Столкновение Сида и Гарсии Ордоньеса
Родриго, которому Альфонс семь лет не давал возможности для подвигов, увидел, что его час настал. Возглавив маленький отряд, взятый им с собой в качестве эскорта, он двинулся навстречу захватчикам и вступил с ними в тяжелый и длительный бой.
Воины гранадского эмира — как мавры, так и христиане — понесли тяжелые потери и наконец в беспорядке бежали, а сам Гарсия Ордоньес и многие другие рыцари попали в плен.
Старая поэма о Сиде, вероятно, сгущает краски, сообщая, что Кампеадор обидел графа Нахеры, схватив его за бороду и вырвав из нее большой клок — тяжелейшее оскорбление, которое фуэрос признавали основанием для пожизненной вражды. Но пусть до этого и не дошло, самого факта пленения было достаточно, чтобы высокомерный граф Нахеры был уязвлен до глубины души. История говорит нам только, что Сид продержал пленников три дня, чтобы удостовериться в окончательности своей победы, а потом отпустил, оставив себе, однако, шатры и оружие побежденных.
Эта победа, одержанная Сидом с небольшим числом рыцарей над многочисленным вражеским войском, имела широкий резонанс. Арабские историки называли ее не обыкновенной, а христианский народ, хуглары и хронисты, в память о ней дали графу Нахеры унизительное прозвище — дон Гарсия Кабрский, прочно связав с его именем место его знаменитого поражения. Дону Гарсии, несмотря на его родовитость и брак с самой высокородной принцессой, не хватало личного благородства и подходила обидная кличка; христиане звали его также «Курчавый Граньонец» (еl Crespo de Granon), а маврам он был известен как «Косоротый».
Кампеадор с победой вернулся в Севилью; он получил от Мутамида дань вместе со множеством даров для короля Альфонса и честно двинулся обратно в Кастилию, к своему королю. В мае 1080 г. он был в Бургосе, где находился и Гарсия Ордоньес; оба присутствовали на совете, на котором было утверждено принятие римской литургии и где, кроме обоих соперников, были также леонские графы Педро Ансурес Каррионский и Родриго Диас Овьедский, брат Химены.
Однако если населению Бургоса и могло понравиться унижение Гарсии Ордоньеса, то королю, очень расположенному к графу Нахеры, это было весьма неприятно. Кроме того, победа Родриго де Бивара возбудила у многих чувство зависти — не только у чужих и у группировки Ордоньесов, но даже у некоторых родичей самого Сида, и многие стали возводить на него перед королем ложные обвинения, которые «История Родриго» не стесняется приводить. По старой поэме мы знаем, что обвинители утверждали, будто Сид был неверным посланником, присвоившим бóльшую часть дани мавританского эмира (отметим мимоходом еще раз, с какой очевидной точностью это сообщение хугларов укладывается в лакуну, оставленную Историей). Возможно, оттенок правдоподобия этим обвинениям придало какое-то роковое обстоятельство. Признательный Мутамид мог вознаградить своего избавителя завидными подарками или, что менее вероятно, сделать Сида жертвой какого-то обмана наподобие задуманного им в 1082 г., когда он попытался выплатить дань монетами низкой пробы. Во всяком случае, в душе Альфонса стали нарастать недоверие и неприязнь к Сиду, а в результате новой инициативы героя эта антипатия резко выплеснулась наружу.
Начало Толедской войны
Мамун, великодушный эмир Толедо и Валенсии, приютивший низложенного Альфонса, в 1075 г. умер от яда. Ему наследовал его внук аль-Кадир, юноша трусливый и малоспособный, который, будучи воспитан в среде наложниц гарема, среди евнухов и рабов, постоянно находился под влиянием женщин и евнухов.
При его слабой власти обострилась борьба группировок. Основных из них было две: мудехары, или данники, искавшие гарантий мира и порядка в защите со стороны христиан, и непримиримые, которым была ненавистна любая связь с людьми иной религии. Аль-Кадир, сознавая, что не в состоянии прекратить мятежи и войны, обратился за помощью к Альфонсу, продолжая политику своего деда Мамуна. Такой политики он придерживался всю жизнь: позже он будет жить под охраной Сида.
