Суровым тоном, какого Рэйвен еще не знала у мужа, граф потребовал объяснений, почему сын ничего не сообщил ему, как только это произошло. Эдвард гордо расправил плечи, и в тот момент Рэйвен впервые поняла, как ее старший сын похож на Чарльза. Он совершенно спокойно заявил, что таково было его решение, поскольку он посчитал, что Сэйбл попала под опеку сэра Моргана Кэри, которого все они прекрасно знают и которому доверяют. А учитывая состояние прикованного к постели отца, Эдвард решил умолчать о случившемся, – ведь на борту корабля сэра Моргана сестра находилась в полной безопасности.

– Я ведь знаю, что иначе ты обязательно отправился бы за ней, отец! – мрачно заключил он. – И вполне возможно, что, встав с постели раньше предписания врача, еще сильнее повредил бы позвоночник!

Графу пришлось признать, что сын прав, и хотя выражение лица сэра Чарльза оставалось суровым, Рэйвен заметила в его глазах цвета морской волны блеск, свидетельствовавший о восхищении поступком сына. Гнев графа, кроме того, в определенной степени остудило присутствие Дмитрия, и Рэйвен очень жалела, что Дмитрий и Флер так быстро уехали от них на Барбадос.

Новый взрыв неудержимого смеха на лужайке заставил графиню отвлечься от этих размышлений. Выглянув в окно, она увидела, как ее младшенький пытается отбиться от наседающих на него щенков – те изо всех сил старались облизать его своими розовыми язычками. Неожиданно он вскочил и с радостным криком помчался через лужайку – к ним шли Чарльз и Эдвард. Строгая мать – сука Дайна, оставив хозяина, начала загонять своих отпрысков в конюшню, где Сэм устроил для них убежище в пустом стойле. Лишь самый маленький щенок отказался подчиниться, не желая расстраивать свою новую хозяйку, на коленях которой он блаженно разлегся, закрыв глаза и подставив животик теплым лучам солнца и ласкающей его руке девушки.

Дайна сунулась было к нему длинной белой мордой, но затем вернулась к остальным малышам, по-видимому, доверив Сэйбл заботу о сыне. Сэйбл и оба ее брата рассмеялись, наблюдая за поведением благородной собаки. «Как славно, что Сэйбл вновь улыбается!» – подумала графиня. Она перевела взгляд на мужа, который, запрокинув голову назад, тоже расхохотался.

Но мягкие губы леди вдруг вновь крепко сжались: она подумала о том, как, должно быть, страдала дочь, уверовав в то, что родители пообещали выдать ее за Моргана Кэри. Это ужасное недоразумение все еще продолжало терзать сердце матери. Если бы Дэнни понимала, что она натворила, придумав эту нелепость в разговоре с Уайклифом Блэкберном! И если бы Сэйбл решилась поговорить с ними на эту тему, переступив гордыню, присущую всем Сен-Жерменам, до отъезда с Недом в Марокко! Рэйвен содрогнулась при мысли о том, что ее нежная дочь пережила из-за этого недоразумения.

– О чем ты размышляешь, любовь моя?

Ощутив теплое дыхание Чарльза на щеке, Рэйвен вздрогнула. Она так погрузилась в свои мысли, что даже не заметила, как муж, расставшись с детьми, подошел к ней.

– Я увидел тебя у окна, – добавил он, поглаживая ее плечи. – Ты казалась такой задумчивой, я и решил узнать, что так тревожит тебя.

Она повернулась к супругу, всматриваясь в его суровое лицо.

– Я думала о Сэйбл, – дрогнувшим голосом призналась она. – Думала о тех ужасных последствиях, которые имели место из-за болтовни Дэнни с Уайклифом.

– По поводу того, что мы якобы согласились выдать нашу дочь за Моргана Кэри?

Рэйвен кивнула, и лицо графа стало серьезным.

– Если бы Дэнни не верила в это сама, то Сэйбл не пришлось бы сопровождать Неда в Танжер, – согласился он, – и с ней не случилась бы вся эта ужасная история.

Он прочел страдание в золотистых глазах Рэйвен и понял, что она думает о походе «Вызова» в Стамбул. Они оба знали, что Морган Кэри намеревается освободить пленника из крепости на мысе, где расположен дворец султана, и Чарльз одобрительно отнесся к этой идее, но кто мог предполагать, что в этой рискованной операции примет участие их юная дочь!

