо. Разговор наш не для улицы. Будут спрашивать товарищи, скажите, что предлагали переучиваться на новую авиационную технику. Когда понадобитесь, мы вас вызовем. Пока думайте, летайте, набирайтесь опыта. Желаю успеха!

Разговор окончен. Длился он не более десяти минут, по данных в мою «кибернетическую машину» было введено много. Есть над чем подумать, поразмыслить. Отец говорил, что, если взялся за дело, непременно делай его добросовестно и доведи его до конца. Я же, еще не успев встать крепко на ноги как военный летчик, «в принципе согласился» заняться новым делом. Смогу ли я, хватит ли знаний моих, достаточно ли опыта летного для такого дела? Я ведь толком-то ничего и не знаю о полетах на спутниках, о космосе, о космической технике. К тому же теперь я не один: Тамара готовится стать матерью. Правда, она меня всегда поддерживает в моих начинаниях и решениях, но здесь вопрос другого плана.

Тамара ждала меня лишь к утру, после полетов, и была очень обеспокоена, когда я, возбужденный, ворвался в дом.