– Кэтрин, что вы здесь делали? Зачем вы ввязались в портовую драку? – Губы Адриена побледнели от ярости.

– Они компрометировали «Эйлин О'Рурк». В этом-то все и дело.

– Боже мой, как многому вам надо научиться! – произнес он ледяным тоном.

– Вы в самом деле будете с ним драться? – Кэтрин не могла отвести глаз от спины удалявшегося незнакомца, от расступавшегося круга зевак, от приятелей толстяка, собиравшихся позвать доктора.

– С этим выскочкой! Негодяем! Подлецом! – прорычал Адриен. У него тряслись руки. – Я бы подрался, но он не примет мой вызов. Трусливый янки!

– Вы с ним знакомы? – Какими бы ругательными эпитетами ей ни хотелось наградить этого человека, трусом она бы его не назвала.

– Знаком!

– Откуда?

– Я не желаю это обсуждать.

Он был вне себя от ярости, так что она сочла за благо прекратить расспросы – и так, в неловком молчании, они завершили утренний променад.

– Ты отвез ее на рынок? – спросила дама, сидевшая на плетеном стуле с высокой спинкой на открытом балконе.

– Да, маман.

– И все устроил как надо?

– Именно так, как я и рассчитывал.

– Я уверена, что ни одна женщина не сможет устоять перед тобою, но нам надо знать наверняка. Ты счел ее подходящей?

– Да, маман. – Адриен прислонился лбом к узорной литой решетке, задумчиво глядя на уличное движение внизу.

Стычка с давнишним врагом разъярила Адриена, напомнив ему прошлые неприятности, особенно после того как тот отказался встречаться с двумя приятелями молодого креола, которых он отправил к нему в отель в качестве секундантов, уполномоченных обговорить условия дуэли. Ни один джентльмен не посмел бы отказаться принять вызов. Этот человек совершенно не имел понятия о гордости и чести.

– Значит, мне пора самой с ней познакомиться, – пришла к выводу Мадлен Ладур, не желая замечать расстроенных чувств сына, словно их можно было развеять одним взмахом веера из резных пластинок слоновой кости, скрепленных расписными перемычками, который она держала в бледных пальцах. – Конечно, с нею явится лорд Седрик и ее дуэнья. Я пошлю им всем приглашения на прием в среду вечером. Ты тоже должен быть.

– У меня были другие планы, – пробурчал Адриен, покосившись на мать.

– Отложи их, – велела она, поднялась со стула и приблизилась к нему. – Это дело намного важнее, чем очередное свидание с Лестиной Кларемон, мой дорогой. Тебе пора освободиться от чар черномазой обольстительницы. И по крайней мере, первые несколько недель после брачной ночи тебе придется спать в супружеской постели.

– Очень хорошо, маман, – раздраженно бросил он. – Я согласен плясать под вашу дудку. Можно мне теперь уйти?

Она медленно улыбнулась, уверенная, что знает его как облупленного и по-прежнему может помыкать им так, как ей заблагорассудится. Однако в этом она ошибалась: помимо прочих унаследованных от нее качеств Адриен обладал упрямством и непримиримой гордыней.

Карточка с приглашением попала по адресу в тот же день после полудня. Пьер передал ее Элизе, спустившейся в холл. Компаньонка отнесла ее в хозяйскую спальню, где Кэтрин расположилась в шезлонге у балкона, обращенного в сторону сада. Небо над городом приобрело голубовато-серый оттенок, воздух перед грозою был тяжел и неподвижен.

Обычно Кэтрин спала в эти часы, но сегодня атмосфера была столь тяжелой, что даже сон бежал от нее. Она лежала неподвижно, следя за тончайшей игрой тени от занавесок на высоком потолке, вспоминая поездку на рынок, и эту странную старуху, и невежу янки, с которым поругался Адриен. Почему он так упорно не желал объяснить причину их взаимной неприязни? Она не могла выбросить из головы этого человека, вновь и вновь воскрешая в памяти его высокую широкоплечую фигуру, небрежную элегантность одежды и то подспудное, но почти физическое ощущение присущей ему отваги и силы, что она успела почувствовать. Кроме того, она думала и об Адриене, но как-то совсем непривычно. Возбужденная разгоревшимися в ней желаниями и чувствами, она без сил бросилась на кушетку.