– Я рада, что Дэнни не знает, что она натворила, – тихо сказала Рэйвен. – Я совершенно уверена, что она бы не пережила такого удара! Но, Чарльз, мне невыносима мысль, что Сэйбл находилась на борту судна, капитан которого был готов навлечь на себя гнев такого страшного человека, как султан Абдулазиз!

– Я бы пошел на все, чтобы предотвратить это! – мрачно сказал граф, и в его голосе прозвучал такой гнев, что Рэйвен попыталась смягчить его боль, погладив по щеке.

– Слава Богу, все это позади, – прошептала она, – и наша дочь в целости и сохранности, она дома. И ты очень хорошо поступил, что не стал бранить Эдварда за его решение не сообщать нам о происшествии. Можешь себе представить, как бы я чувствовала себя, зная, что Сэйбл не просто находится на судне Моргана, совершающем обычный рейс, но и вовлечена в опаснейшую операцию по вызволению политического заключенного! Из самой надежно охраняемой крепости султана Турции! – Она вздрогнула, так как даже теперь ее мучили всякие ужасы при одной мысли о том, что могло бы случиться с ее дочерью.

Чарльз коснулся губами лба супруги.

– Нед прав, сказав, что я не в состоянии был чем-нибудь помочь. Даже если бы я отправился в погоню за «Вызовом» со следующим приливом, то не сумел бы остановить их. Хвала Господу, все обошлось благополучно! И я согласен с тобой: самое благоразумное для нас – продолжать жить, словно ничего этого не было. Одного до сих пор не пойму: почему Морган не захотел проявить по отношению к нам любезность и не возвратил перед своей операцией нашу дочь в Танжер, где она была бы в безопасности?..

– Сэйбл настаивает, что была действительно очень больна, – напомнила графиня, но это не особенно убедило графа. – Теперь это не имеет никакого значения, – быстро добавила она, понимая, что затронула очень скользкую тему и муж может вспылить. – Сэйбл утверждает, что в течение всего плавания была в полной безопасности на борту судна Моргана. Он успешно выполнил свою миссию, а дочь вернулась домой. Надо успокоиться и забыть все это.

На губах Чарльза появилась улыбка, и его суровое лицо враз помолодело, и он напомнил Рэйвен того беззаботного молодого человека, которого она встретила много лет назад.

– Ты, как всегда, благоразумна, радость моя! – пробормотал он и поцеловал ее тонкое запястье, в том месте, где прощупывается пульс.

Рэйвен улыбнулась ему в ответ, и в глубине ее глаз вспыхнул огонек негаснущего чувства к мужу, но на душе у нее все же было тяжело. Все бы хорошо, но сдержанность и грусть Сэйбл тревожили ее. Она рассчитывала, что дочь придет и поделится с ней своими тревогами, но, похоже, девушка избегала откровенности.

Рэйвен снова выглянула в окно и глубоко вздохнула, наблюдая, как три темноволосые головы склонились над трогательно неуклюжим щенком, которого Сэйбл все еще держала на коленях. Ощущение потери чего-то очень ценного тревожило графиню, но она не в состоянии была объяснить даже самой себе, что же произошло. Однако она твердо решила, что, пока Сэйбл сама не придет к ней, она не станет ни вмешиваться, ни делиться своей тревогой с Чарльзом. Лучше оставить пока все как есть, чтобы дело прояснилось само собой, и тогда золотое лето в Нортхэде поможет снова наладить счастливую, безмятежную жизнь их семьи.

– Простите, милорд и миледи!

В дверях, неловко вытянувшись, топтался один из слуг, смущенный своим вторжением в личные покои графа и графини.

– В чем дело, Уильям? – Граф назвал молодого человека по имени, чем помог ему справиться с неловкостью. Рука графа лежала на плече супруги, но это отнюдь не смущало его.

– Там пришел мистер Уайклиф Блэкберн, – ответил Уильям, пытаясь не показать своего отношения к этому омерзительному человеку. – Я оставил его в Красном зале.

– Будь он неладен! – вздохнула Рэйвен, бросив взгляд на резные каминные часы. – Видимо, придется пригласить его отобедать с нами.

– Уайклиф всегда норовит приурочить свои визиты к тому времени, когда мы собираемся на трапезу, – сухо заметил Чарльз. – Ладно, Уильям, мы сейчас спустимся.