Он умолк, заметив, что к ним приближается мастер Лопес.

– Э! Да это ты никак, Торрибио? – спросил Виллафана недовольного.

– Добро пожаловать, Виллафана! – воскликнул тот. – Ты жив еще! Я думал, что ацтеки давно тебя съели, потому что с самой «Печальной ночи» не видели тебя!

– Худое споро, не сживешь скоро, – возразил Виллафана. – Сегодня у нас свободный день; работа начнется завтра. Пойдем Торрибио, отпразднуем нашу встречу. Иди и ты с нами, Рамузио, – прибавил он, – будем втроем добрыми друзьями!

К ним присоединились еще несколько товарищей. Они расположились под навесом перед домом, занимаемым Виллафаной, и стали усердно угощаться пульке. Все были веселы, а в особенности Торрибио, грубые шутки которого неприятно поражали слух Рамузио.

На почетном карауле у Монтезумы он снова привык к более изысканному обращению, затем на обратном пути в Тласкалу войску некогда было предаваться необузданной лагерной жизни, а здесь в лесах Сьерры-Малинче Рамузио охотнее проводил время в тихих долинах в обществе индейцев, нежели в кругу своих буйных товарищей. Со всеми этими людьми Виллафана завел дружбу.

Заметив стоявшего в тени дерева сельского старшину индейцев, прозванного испанцами Яго, Рамузио направился к нему. Но вдруг возле себя он увидел Виллафану.

– Что с тобой? – спросил тот, – ты избегаешь веселого общества товарищей? Должно быть, мысли твои опять за морем в Севилье? – и он засмеялся.

– О, нет! – возразил Рамузио, принудив себя также засмеяться. – Я очень хорошо чувствую среди людоедов Мексики и не думаю о несбыточных снах.

– В таком случае ты сильно разочаруешь меня, – заметил, шутя Виллафана, хлопая Рамузио по плечу. – Я уже радовался, что скоро отвезу тебя в замок в Аранде и привезу тебе твою донну Луизу. Согласись, что никто не мог бы заметить подлога и обличить Лже-Авилу… Но, к сожалению, сны – пустой бред. Впрочем, иногда они и сбываются.

И, не дожидаясь ответа, Виллафана повернулся и пошел к пировавшим товарищам.

Рамузио с досадой покачал головой. Этот Виллафана со своим наследством становился ему в тягость. Что значат эти намеки на сон? Разве он мог сбыться? Он, Рамузио, явится в Аранду и выдаст себя за Алонзо Авилу? Но ведь это низкий обман! Всяким шуткам бывают пределы, а этот Виллафана позволяет себе слишком много. Но, может быть, он знает больше, чем высказывает.

Рамузио нахмурился.

Но мысли его были прерваны сельским старшиной, который завел с Рамузио весьма интересный разговор о нравах и обычаях мексиканцев. Рамузио расстался со своим краснокожим другом, когда на небе уже заблестели звезды.

Перед домом Виллафаны все еще пировали солдаты.

Рамузио пробрался к себе и заснул, думая о Севилье.

Чей-то резкий пронзительный крик разбудил его? Рамузио стал прислушиваться; сердце его продолжало сильно биться, и какое-то непонятное чувство сжимало его грудь. Но вот крик повторился; теперь он узнал его – то был зловещий крик орла, со своего высокого гнезда приветствовавшего наступление дня.

Рамузио вскочил с кровати. Товарищи его покоились еще крепким сном. Он выбежал за дверь и увидел часового, которого он должен был сменить. То был Виллафана. Увидев Рамузио, он в испуге отступил назад.

– Что с тобой, Рамузио? – спросил он его. – Ты бледен, крупные капли пота выступают у тебя на лбу. Не болен ли ты? Правда, эти серебристые туманы над долиной крайне вредны и, по мнению Кортеса и Авилы, скрывают в себе опасные лихорадки. Если тебе нездоровиться, поди приляг, мой друг. Хотя я и стою на часах с полуночи, но могу простоять и до восхода солнца!

– Я не болен, Виллафана, – возразил Рамузио, – а только плохо спал. Утренний воздух освежит меня. Я сменю тебя, ложись отдыхать.

