– Блейк, взгляни на эти участки низкой стены. Это не стены. Мне кажется, это мешки с песком. – Но не успел он произнести эту фразу до конца, как до него дошло, что местным неоткуда взять мешки с песком. Значит, в этих мешках не песок. Корм, бетонная смесь, что-то вроде этого. Но особого значения это все не имело, принцип был тот же самый. Блейк изучал стену в бинокль.

– Что будем делать? – наконец спросил он, очевидно, согласившись с тем, что стену соорудили из мешков с песком.

– Ничего мы не можем сделать, кроме того, что уже делаем. Не позволяй никому к себе приблизиться, не выпускай их оттуда, пока не отдадут этим городским пижонам то, что они хотят. – Вся эта операция может занять больше времени, чем полагал Тиг. И это плохо. Этот карточный домик рухнет в любую минуту, если кто-то решит сюда сунуться и поймет, что дело нечисто. Тиг понимал степень риска, но не собирался до бесконечности тянуть это дело. Он будет жить по собственному расписанию вне зависимости от того, что себе думают эти городские пижоны.

– Страховка готова?

– Готова.

Получив от Келвина тихое подтверждение того, что он удержит ее, если она упадет, Кейт начала подъем. Келвин искал наилучший маршрут, потому что подъем требовал времени, но он не нашел ни одного идеального, который бы полностью обезопасил их от возможного попадания, сделав неуязвимыми для стрелков. Подъем на скалу с этой стороны был наименее опасным и самым прямым. Кейт была рада тому, что этот путь не оказался самым трудным для подъема, поскольку и Келвин, и она долгое время не практиковались и специальной обуви ни у нее, ни у Келвина не было. Кейт чувствовала, что если ноги ее остались в хорошей форме из-за ежедневной необходимости много раз подниматься и спускаться по лестнице, то руки, плечи и спина ослабли примерно в два раза по сравнению с тем, какими они были в то время, когда она регулярно занималась скалолазанием.

Погода тоже была не самой лучшей для подъема на скалы. Ветер набирал силу, тучи опускались все ниже и ниже. Если начнется дождь, они не смогут вернуться вниз и дождаться лучшей погоды; им придется двигаться вперед, даже если от дождя скалы сделаются скользкими. Им просто нужно усилить внимание. Слава Богу, что этот подъем она могла оценить как легкий. Им предстояло подняться примерно на сто – сто двадцать ярдов, и скала не была отвесной.

До них здесь побывали другие любители скалолазания: болты и крючки уже торчали в скалах. Некоторые скалолазы убирают их, стараясь сделать так, чтобы после их ухода скала выглядела так же, как раньше, другим просто не было до этого дела. Обычно Кейт старалась не пользоваться креплениями, которые не устанавливала сама или которые не устанавливал Дерек, но на этот раз для скорости она была готова воспользоваться теми креплениями, которые на вид казались прочными.

И она, и Келвин шли в надежной связке. Поскольку у Кейт было больше опыта, она шла первой, прокладывала дорогу, и когда она, в буквальном смысле, достигала конца их каната, то останавливалась, и он шел по ее следам.

С одной стороны, тот факт, что она вернулась на скалы, приятно возбуждал, дарил восторг. Тело ее благодарно откликалось на нагрузку, приятно было чувствовать свою силу и мастерство. В то же время она всем своим существом осознавала, что этот подъем – последний, что она не вернется к этому занятию, по крайней мере, до тех пор, пока не подрастут мальчики, и сейчас пошла на это по единственной причине – к этому ее вынудили обстоятельства. И, сознавая, что этот опыт станет последним, она ловила каждое мгновение происходящего, все запахи, все звуки, сопровождавшие подъем, шелест канатов, ветер в лицо, прохладу и шершавость камня под подушечками пальцев. Окидывая взглядом местность, она видела, насколько высоко поднялась, и чувствовала удовлетворение.

