Он положил оба листа на стол и достал из кармана чернильницу и перо. Торрибио вслух прочел петицию и план заговора против Кортеса и его полководцев.

– Все написано как следует, – заметил он довольным голосом и подписался вторым после Виллафаны.

Все прочие последовали его примеру, а затем поручили Виллафане собирать дальнейшие подписи.

Заседание кончилось, и заговорщики разошлись по своим квартирам. Торрибио самодовольно улыбался, между тем как Виллафана был вне себя от бешенства.

– Я тебе припомню, – процедил он сквозь зубы. – Дай мне только укрепиться, и ты не снесешь головы! Тогда я буду делать все, что мне вздумается. Ты лишил меня наследства Авилы, но взамен этого я найду себе нечто другое.

Он завернулся в плащ, стараясь заснуть, но провел очень беспокойную ночь: на груди его лежал роковой список заговорщиков, давивший его, подобно исполинской горе.

На следующее утро корабельный мастер Лопес стоял перед дверьми своего дома.

– Как долго они спят, – пробормотал он, смотря на пустую площадь. – Ни в ком из них нет чувства долга, потому и постройка бригантин идет так медленно. Даже индейцы усерднее испанцев. Вот наконец выходит один… Рамузио! Этого я не ожидал. Даже он добросовестнее других, исключая, конечно, моего верного Виллафаны.

Рамузио подошел к корабельному мастеру для получения приказаний на текущий день.

– Рамузио, – обратился к нему тот, – сегодня ты отправишься не в долину, а на горы. Мне нужна смола для конопатки первого судна. Ступай с десятью носильщиками на Сьерру к смолокурам.

Рамузио кивнул головой.

– Извините меня, мастер, – обратился он к Лопесу, – позвольте сделать вам вопрос?

– Говори, не стесняйся!

– Не можете ли вы сказать мне, служит ли в войсках Кортеса некий Антонио Юст, уроженец Севильи?

Лицо корабельного мастера приняло грустное выражение.

– Да ты точно во сне ходишь, Рамузио! – воскликнул он. – Ты служишь под знаменами Кортеса и спрашиваешь об Антонио Юсте? Ведь он сражался под этими знаменами!

Рамузио побледнел.

– Разве он пал в бою? – спросил он упавшим голосом.

– Нет, его постигла худшая участь, – возразил Лопес, – он вместе с другими сорока пятью испанцами находился в Цольтепеке, у подножия Сьерры, когда в Теночтитлоне вспыхнуло восстание, и нас осадили во дворце Ахаякатле. Ведь ты знаешь, что из них никто не вернулся.

– Теперь я припоминаю, – сказал Рамузио. – Кажется, их всех перерезали?

– Индейцы говорят, что некоторые из них содержатся еще в плену. Может быть и Юст находится среди них.

– И мы не сделали даже попытки освободить их? – спросил Рамузио, сверкнув глазами.

Лопес с изумлением посмотрел на него.

– Что ты, Рамузио! Где же было набрать охотников для такой сумасбродной попытки? Ведь ты сам явился бы последним!

В это время к Лопесу подошли другие испанцы за приказаниями, а Рамузио отправился к своим индейцам, чтобы выбрать из них десять носильщиков. По дороге он встретил Виллафану.

Рамузио сделал вид, что не замечает его. Но Виллафана подошел к нему и спросил:

– Разве ты не узнаешь меня, Рамузио, что не отвечаешь на поклон?

– Между нами все кончено! – холодно ответил Рамузио не останавливаясь.

Виллафана схватил его за руку, сжал ее как в тисках и грубо сказал:

– Слушай, я ведь не дорожу твоим драгоценным знакомством, но опасаюсь твоего коварства. Раньше чем мы разойдемся, надо все выяснить. Пойдем ко мне.

– Мне некогда.

– Я не задержу тебя, – продолжал Виллафана, заставляя Рамузио следовать за собой. – Я вчера намекнул тебе, – начал Виллафана, когда они вошли в его квартиру, – что готов вернуть тебе твое доброе имя под условием взаимной услуги. Я в ней больше не нуждаюсь, мне нужно было, чтобы ты подписался под этой петицией. Ты видишь, кроме тебя и Лопеса, тут подписались все товарищи с верфи. Прочти петицию. Может быть, ты тоже подпишешься. Не бойся, гнев Кортеса может поразить только зачинщиков.