Вторжение Элизы пришлось как нельзя кстати, она распечатала конверт и вслух прочла надпись на украшенной вензелями карточке:

– «Мадам Ладур приглашает разделить ее общество мисс Кэтрин Энсон, лорда Седрика и мадам Джордан в ближайшую среду, в семь часов вечера». Это мать Адриена, – торопливо пояснила Элиза.

– Я знаю, кто это. Я должна принять приглашение? – вздохнула Кэтрин, мокрая как мышь, так что ей была противна сама мысль о том туалете, что Элиза с Филлис заботливо приготовили для нее на первый званый вечер. Одно воспоминание об этом едва не лишало ее чувств.

– Конечно, ты должна его принять! – воскликнула Элиза, удивленно подняв брови. – Считай, что ты принята в привилегированный круг. Кое-кто готов перегрызть друг другу глотку за приглашение на ее вечер. – Она улыбнулась, присела в ногах у Кэтрин и добавила: – Ты не должна отказываться, особенно из-за Адриена. Он ее единственный сын, он зеница ее ока. Не забывай, как я предсказала тебе смуглого поклонника, когда гадала на картах. Ты ведь влюблена в него? Ты согласишься, если он предложит тебе руку и сердце?

– Не знаю. Наверное, нет. Я не хочу выходить замуж! – «А правда ли это? – тут же подумала она. – Еще сегодня я мечтала о том, как он поцелует и обнимет меня. Он вел себя так благородно, когда защищал от этого разбойника. Не стоит ли мне остаться под его защитой на всю жизнь? И разве мне не любопытно до смерти, как там в постели, с мужчинами?»

И она представила себе его губы, эти чудесные полные губы, которые до сих пор целовали ей только руки. Теперь ей бы хотелось, чтоб они целовали ее всю. Она уселась и потянулась за лимонадом, который недавно еще был со льдом, но вот уже успел нагреться.

– Ты не хочешь пить? – предложила она Элизе. Элиза покачала головой, между ее сдвинутых бровей показалась тонкая морщинка.

– Он явно сходит по тебе с ума. Стоит только взглянуть на все букеты и коробки со сластями, которые он присылает тебе каждый день. Разве это не трогает тебя? Неужели ты предпочтешь оставаться равнодушной недотрогой? – Она прикоснулась к графину и поморщилась. – Лимонад совсем теплый. Позвони, чтобы принесли свежий.

– Это было бы неплохо, но я не хочу беспокоить слуг. Наверняка они страдают от жары не меньше нас.

– Не хочешь беспокоить слуг? Ты что, сошла с ума? Да они только для того и существуют – чтобы их беспокоили! – Элиза покачала головой. – Временами я совершенно тебя не понимаю. Они именно того от тебя и ожидают, что ты будешь гонять их в хвост и в гриву. Откуда у них возьмется почтительность к тебе, если ты не будешь напоминать им, где их место? Торчишь внизу, на кухне, вместе с Анри! Это недостойно леди. Да ты только взгляни на себя – развалилась тут в одной сорочке, без чулок, без туфель…

– А ты просто принимай меня такой, какая я есть – эксцентричной англичанкой, – рассмеялась Кэтрин на вспышку Элизы. – Разве мы не прослыли у вас сумасшедшими? Я только о том и мечтаю, чтобы совсем избавиться от платья в этой духоте. Как насчет свободной безрукавки и шаровар? Или юбки, достающей лишь до колен?

– А как насчет выдворения за пределы городской черты за непотребный вид? – язвительно возразила Элиза, которая так до сих пор и не научилась различать, когда Кэтрин шутит, а когда нет: у нее совсем не было чувства юмора.

– Я не создана для того, чтобы быть леди, – отвечала Кэтрин, охватив руками колени. – Мне так понравился рынок. Посмотри, что я купила. Прелесть, правда? – И она достала круглую раковину и косточку. – А женщина, которая продала мне раковину, добавила еще это. Адриен сказал, что это грис-грис. Ты знаешь, что это значит? Я хочу спросить о нем у Селесты или у Анри.

На мгновение она поймала взгляд Элизы, и ее удивило выражение, промелькнувшее в его фиалковой глубине. Однако оно тут же погасло, и Элиза непринужденно отвечала:

– Тебе нечего беспокоиться из-за этого, дорогая.