– Звуки чего?

– Штрауса, дорогая, – терпеливо сказал герцог. – Вальс начался без нас.

Девица издала испуганный вопль.

– Нет смысла заставлять дрожать стекла, Альберта, – сказал Сент-Сайрес, и Пруденс улыбнулась про себя, подумав, что, возможно, джентльмен совсем не настолько очарован Альбертой, как она им. – Это всего лишь вальс. Потанцуем в другой раз.

– Мы должны танцевать сейчас, но эта Босуорт, кажется, не способна справиться с пустяковой починкой платья.

Улыбка исчезла с лица Пруденс, ее охватило желание вонзить иголку в ногу леди Альберты. Всего лишь слегка уколоть, оправдывала она себя. А потом можно долго извиняться за свою неловкость.

Как ни заманчива была эта мысль, Пруденс знала, что не может осуществить желание. Эта молоденькая особа была дочерью богатого графа, а она сама – жалкой швеей. Она не могла позволить себе мимолетное удовлетворение, рискуя потерять место.

Отчаянно стараясь ускорить работу и избавиться от ужасной девицы, Пруденс локтем легко толкнула ногу джентльмена, чтобы привлечь его внимание.

– Если позволите, сэр, – произнесла она, не отрывая глаз от работы, – не могли бы вы отойти немного в сторону? Вы заслоняете мне свет.

Леди Альберта зашлась в негодовании:

– Какая дерзость!

– Берт, что это вы? – Джентльмен казался более удивленным, чем рассерженным, но если Пруденс понадеялась, что ей удастся избежать гнева дочери графа, то она ошиблась.

– Перед вами герцог Сент-Сайрес, – заявила леди Альберта, как если бы Пруденс еще не знала этого, и ногой отшвырнула рабочую корзинку Пруденс, содержимое которой рассыпалось по ковру. – Как вы смеете указывать ему, что делать?!

Пруденс испуганно смотрела на разбросанные принадлежности для шитья, в страхе сознавая, что, несмотря на все ее попытки, преодолевая отвращение, быть угодливой, ей все же предстоит потерять место прежде, чем закончится ночь. Если она не найдет другую работу, придется вернуться в Суссекс и жить у дяди Стивена и тети Эдит. Ужасная перспектива.

– Но это всего лишь оправданная просьба, я неудачно встал между леди и ее портнихой, – доброжелательно сказал герцог, вызвав у Пруденс вздох облегчения. – Будет лучше, если я ей последую.

К ее удивлению, вместо того чтобы отойти в сторону, он опустился на колени. Пруденс видела, как его руки перевернули опрокинутую корзинку и потянулись за коробочкой с булавками.

– О, не надо, сэр, – прошептала она смущенно. – Не беспокойтесь.

– Никакого беспокойства, уверяю вас.

Протягивая нить через шелк, Пруденс глянула в сторону герцога и увидела, что он рассматривает ее. Их взгляды встретились, сердце у Пруденс дрогнуло, на миг она забыла о шитье.

Сент-Сайрес был необыкновенно хорош собой. Так хороша бывает осень в Йоркшире, когда буковые леса приобретают все оттенки золота, а луга, еще зеленые, морозец трогает серебром. Пруденс уловила исходивший от него запах, сложный запах, вызывающий на память землю, торф, дымные лесные костры и ароматный яблочный сидр ее детства.

Губы у нее приоткрылись, и она, втягивая в себя воздух, потянулась к нему. Он чуть насмешливо улыбнулся, отчего Пруденс стало казаться, что он прочитал ее мысли и теперь посмеивается над ее деревенской непосредственностью. Но ей было все равно. От него исходил божественный запах.

Серо-зеленые глаза герцога изучали ее лицо с обезоруживающей открытостью, и Пруденс не смогла отвести взгляд. Все еще чуть улыбаясь, он наклонился и оказался совсем близко. Его запястье коснулось ее колена – она вздрогнула, лишаясь присутствия духа, но он только поднял с пола ее ножницы и бросил их в корзинку. Вслед за этим его густые ресницы опустились, улыбка стала шире, открыв зубы, которые оказались удивительно ровными и такими же белоснежными, как его рубашка.

– Умоляю вас, вернитесь к шитью, – проговорил он так тихо, чтобы услышала только она. – Я не вынесу, если Альберта снова начнет вопить.

