— Он ранен, миледи! — Кто ранен? — от страха у нее закружилась голова.

— Фулк ранен! Милорд ранил его в левую руку. Но он все равно дерется…

Однако и усталость, и боль в руке не могли не сказаться. Фулк пожалел, что не поймал Рейнера на слове и не дал себе часок отдохнуть. Рейнер бы не отказался от своих слов… Теперь слишком поздно. Надо идти до конца, что бы там ни было.

— Сэр Рейнер атакует! Он жмет Фулка! Опять ранил его! Он упал! Фулк упал! — восторженно заорал Томас и побежал к своему хозяину.

Рейнер ранил Фулка в правый бок, но хотя рана сильно кровила, она не была смертельной. Фулк потерял шлем, лежал на земле и смотрел вверх ненавидящими глазами. Рейнер имел полное право добить его, и Фулк не задумался бы сделать это, будь он на его месте, он бы и «Отче наш…» не дал ему сказать. Рейнер понимал это не хуже самого Фулка.

— Убейте меня и покончим с нашим раздором, кузен, — с трудом выдавил из себя Фулк. Лицо его было искажено от боли.

— Нет, не могу. Ведь мы все-таки родственники. Могли бы быть друзьями.

— Мы желаем одну женщину и никогда не будем друзьями.

Теперь Рейнер точно знал то, о чем лишь подозревал раньше. Всего на одно мгновение он позволил гневу овладеть собой, но быстро спохватился и приказал Томасу:

— Пойди в монастырь и приведи братьев. Пусть они заберут этого негодяя. И догоняй нас. — Потом он опять повернулся к кузену. — Если ваши раны и ваша подлость не доконают вас, кузен, надеюсь, вы обратите ваш меч против сарацин.

Почти теряя сознание, Фулк все же видел, как Рейнер обнял Алуетт, посадил ее на коня и ускакал вместе с ней и ее служанкой. «Я проиграл, — подумал он. — Филиппу Французскому лучше не показываться на глаза. Но Алуетт все равно будет моей. Даже если мне придется пойти на сговор с самим Саладином. Алуетт де Шеневи будет моей»

Остальная часть пути прошла спокойно, и на четвертый день они въехали в Мессину.

— Я отвезу вас прямо во дворец Ричарда, — сказал Рейнер, сворачивая на боковую дорогу, чтобы не ехать через весь город. — Лучше вам побыть там, пока Филипп не узнает о вашем возвращении.

— Рейнер, а что будет с Эрменгардой? — чувствуя за собой вину, спросила Алуетт.

Если бы не ее преданность, быть бы ей и теперь в монастыре, а она даже ни разу не вспомнила о ней, поглощенная угрозами Фулка и своей любовью. Алуетт подумала, что Эрменгарда, наверное, будет ревновать ее к Инноценции, быстро научившейся всему необходимому. Инноценция молода, у нее быстрые руки, зоркие глаза и ей не надо ничего повторять дважды. Но Алуетт не причинит боль Эрменгарде. Рейнер уже успел рассказать ей, что Эрменгарда изменила свое отношение к нему, и тем самым укрепил ее в решении отдать себя безраздельно во власть англичанина. Надо будет предупредить Инноценцию, чтобы она постаралась умилостивить старуху.

— Я пошлю за Эрменгардой, — пообещал Рейнер. — Но сначала мне надо поговорить с королем Ричардом.

Ричарда они нашли в отличном настроении. Полулежа на кушетке, он слушал, как Блондель, сидя у его ног, играет на лютне. Рейнеру показалось, что Ричард торопливо отдернул руку, ласкавшую шею трубадура, когда они вошли в комнату Коротко, не вдаваясь в излишние подробности, он рассказал королю обо всем, что случилось в Палермо, о дуэли с Фулком и о том, почему Алуетт невозможно вернуться к Филиппу.

— Понятно, — задумчиво произнес Ричард, поглаживая бородку. — Думаю, ты вел себя достойно. Наверно, все же ради безопасности надо было прикончить гадину… Прошу прощения, леди Алуетт, — торопливо извинился он. — Ну уж ладно. Я не осуждаю твою даму за то, что она не хочет возвращаться к… Филиппу. — Ричард вовремя поймал себя за язык. — Пожалуй, нам надо готовиться к обручению, и чем быстрее, тем лучше. Иначе Филипп устроит нам скандал. А как же! Честь дамы!

— К обручению? Но я не…

Алуетт запнулась на полуслове, чувствуя, как краснеют ее щеки. Сможет ли она объяснить что-нибудь Ричарду, если и сама ничего не понимает?