Рамузио прочел петицию «войска» к Кортесу и, не задумываясь, сложил и возвратил бумагу Виллафане.

– Ты не хочешь подписаться?

– Нет, я не хочу ехать в Испанию! – возразил Рамузио сухо. – К тому же я не такой трус, как ты думаешь, и потому остаюсь верным Кортесу!

Виллафана был поражен смелостью Рамузио, который тем временем быстро вышел и удалился со своими носильщиками.

– Неужели я обманулся в нем? – процедил Виллафана сквозь зубы, сжимая кулаки. – Не слишком ли далеко дал ему заглянуть в свои карты?.. Надо быть осторожным! При первой попытке выдать нас я заставлю его замолчать навеки!

Только поздно пополудни вернулся из леса транспорт со смолой. Вместе с ними возвращалась и донна Марина, очутившаяся неожиданно среди смолокуров в сопровождении нескольких индейцев, чтобы посмотреть, как добывается смола. На обратном пути из леса Рамузио взял лошадь красавицы-мексиканки под уздцы, из предосторожности, чтобы она не споткнулась. Марина уже бегло говорила по-испански и вступила в оживленный разговор со своим пажом. Сначала она расспросила Рамузио о его родине – Севилье, заставила описать себе ее церкви и дворцы; затем незаметно перевела разговор на Мексику, говорила о великой задаче Кортеса и наконец перешла к личным делам Рамузио, спросив его, доволен ли он своим делом и не желает ли он другого места.

– Говорят, – продолжала она, – что вы, Рамузио, не любите военного ремесла; но ведь в лагере есть и другое дело. Хотите быть провиантмейстером или писарем? Хотите поменять меч на перо?

Лицо Рамузио покрылось краской. Эти слова, сказанные женскими устами, неприятно поразили его. Следовательно, он слыл трусом, даже в глазах Марины. Мексиканка заметила его замешательство.

– О, Рамузио, – продолжала она, – вы напрасно краснеете, Такая должность дается Кортесом только в виде отличия и притом лицу, которому вполне доверяют. Хотите, я попрошу Кортеса? Но сначала скажите мне откровенно, любите ли, уважаете ли вы Кортеса? Хотите ли победить или умереть с ним, или вы стремитесь вместе с другими вернуться в Испанию?

И взгляд Марины пытливо остановился на лице молодого человека, между тем как на губах ее играла улыбка.

Рамузио прошел несколько шагов молча, затем поднял голову и сказал:

– Если говорить откровенно, донна Марина, меня до сих пор мало заботила Мексика. Я был слишком занят самим собой. До этого дня я шел как бы по краю пропасти, но теперь снова ступил на путь истины. Мне кажется, что моя встреча с вами предопределена самим Богом. Сегодня в лесу я перебирал в своей памяти события последнего времени; я вспомнил о своем падении, о том, как открыв глаза увидел Кортеса. «Я Фернандес Кортес, ты спасен!» – сказал он мне, и эти слова глубоко отозвались в моей душе. Кортесу я обязан жизнью, и потому вы напрасно спрашиваете меня, готов ли я пожертвовать ею для него. Когда вы сегодня вернетесь к нему, то скажите ему, что Рамузио благодарит его за спасение своей жизни. Скажите ему, что я перенес тяжелую борьбу, потому что мне приходилось выбирать между двумя спасителями – Кортесом и Виллафаной, и что я избрал путь чести и долга. Скоро Кортес узнает, что солдаты собираются подать ему петицию. Но вы предупредите его, чтобы он был настороже, потому что за этой петицией кроется измена. Я ничего достоверного не знаю, а только догадываюсь, но вместе с тем уверен, что не ошибаюсь. Со своей проницательностью Кортес скоро расследует это дело. Здесь на верфи готовится что-то роковое, но пока сохраняется в тайне. Кроме того у меня еще одна просьба к Кортесу: попросите его, чтобы он перевел меня отсюда в передовой отряд, где я мог бы чаще биться с ацтеками. Скажите ему, донна Марина, что некогда я в Саламанке считался лучшим фехтовальщиком; Кортес тоже был питомцем нашего университета. Скажите ему, что в плену у ацтеков находится испанец, который может спасти мою честь и что я готов пожертвовать жизнью для его освобождения.