Альфонс — несомненно с целью помочь аль-Кадиру в борьбе с непримиримыми — в 1079 г. предпринял поход в толедскую землю, с которого начался ряд непрерывных войн, продолжавшийся шесть лет; арабские и христианские историки рассматривают их как наступление на Толедо, приведшее к завоеванию этого города.
Триумф врагов Сида
Однажды, когда император отправился в один из этих походов — возможно, в апреле—мае 1081 г., — Сид по болезни остался в Кастилии. В это время мавры напали на замок Гормас, крупнейшую кастильскую крепость на рубеже Дуэро, и взяли во время налетов немалую добычу.
Услышав такие вести, Сид, вознегодовав, собрал всех своих рыцарей, раздал им оружие и устроил вместе с ними набег на Толедский эмират, опустошив в наказание его земли и взяв пленных числом до семи тысяч — мужчин и женщин, много скота, одежды и прочих богатств; все это он привез к себе домой.
Этот, второй, успех Кампеадора тоже был плохо воспринят придворными магнатами. Завистники говорили Альфонсу: мол, Родриго организовал этот набег лишь ради того, чтобы король и те, кто вместе с ним сражался в мавританских землях, погибли от рук сарацинов.
Так говорит «История Родриго», и чтобы понять это высказывание, надо вспомнить, что, хоть Альфонс и воевал с Толедо, однако боролся он только с врагами аль-Кадира, и в том же эмирате имелась также дружественная территория — северо-восток, где находились Сантавер, родовое владение семьи Мамуна, и долина Тахуньи, в которой Мамун и аль-Кадир передали Альфонсу поселения Бриуэга, Ольмос и Каналес, где во время военных операций на толедской земле король оставлял своих раненых. А эта территория как раз прилегала к Гормасу, который отстоял Сид. Может быть, Кампеадор во время своего набега нападал без разбора на мятежные земли и на земли, жители которых сохраняли верность аль-Кадиру, рискуя вызвать раздражение дружественных мавров, чем и объясняется обвинение, выдвинутое придворными.
Однако обвинителям вовсе не обязательно было ощущать особую правоту. «История Родриго» объясняет изгнание Сида лишь одной завистью и сообщает, что у Родриго были завистники даже среди его собственных родственников. Эти скрытые враги усиливали врагов открытых, среди которых было много знатных рикос омбрес, униженных Сидом при Кабре. Самый оскорбленный из всех, Гарсия Ордоньес, был самым заклятым «врагом моего Сида, всегда искавшим ему зла», как говорит «Песнь», а рядом с графом Нахеры были его могущественные родственники: брат — Родриго Ордоньес, в то время альферес короля, и шурин — Альвар Диас, названный в «Песни» явным врагом Кампеадора, сеньор Оки. К ним можно добавить самых старых противников Сида — леонцев Педро Ансуреса и всех Бени-Гомесов. В целом двор был враждебен Сиду, и завистники восторжествовали.
Завистливое злословие в тогдашней общественной жизни было чрезвычайно могучей силой. В некоторые периоды XI и XII вв. королевские наушники приобретали неимоверное влияние; эти так называемые местурерос или мескладерос,21 то есть склочники, представляли собой настоящий бич и наносили большой вред управлению страной, когда при слабом или недоверчивом короле государственная власть слабела. Нам известно, что некоторые короли того времени держали целый штат шпионов, как в недоброй памяти времена римских императоров Тиберия или Домициана, и на основе доносов преследовали или обирали знатнейших магнатов. При дворе Леона доносы были в особой чести, и, возможно, Альфонс как леонский король по происхождению поощрял их и в Кастилии; во всяком случае, и тогда и позже Сид был прекрасной мишенью для «злых местурерос», как именует их «Песнь».