– Плохо спал… – медленно произнес Виллафана. – Друг мой, в твои годы спят крепким здоровым сном; к тому же со времени прибытия с Нарваесом в Мексику, мы еще не переживали таких спокойных дней, как теперь среди этих безмолвных лесов. На твоем лице отражается тревога, и ты не успокоишься раньше, чем не устранишь причины ее. Дорогой Рамузио, ты сам себе враг. Ты нерешителен, только два средства могут даровать тебе душевное спокойствие: ты должен употребить все силы для достижения своей цели вернуться в Испанию или постараться забыть все и принести свою жизнь в жертву Кортесу и Авиле. Но как воин ты должен брать пример со своего предводителя. Кортес не предается мечтам, он умеет пользоваться обстоятельствами, железной рукой направляет он судьбу людей по своему желанию. При этом он считает все средства хорошими, лишь бы только они вели к цели. Он лицемерит с тотонаками, тласкаланцами и ацтеками и изощряется в притворстве и обмане. И он достигнет своей цели. Теночтитлон будет сравнен с лицом земли, а Кортес прослывет великим завоевателем. Свет не посмеет говорить о его вероломстве и обманах, а современники и потомки прославят его замечательную военную хитрость и завоевательскую политику. Король произведет его в вице-короли Мексики и таким образом он наследует престол Монтезумы. Вот цель наших битв. Ему, Кортесу, мы прокладываем дорогу к трону потоками нашей крови. Поэтому будь умен, друг мой, и учись в великой школе Кортеса. Он овладел флотом Нарваеса или, вернее, напал на нас, как разбойник; он сманил нас под свои знамена и таким образом заставил нарушить нашу клятву Нарваесу. Но он прослыл великим, потому что ограбил Мексику и посылает в Испанию золото! Итак, друг мой, учись у него. В богатом городе Веракруце готовится к отплытию в Испанию корабль под командой Авилы. Собранные в нем груды золота Авила повезет королю Испании. Счастливый Авила! Там он вступит во владение своим наследством, но меня, будь уверен, он не возьмет с собой. Мы останемся здесь, будем сражаться с ацтеками и в конце концов достанемся им на закуску, а нас заместят другими глупцами из Испании. Меня сильно подмывает сыграть шутку с этим благородным Авилой и, по примеру Кортеса, овладеть его кораблем, переправиться в Испанию и самому пожать все почести, которые достанутся Авиле. Ведь там в Кастилии не будут спрашивать, что здесь случилось, а того, кто привезет звонкое золото и хорошие вести наградят и осыпят почестями. Однако, – прервал себя Виллафана, – там вдали уже занимается заря, скоро солнце рассеет легкие тучки, и Лопес погонит нас на работу. Я пойду отдохну немного. До свидания, друг мой.

Виллафана вошел в дом.

«Что значат эти речи? – спрашивал себя Рамузио. – Он как будто читает мои мысли и отгадывает мои сны».

Сердце Рамузио все еще билось беспокойно под впечатлением страшного сна, от которого его пробудил крик орла.

Ему приснилось, будто он, действительно, выдал себя за Алонзо Авилу. Среди одной из многочисленных долин Сьерры-Малинче возвышался небольшой холмик с крестом. Рядом с ним стоял Виллафана и говорил ему: «Здесь почивает Алонзо Авила. Теперь никто не обличит нас. Пойдем, Педро, вступим во владение наследством!» И увлекаемый какой-то неведомой силой, он последовал за своим другом. Облаченный в блестящие доспехи Авилы и сидя на его прекрасном коне, он гордо вступил в Вилла-Рика-де-Веракруц. Везде его встречали с большим почетом, как известного военачальника и друга главнокомандующего. Он проехал по улицам до гавани, в которой его ожидал корабль, тотчас снявшийся с якоря. Когда берег исчез из вида, он услышал громкий возглас Виллафаны: «в Испанию, а не на Кубу!» В ответ раздались единодушные крики матросов: «В Испанию!» Затем он увидел себя на незнакомом гористом острове. Он стоял одетый плантатором у взморья и смотрел на блестевший вдали парус. Когда бот приблизился, он увидел на нем Виллафану и донну Луизу. У берега бушевал и пенился бурун. Но вот бот вступил в клокочущие воды и запрыгал как щепка по волнам. Он задрожал за жизнь донны Луизы, которая простирала к нему руки и как бы молила о помощи. Но он стоял как вкопанный и не мог тронуться с места. Наконец бот промчался через бурун и киль со скрипом врезался в берег… «Спасены!» – раздался рядом с ним радостный голос, но в эту минуту он проснулся от резкого крика хищной птицы.