Тишина. Чувствовалось, что Пэт Ашер пытается взвесить все "за" и "против", словно ее подвергли тесту на определение коэффициента умственного развития и у нее есть шанс каким-то образом повлиять на результаты. Я с трудом сдерживала желание наговорить ей гадостей. Но это была моя единственная ниточка, и обрывать ее не хотелось.

– Ну ладно, – с явной неохотой изрекла Пэт. – Только я сначала оденусь.

Когда она наконец открыла дверь, на ней был широкий, бесформенный – в "восточном" стиле – балахон из тонкой набивной ткани; такие обычно таскают, когда лень надеть трусики. Нос у нее был залеплен лейкопластырем, глаза заплыли, под ними красовались огромные лилово-зеленые кровоподтеки. Под каждым глазом была полоска антибактерицидного пластыря, загар ее приобрел неестественный желтоватый оттенок, отчего казалось, что у нее вялотекущая форма желтухи.

– Я Попала в автомобильную аварию и сломала нос, – поспешно пояснила она, – и мне не очень хочется, чтобы меня видели в таком виде.

Она направилась в глубь квартиры – за ней, точно увлекаемый ветром, поплыл ее балахон. Я прикрыла за собой дверь и прошла следом. Жилище? Элейн Болдт было отделано пальмовым деревом и выдержано в пастельных тонах; тянуло плесенью. В гостиной половину стены занимали раздвижные прозрачные двери, которые вели на застекленную лоджию, откуда открывался чудесный вид – с пальмами и пушистыми, как пена, облаками.

Пэт взяла сигарету из стоявшей на кофейном столике шкатулки из цветного стекла и прикурила от такой же зажигалки. Зажигалка, к моему удивлению, работала. Она села на кушетку и уперлась босыми ступнями в край столика. Пятки у нее были серые от грязи.

– Присаживайтесь, если хотите, – предложила она не очень любезным тоном.

Глаза у нее были какого-то зловещего – смесь зеленого с электрик – цвета. Мне показалось, что она носит контактные линзы. Я не без зависти отметила здоровый естественный блеск ее рыжевато-каштановых волос, которого никак не могла добиться от своих. Явно заинтригованная, она с интересом посматривала на меня.

– И чье же это наследство?

В ее голосе совершенно отсутствовала вопросительная интонация – она словно и не спрашивала меня, а просто давала понять как само собой разумеющееся, что я должна передать ей кое-какую информацию. Забавно. Я интуитивно почувствовала, что с ней надо держать ухо востро.

– Кажется, какого-то кузена. Из Огайо.

– Вы не находите, что это перебор – нанимать детектива, чтобы раздать три тысячи монет?

– Кроме Элейн, имеются другие наследники, – сказала я.

– У вас есть документ, который она должна подписать?

– Сначала я хотела бы поговорить с миссис Болдт. Люди беспокоятся, потому что о ней ничего не известно. В отчете я должна указать ее местопребывание.

– Все не слава Богу – теперь еще и отчет. Да ей просто не сиделось на одном месте. Она путешествует. Что за беда?

– Вы не будете возражать, если я спрошу, в каких вы с ней отношениях?

– Не буду. Мы подруги. Я знаю ее лет сто. В этом году, отправляясь во Флориду, она захотела, чтобы кто-нибудь составил ей компанию.

– Когда это было?

– В середине января. Или около того. – Она замолчала и некоторое время с задумчивым видом наблюдала за тлеющей сигаретой. Затем снова – как-то отрешенно – посмотрела на меня.

– И с тех самых пор вы живете здесь?

– Ну да, почему бы нет? Прошлый договор аренды истек, и Элейн сказала, что я могу пожить у нее.

– Почему она уехала?

– Об этом надо спросить у нее самой.

– Когда вы последний раз получали от Элейн какие-нибудь известия?

– Недели две назад.

– И в то время она была в Сарасоте?

– Совершенно верно. Остановилась у новых знакомых.

– Можете назвать имена?

– Слушайте, я не нанималась к ней в сиделки. С кем она живет и где ошивается – не мое дело, поэтому я и не спрашиваю.

У меня возникло странное ощущение, что мы играем в какую-то салонную игру, выиграть которую мне не суждено. К тому же, судя по всему, Пэт Ашер получала от этого куда больше удовольствия, чем я. Чувствуя, как во мне нарастает негодование, я снова принялась за свое:

– Может, припомните еще что-нибудь полезное?