Сдержав смех, Пруденс заставила себя сосредоточиться на работе, а он продолжил собирать раскатившиеся катушки ниток. Никогда раньше Пруденс не приходилось оказываться рядом с таким великолепным мужчиной, и она продолжала украдкой поглядывать на него во время работы.

Она отметила, что его вечерний костюм был безупречен и сшит по последней моде. Однако он не во всем следовал моде. Его густые волосы, в свете газовых ламп вспыхивающие рыжеватыми бликами, слегка вились, что свидетельствовало о нежелании усмирять их с помощью масла для волос. Лицо было чисто выбрито, что не соответствовало моде, но, по мнению Пруденс, отсутствие усов и бороды шло ему. Бородка исказила бы линии худощавого лица, скрыла бы мужественный подбородок, а усы отвлекали бы от прекрасной формы рта и римского носа. Никогда в жизни Пруденс не приходилось видеть такого красивого мужчину.

– Рис, что вы там делаете внизу? – Смеющийся голос леди Альберты прервал наблюдения Пруденс. – Не верю своим глазам – вы на коленях любезничаете со швеей?

Сквозь смех явственно проступали нотки обиды, и Пруденс насторожилась. Она умоляюще посмотрела на герцога и слегка покачала головой.

Он издал звук, явно выражающий раздражение. Было ли оно вызвано ею или леди Альбертой, Пруденс не поняла. Подняв голову, он обратился к стоящей перед ним швее.

– Я любезничаю? – манерно протянул он с презрительной ноткой в голосе, – Что за мысль!

– Тогда как же назвать ваше поведение?

Одной рукой он бросил еще одну катушку ниток в корзинку Пруденс, а другой взялся за шелк починяемого платья.

– Заглядываю под ваши юбки, конечно, – ответил он и приподнял подол платья на несколько дюймов от пола, заставив прочих дам задохнуться от такой дерзости. – Что еще я могу делать внизу?

Леди Альберта пискнула, выражая сразу протест и удовольствие, а Пруденс смогла расслабиться.

– Какие прелестные у вас лодыжки! – добавил герцог, оценивающе рассматривая ноги леди Альберты и не обращая внимания на негодующие ропот и взгляды остальных дам. – Что ж, маленькая Альберта стала взрослой.

Теперь леди Альберта глупо захихикала, но после предшествующих возмущенных воплей эти звуки принесли Пруденс желанное облегчение. Она, наконец, закончила работу. Потянувшись за ножницами, она оказалась ближе к герцогу и в последний раз вдохнула исходящие от него запахи земли.

– Спасибо, сэр, – шепнула она, обрезая нить.

– Не стоит благодарности, – промурлыкал он ей на ухо. – Я получил удовольствие. – Он оправил юбку леди Альберты и поднялся с колен.

Пруденс отошла в сторону.

– Я закончила, миледи.

– Наконец-то! – Леди Альберта взяла герцога мод руку, и они вышли. Пруденс смотрела им вслед, испытывая облегчение от того, что избавилась от капризной леди, и легкое разочарование при виде исчезающего из виду герцога. Вряд ли она когда-нибудь еще столкнется с таким мужчиной.

А, пусть! Пруденс пожала плечами и воткнула иголку и подушечку, поднятую и положенную в корзинку герцогом. Приложив руку к пояснице, она потянулась, расправляя затекшие мышцы, и в этот момент заметила Марию, которая делала ей знак подойти, оставаясь в коридоре.

Мария Мартингейл была ее самой лучшей подругой. Они вместе снимали квартирку. Мария днем работала в булочной-кондитерской, а по ночам подрабатывала, помогая обслуживать многолюдные балы, такие, как этот.

Быстро глянув вокруг, Пруденс подхватила корзинку и подошла к подруге, стоявшей в коридоре с тяжелым серебряным подносом в руках.

– Кто был тот мужчина? – спросила Мария.

– Герцог.

– Не может быть! – не поверила Мария. – В самом деле?

Пруденс кивнула:

– Леди Альберта, чье платье я чинила, называла его герцогом Сент-Сайресом.[1]

– Ну, он и правда вел себя как ангел, – смеясь, сказала Мария. – Если бы я оказалась на твоем месте, я не смогла бы сделать и стежка!

– Мне досталось, – призналась Пруденс, усмехнувшись, – но я справилась. Посмотреть на него – уже удовольствие, да?