— Не что?

Ричард поглядел на Рейнера.

— Девичьи отговорки, — сказал Рейнер, не желая еще больше смущать Алуетт и многозначительно подмигивая своему королю.

Ричард внимательно оглядел своего красивого вассала и очаровательную слепую женщину. Его не проведешь! Он душу готов заложить, что Рейнер уже завладел ею и ей это пришлось по вкусу.

— Леди Алуетт, вы его любите? — спросил он с грубоватой прямотой.

— Я? О… да, — прошептала она и покраснела еще сильнее.

— Вы ни с кем не помолвлены? И не постриглись в монахини?

— Нет, ваша милость.

— Ваш брат Анри согласится на ваш брак, как вы думаете?

Алуетт была как в тумане.

— Думаю, да, ваша милость, если только не поддастся на угрозы короля Филиппа, своего сюзерена.

— А! Ну, Филиппа я уговорю, — хмыкнул Ричард; радуясь тому, что заставит жирного французского короля поступить по-своему.

— Ваша милость… — начала было Алуетт, еще не зная, что скажет, но все-таки желая высказать свои возражения.

Рейнер больно ткнул ее в бок локтем, что осталось не замеченным для короля, но остановило Алуетт.

— Да?

— О… Нет… Ничего. Ваша милость, я жду ваших указаний и… благодарю вас.

Она присела в изящном реверансе перед королем и позволила Рейнеру увести себя.

Рейнер привел ее в крошечную комнатушку, чудом не занятую переполнявшими дворец рыцарями, и только хотел поручить ее заботам горничной, как Алуетт ухватилась за его руку.

— Рейнер, вы должны объяснить королю. Вы знаете, что мы не можем обручиться! — сказала она упавшим голосом.

— Каким образом, Алуетт? — холодно спросил Рейнер. — Неужели вы думаете, глупенькая, что Филипп позволит вам быть тут, если мы хотя бы не обручимся? Вам придется вернуться к нему.

Он опять терялся в догадках, почему она совсем не возражает называться его любовницей, а выходить за него замуж не желает? Неужели это все от нелепой гордыни?

— Я никогда не вернусь к Филиппу, — сказала она, вздрогнув всем телом.

— Тогда придется обручиться. Но ведь обручение — еще не венчание, Алуетт. Вы можете сказать, что хотите венчаться в Иерусалиме… или, где хотите. А тем временем мы можем безопасно проводить время вдвоем. Любимая, разве ты не хочешь быть со мной? Его голос успокаивал и ласкал ее. Потом он обнял ее, его теплое дыхание пощекотало ей шею, отчего дрожь пробежала по спине. Трудно думать, когда он вот так совсем близко… разве лишь о прекрасных ночах, которые они провели вместе по дороге в Мессину, когда он успешно учил ее искусству любви…

— Ладно, — вздохнула она, и он почувствовал облегчение.

— Прекрасно. Я позову Инноценцию и пошлю за Эрменгардой. До ужина мы, наверное, не увидимся. Ричард наверняка решил, что позволил мне слишком долго играть в возлюбленного, и заготовил для меня дюжину поручений.

Рейнер был доволен своей победой, даже если она согласилась на обручение, чтобы вновь не попасть в лапы Филиппа. Обручение, конечно, не венчание, но все же нечто законное. Может, ему надо постепенно приучать Алуетт к тому, что ей придется рано или поздно стать его женой, а в том, что она ею станет, Рейнер больше не сомневайся.

Ричард не стал тянуть и на другое утро встретился с Филиппом. Измученный бездельем в ожидании весны, он воспрянул духом в ожидании стычки с Филиппом, словно ему предстоял бой с самим Саладином. Он подумал было прихватить с собой Рейнера. Пусть его за это на год отправят в ад, но не упускать же возможности посмотреть, как побледнеет Филипп при виде рыцаря, которого приказал убить. Ричард верил, что у него еще будет случай посчитаться с Фулком де Лангром. И он его не упустит. Английский король и думать забыл о своем недавнем покаянии.

Когда его провели в тронный зал, где Филипп, удобно устроившись на мягких подушках, играл в шахматы с Танкредом, он несколько мгновений помедлил в дверях, наблюдая за ними, а потом позволил объявить о своем приходе. Ричард с отвращением подумал, что Филипп за эту зиму растолстел еще больше. Рядом с ним он явно выигрывает: высокий, больше шести футов, крепкий и ловкий, хотя Сицилия располагала не к упражнениям, а к лени и удовольствиям.