Кейт нащупала ногой твердую почву, установила распорку и надежно прикрепила себя к скале. По ее сигналу Келвин начал подниматься, следуя выбранному ею маршруту. Она наблюдала за каждым его движением, схватившись за страховочный канат и готовая в любой момент потянуть за него, если Келвин оступится. Ботинки, что были на нем, еще меньше, чем ее кроссовки, подходили для лазания по скалам, так что он рисковал каждую секунду. Но недостатки его обуви отчасти компенсировались силой рук, плеч и спины. Несмотря на холодный ветер, он снял куртку, скатал ее и убрал за спину, к прочим припасам. Скалолазы обычно сухие и жилистые, и мышцы у них вытянутые, а не раздутые, как у культуристов. У Келвина были такие руки, словно он всю жизнь провел на скалах.

Холодный туман накрыл горы, и за несколько секунд видимость стала практически нулевой.

Кейт знала, что Келвин там, она чувствовала его по натяжению веревки, но видеть его не могла.

– Келвин!

– Я все еще здесь.

Он говорил так спокойно, словно они были на прогулке в парке. Как-нибудь она должна с ним поговорить на эту тему: такое спокойствие представлялось ей чем-то противоестественным.

– Я не могу тебя видеть, так говори со мной, черт возьми: Говори мне, что ты делаешь, докладывай о каждом шаге. Тогда я буду знать, чего ожидать.

Он повиновался. Он говорил с ней до тех пор, пока ветер не сдул тучу с горы, пока он снова не появился в ее поле зрения. Еще час все продолжалось примерно так, с равной периодичностью: их то окутывало тучами, то налетал ветер и видимость улучшалась. Настал момент, когда туман стал настолько тяжелым и влажным, что им пришлось прекратить подъем и накинуть тонкие дождевики, чтобы не промочить остальную одежду. Дождевики почти ничего не весили, но совершать в них подъем не представлялось возможным. Как только погода позволила их снять, Кейт и Келвин возобновили восхождение.

Из-за погоды они продвигались значительно медленнее, чем планировали, и вершины горы смогли достичь только к началу одиннадцатого. Но до конечной верхней точки их маршрута было еще очень и очень далеко. Перед ними высился склон, покрытый густой растительностью: географические особенности местности заставляли идти на север, в то время как им надо было на северо-запад, но пришлось подчиниться неизбежности.

Попив немного воды и пожевав мюсли, они отошли друг от друга по нужде, затем тщательно свернули канаты, повесили их на плечи и снова отправились в путь. На этот раз Келвин шел первым. Начал моросить дождь. Они снова надели дождевики и продолжили путь.

– Давайте поговорим! – выкрикнул Токстел, приложив рупором ладони ко рту, чтобы звук разносился дальше.

Черта с два, подумал Госс. Неизвестно, для кого старался Токстел. Госс сомневался, что кто-то может его услышать. Все эти чертовы людишки словно испарились, исчезли из виду, словно их никогда и не было. Даже тела исчезли. Когда они с Токстелом заметили это сегодня утром, то немного занервничали, оказалось, что эти деревенские простаки запросто переиграли Тига. Пора было делать следующий шаг, пока эти людишки не придумали чего покруче.

Токстел орал добрых минут пятнадцать, и все в пустоту. На том берегу не было никакого движения. Он мог бы с тем же успехом общаться с ветром.

Спустя полчаса Токстел охрип, но наконец из парадной двери первого дома показалась рука, размахивающая белой тряпкой. Токстел снова закричал, помахал своим флагом, и на крыльцо вышел старик.

Старику на вид было лет девяносто. Госс не верил своим глазам, глядя, как старик с явным трудом движется от своего дома по направлению к развалинам, оставшимся от моста.

Неужели они не могли прислать никого покрепче? Зачем ему так рисковать? Хотя, если подумать, их выбор был на редкость разумен, старику все равно жить осталось недолго.

– Чего вы хотите? – ворчливо спросил он.

Кажется, он был недоволен тем, что ему пришлось проделать весь этот путь и потратить столько сил.

Токстел сразу перешел к делу:

– У женщины по фамилии Найтингейл есть то, что нам нужно. Велите ей передать нам то, что у нее есть, и мы отсюда уйдем.