– Отпустите меня, пожалуйста! – задыхаясь, прошептала она и была поражена, когда Морган беспрекословно подчинился.

Тотчас же отпустив ее, он отступил на шаг, и губы, только что так жадно целовавшие ее, искривились в циничной усмешке.

– Да вы просто тигрица, моя милая! – сказал он, переводя дыхание.

В глазах Моргана горела страсть. Он и сам был потрясен силой своих чувств, жгучим желанием, охватившим его, когда он целовал ее мягкие, податливые губы. Морган собирался всего лишь пофлиртовать с ней, «прозондировать почву» и проверить, удастся ли развлечься во время пребывания в Лондоне.

Вышло же так, что он стал невольной жертвой своих намерений, которые внезапно обернулись против него самого; теперь он больше ни о чем не мог думать – только о том, как страстно желает эту маленькую гордую красавицу, стоящую перед ним. Ее изумрудные глаза прожигали его насквозь. Губы девушки были все еще влажными и манящими, но под его тяжелым взглядом она отступала от него все дальше, возможно, потому, что чувствовала, чего он добивается, а возможно, потому, что не очень доверяла и самой себе.

– Я пойду в зал, – тихо сказала Сэйбл; она слышала, как гулко бьется в груди сердце. – Н-наверное, отец уже разыскивает меня.

– Вы так часто говорите о нем! – заметил Морган, небрежно повязывая свой галстук. Его беззаботность задела Сэйбл; она не заметила в темноте легкого подрагивания его пальцев. – Видимо, вы его очень уважаете?

– Я очень его люблю, – с дрожью в голосе сказала девушка, и ее тон означал, что Морган Кэри никогда не дождется от нее того же самого.

– Ему повезло, – сухо заметил Морган: он сам не понимал, почему ее слова так уязвили его. – А я с ним знаком?

– Уверена, что нет! – отрезала Сэйбл.

Девушка начала приходить в себя. Кровь уже не играла в ее жилах, и сейчас ей хотелось лишь одного: поскорее исчезнуть с глаз этого красивого, загадочного гиганта, который целовал ее и пробудил в ней такие странные и пугающие желания. А ведь она охотно уступила его напору, и осознание этого устыдило и обеспокоило ее.

– Его имя? – настаивал Морган, крепко прижав ее к перилам веранды.

– Чарльз, – чуть помедлив, прошептала Сэйбл; она надеялась, что теперь-то он отпустит ее. – Чарльз Сен-Жермен.

Темная бровь Моргана взметнулась вверх.

– Граф Монтеррей?.. Сэйбл кивнула.

– Пожалуйста, позвольте мне уйти! – выдохнула она, но Морган по-прежнему преграждал ей дорогу.

Он стоял так близко от нее, что она ощущала жар его тела; Сэйбл вдруг почувствовала, что ею снова овладевает странная истома. Она вздрогнула и отвернулась, на глаза ее навернулись слезы.

– Но у графа Монтеррея только одна дочь, и ей всего семнадцать лет.

– Мое имя – Сэйбл Сен-Жермен! – с гордостью заявила девушка. – И этим летом мне исполнится восемнадцать.

Лицо Моргана выражало полнейшую растерянность.

– Вы – леди Сэйбл Сен-Жермен?..

– Совершенно верно, – ответила она с достоинством, стараясь не думать о том, что этот субъект всего лишь несколько минут назад страстно целовал ее и с наглой фамильярностью касался ее обнаженной груди.

– Прошу простить меня! – резко проговорил Морган. – Если бы я знал, что вы его дочь, я бы не обратил на вас ни малейшего внимания.

Сэйбл пристально смотрела на него – смотрела, едва сдерживая клокотавшую в ней ярость.

– Да перестаньте же наконец бахвалиться, Морган Кэри! – взорвалась она. – Судя по всему, вы привыкли к тому, что стоит вам поманить женщину пальцем – и она ваша. Но запомните хорошенько, сэр, я не из их числа! По совести говоря, надеюсь, что вижу вас в последний раз!

Сэйбл в бешенстве оттолкнула его, и он не удерживал ее. Она уже подошла к дверям зала и вдруг услышала за спиной его язвительный смех. Резко обернувшись, она увидела в полумраке рослую фигуру. Он стоял, широко расставив ноги, упершись руками в узкие бедра, в точности олицетворяя собой капитана, стоящего на юте пиратского судна.