– Мне казалось, что до сих пор ничего особенно полезного я вам не сообщила, – ухмыльнулась она.

– Все-таки не хотелось терять последнюю надежду, – пробормотала я.

Она равнодушно пожала плечами:

– Жаль, что не оправдала ваших надежд. Я сказала все, что знаю.

– Что ж, не смею вас дольше задерживать. Оставляю вам мою карточку. Если Элейн позвонит, попросите ее связаться со мной, хорошо?

– Разумеется. Не беспокойтесь.

Я достала из бумажника визитную карточку, положила ее на столик и встала.

– Похоже, местные обитатели немного вам докучают?

– Вы и не представляете! – подхватила она. – Ну им-то что за дело? За аренду я заплатила. Никаких вечеринок, никакой громкой музыки. Развешиваю сушиться белье – управляющий сердится, устраивает скандал. Я не понимаю.

Она встала и проводила меня до двери. За спиной у нее пузырился балахон, отчего ее фигура казалась массивнее, чем была на самом деле. Проходя мимо кухни, я краем глаза заметила сваленные возле раковины картонные коробки. В этот момент она обернулась и перехватила мой взгляд.

– Если уж на то пошло, найду поблизости какой-нибудь мотель. Не хватало еще, чтобы они впутывали в это дело шерифа. Кстати, я подумала, что вы и есть шериф. Знаете, теперь и женщины бывают шерифами. Шерифинями.

– Да, я слышала.

– А вы? – вдруг спросила она. – Как это вас угораздило стать детективом? Странный способ зарабатывать на жизнь, не правда ли?

Теперь – видимо, убедившись, что я не представляю для нее опасности, – она стала более словоохотливой. Я подумала: а вдруг удастся выведать у нее что-нибудь еще? Похоже, она была не прочь продолжить знакомство. Пэт напоминала мне воспитательницу детского садика, которая слишком долго общалась исключительно со своими малолетними подопечными.

– Как вам сказать? Пятилась, пятилась, да и наткнулась на работу детектива, – ответила я. – Но это все же лучше, чем торговать обувью. А вы не работаете?

– Это не для меня. Я на пенсии. У меня нет ни малейшего желания снова идти работать.

– Вам проще. А у меня выбора нет. Кто не работает – тот не ест. Это про меня.

Она впервые позволила себе улыбнуться.

– Я всю жизнь ждала, что вот-вот подвернется удача, а потом решила позаботиться о себе сама. Вы понимаете, что я имею в виду. В этом мире добра ни от кого не жди – это уж точно.

Я лицемерно кивнула, изображая искреннее понимание, и посмотрела в сторону стоянки.

– Что ж, мне пора... Да, еще один вопрос, если не возражаете.

– Смотря что за вопрос.

– У Элейн должны быть еще какие-то знакомства. Вы не в курсе? Ведь кто-то должен знать, как с ней можно связаться, как вы считаете?

– Ваш вопрос не по адресу, – сказала она. – Она приезжала ко мне в Лодердейл, так что здесь я никого не знаю.

– Как вы связались с ней в последний раз? Насколько мне известно, она прилетела сюда совершенно неожиданно, повинуясь, что называется, сиюминутному порыву.

Некоторое время она, видимо, несколько сбитая с толку, молчала. Наконец к ней вернулось самообладание.

– Ну да, верно. Так оно и было. Она позвонила мне из Майами – из аэропорта, а от Лодердейла мы ехали вместе.

– У нее была машина?

– Ну да. Она взяла напрокат. Белый "олдсмобил-катласс".

– Сколько она здесь пробыла?

Пэт пожала плечами:

– Не знаю. Недолго. Пару дней, не больше.

– Вам не показалось, что она нервничает или чем-то расстроена?

Моя назойливость начинала выводить ее из себя.

– Подождите. Куда вы клоните? Может, я что-то и вспомню, если только пойму, что у вас на уме.

– Я и сама толком не знаю, – неуверенно проронила я. – Я только пытаюсь понять, что происходит. Ее знакомые в Санта-Терезе утверждают, что это на нее не похоже – исчезнуть вот так, не сказав ни слова.