– Надеюсь, моя милая Сэйбл, мы еще увидимся, – тихо проговорил он, и в его глуховатом голосе звучала уверенность. – Наступит день, когда ты повзрослеешь и одаришь меня своей любовью.

– Сначала я увижу вас в гробу! – прошипела девушка и быстро прошла в дверь, но перед этим ночной ветерок донес до ее ушей веселый смех моряка…

– Сэйбл, любовь моя, где ты была? Я повсюду искала тебя.

Перед ней стояла мать, золотистые глаза которой потемнели от утомления. От страха за нее у Сэйбл екнуло сердце. Но наблюдательная Рэйвен, положив руку на запястье дочери, поспешила успокоить ее.

– Нет-нет, со мной все в порядке, – заверила она, – просто я немного устала. Но мы с отцом решили использовать мою усталость в качестве предлога для того, чтобы откланяться пораньше. – Она вдруг осеклась и испытующе взглянула на дочь. – Или тебе хотелось бы остаться?

– Нет-нет! – тотчас же ответила Сэйбл. – Поскольку ты устала, то, конечно, поедем домой! – С нехарактерной для нее резкостью она добавила: – От этого бала меня уже тошнит!

Рэйвен облегченно вздохнула и взглянула на Чарльза; тот в этот момент извинялся перед Джорджем и Дороти Хэверти за ранний уход.

– Лайм! Ради Бога, что ты пытаешься доказать?

Эдвард Эдриан Сен-Жермен, виконт Одли, повернул своего длинноногого чистокровного гнедого и окинул брата гневным взглядом. Как и отец, он легко выходил из себя, когда его что-то раздражало. Впрочем, в свои шестнадцать лет Эдвард умел проявлять порой поразительную сдержанность и зрелость. Он явно возмужал, и этого нельзя было не заметить.

Авторитет старшего брата был теперь почти так же неоспорим, как и авторитет отца, поэтому Лайм с виноватым видом подъехал на своем упитанном пони к поджарому гнедому, на котором восседал брат. За спиной Эдварда с озабоченным видом трусила на своей кобыле Сэйбл.

– Прости, Нед, мне показалось, что это так просто, когда вы перемахнули через него! – ответил Лайм, указывая на каменный забор, который Эдвард и Сэйбл только что с блеском одолели.

– Бог ты мой, но у нас же охотничьи лошади! – закричал Нед; глаза его гневно сверкнули, когда он увидел, как уэльский пони брата, прыгнув через забор, задел его задними ногами. – Ведь Лиллибет могла поломать ноги! Более того: ты, дурачок, мог свернуть себе шею!

Лайм понурился под гневным взглядом брата и пробормотал:

– Прости, пожалуйста…

Эдвард мгновенно смягчился и положил руку на плечо брата.

«Боже праведный, – подумал он, – ведь парнишке всего восемь лет! А разве сам я в его возрасте не совершал ошибок?!»

– Да ладно, дурачок. Я прекрасно понимаю, как обидно ездить на пони, когда хочешь скакать на гунтере, но постарайся немного потерпеть.

– Я даже не представляла, что Лиллибет может так здорово прыгать! – Сэйбл улыбнулась братишке, заметив, что тот готов расплакаться. – Я уверена, что когда-нибудь ты будешь таким же хорошим наездником, как и отец.

– Правда? – просиял Лайм. Сэйбл и Эдвард обменялись улыбками.

– Если только доживешь до его лет, – с напускной суровостью вставил Нед. – Больше никаких безрассудных трюкачеств, Лайм, обещаешь?

– Угу. – Мальчуган кивнул своей темноволосой головой.

Во главе с Недом всадники двинулись по извилистой проселочной дороге в сторону рыбацкой деревушки Сент-Ивс.

Весна делала первые шаги на земле Корнуолла: склоны холмов зазеленели, а солнечные лучи, озарявшие бурное море и скалы, заметно потеплели.

Молодые Сен-Жермены отличались красотой: у Неда и Лайма были иссиня-черные волосы и мужественные лица. Впрочем, детскость Лайма подчеркивалась его курносым носом и россыпью веснушек. Облаченные в алые куртки и черные сапоги, братья были весьма эффектной парой, превосходно контрастирующей с женственной красотой сестры. Щеки Сэйбл порозовели от колючего соленого ветра, и вся она лучилась счастьем; в ней объединялись цветущая молодость и завораживающая красота. Нед, повернувшись в седле, весело улыбался, глядя на псе. Их зеленые глаза встретились.