– Камилла. Проклятие. Она вырвала у меня сердце... с корнем. За год я прибавил в весе на тридцать фунтов.

– Пора сбросить.

– Много чего пора сделать.

Вернулась Роза – принесла пиво для Робба и бокал столового вина для меня. У меня было такое чувство, будто я все это уже слышала. Брошенные мужья – это сплошные проблемы и путаница, а у меня у самой проблем хватало. Мне были отлично знакомы боль, неуверенность и разбитые чувства. Даже Роза, казалось, заподозрила неладное. Она посмотрела на меня, словно никак не могла взять в толк, как это у меня все гак быстро получается.

– В моей жизни тоже не все гладко, – возобновила я прерванный разговор, когда Роза ушла.

– Я слышал. Вот и думаю – может, поможем друг другу выбраться.

– Так не бывает.

– Хотите, как-нибудь сходим в тир пострелять?

Я прыснула со смеху. В голове у него и впрямь была каша.

– С удовольствием. А какое у вас оружие?

– "Кольт-питон" с шестидюймовым стволом. К нему подходят патроны от "магнума". Обычно я ношу "трупер-МК-Ш", а гут подвернулся "питон" – не хотелось упускать. Ведь он стоит четыреста баксов. Вы два раза были замужем? Не понимаю. Честное слово, я серьезно. Всегда считал, что брак – это настоящая верность. Когда две души соединяются на небесах навеки, и всякое такое.

– Четыреста баксов не шутки. Как это вам удалось? – Я украдкой разглядывала его. – А вы, наверное, католик или что-то в этом духе?

– Да нет. Скорее всего просто дурак. Весь мой романтизм из дамских журналов – я их читал, когда был маленький, в косметическом кабинете, который принадлежал моей матери. А пистолет – это наследство Дейва Уитакера. Его вдова терпеть не может оружия. Ей никогда не нравилось увлечение мужа, так что при первой возможности она избавилась от его коллекции. Я предлагал заплатить, но она и слышать не желала. Кстати, вы ее знаете? Бесс Уитакер?

Я покачала головой.

Когда Роза подала закуску, Робб подозрительно покосился на нее. Я видела, что зеленые перцы с винегретом, да еще затейливо украшенные листиками петрушки, явились для него полной неожиданностью.

Обычно Роза ждала, пока я попробую блюдо и произнесу что-нибудь лестное – в духе кулинарных колонок – по поводу ее несомненных талантов, но в тот день она, видимо, решила изменить своим правилам.

– Что это за штука? – осведомился Джоуна, уставившись в тарелку.

– Попробуйте.

– Знаете, Кинси, лет десять я обедал с детьми, которые вечно ковырялись в тарелке, чтобы им – не дай Бог – не попался лук или какие-нибудь грибы. Я кроме гамбургеров и есть-то ничего не умею.

– В таком случае вас ждет сюрприз, – сказала я. – А чем же вы питались весь этот год после того, как расстались с женой?

– У нее морозильник был забит полуфабрикатами. Каждый вечер размораживал что-нибудь и ставил на час в духовку. Наверное, она побывала на распродаже и скупила оптом партию замороженных обедов для быстрого приготовления. Ей хотелось, чтобы я сидел на сбалансированной диете, хотя обдирала меня при этом как липку.

Я невольно опустила руку. Мне вдруг представилось, как эта женщина, готовя почву, чтобы смыться, замораживает триста шестьдесят пять готовых обедов. И он надеялся, что они с ней будут спариваться по гроб жизни, как совы?

По отсутствующему выражению на лице Робба я поняла, что в тот момент он, мерно перекатывая во рту кусочек перца, тщетно пытался определить, на что похоже то, что ему подсунули. Я вспомнила, что такое же подозрение у меня вызывал сладкий картофель в сахаре, которым принято угощать друг друга на День благодарения. В самом деле, кому придет в голову подавать овощи с зефиром? Разве можно смешать лакричные конфетки со спаржей или "желейные бобы" с брюссельской капустой? Одна мысль об этом заставила меня поморщиться.

Джоуна философски кивнул и налег на салат. Видимо, решил, что это по крайней мере не хуже того дерьма, которым пичкала его Камилла. Воображение тут же услужливо нарисовало мне нескончаемые подносы с лоточками мороженого тунца и картофельными чипсами, с расфасованными кружочками моркови и фасолью. Бьюсь об заклад, она оставила ему дюжину коробок с консервированным фруктовым компотом. Я поймала на себе вопросительный взгляд Робба.

– Что случилось? – спросил он. – Почему вы так смотрите?

Я передернула плечами:

– Супружеская жизнь – это загадка.

– Согласен, – сказал он. – Между прочим, как продвигается ваше дело?

– Как вам сказать? Держу нос по ветру. В данный момент меня интересуют обстоятельства одного убийства. На той же неделе, когда исчезла Элейн Болдт, была убита ее соседка.

– Вот так история. А какая связь?

– Пока не знаю. Может статься, и никакой. Просто последовательность событий показалась мне странной: сначала убивают Марти Грайс, а каких-нибудь пару дней спустя исчезает Элейн Болдт.

– Опознание проводили?

– Кого? Марти? Понятия не имею. Здесь у Долана настоящий запор. Молчит как рыба.

– Почему бы вам не взглянуть в досье?

– Бросьте. Он ни за что не разрешит.

– А вы его и не спрашивайте. Спросите меня. Я могу сделать копии, если вы скажете, что вам нужно.

– Джоуна, он вас уволит в два счета. Не видать вам этого места как собственных ушей. Будете до конца жизни обувью торговать вразнос.

– А почему вы думаете, что он узнает?

– Вам его не провести. Он знает все.

– Вздор. Картотека хранится в отделе дознаний. Уверен, у него есть копия досье, так что оригинал ему совершенно ни к чему. Я просто подожду, пока он уйдет, сниму ксерокопию и верну оригинал на место.

– Я думала, документы положено заказывать.

Джоуна воззрился на меня так, словно вдруг увидел человека, который ни разу в жизни не парковал машину в неположенном месте. В самом деле, я, которая могла – при необходимости – врать без зазрения совести, испытывала необъяснимую, тревогу, когда случалось нарушать правила дорожного движения или задерживать библиотечную книгу. Мне было как-то неловко злоупотреблять доверием общества. Нет, я могу, если потребуется, незаконно проникнуть в чужую квартиру, но только если уверена, что меня не сцапают. Словом, при одной мысли о том, чтобы выкрасть полицейские документы, внутри у меня все сжалось, словно мне должны сделать укол против столбняка.

– Что вы, что вы? – залепетала я. – Вам нельзя этого делать.

– Что значит нельзя? Вот именно, что можно. Что вы хотите увидеть? Результаты вскрытия? Отчет с места происшествия? Протоколы допросов? Данные экспертизы?

– Хорошо бы. Конечно, это бы мне помогло...

Я подняла голову и увидела, что Роза ждет, чтобы забрать пустые тарелки.

– Послушайте, я бы никогда не попросила вас об этом... – виновато произнесла я, когда Роза ушла.

– Вы и не просили – я сам вызвался. Ну-ну, не трусьте. Когда-нибудь вы тоже можете оказать мне услугу.

– Джоуна, но Долан же настоящий псих, когда дело касается утечки служебной информации. Вы же его знаете. Не стоит так рисковать.

– Не волнуйтесь. Детективы, расследующие убийства, иногда сущее дерьмо. Вы же не собираетесь развалить его дело. Да и дела-то у него скорее всего никакого нет. Так что не о чем беспокоиться.

После ужина Джоуна проводил меня до дома. Было еще только четверть девятого, но мне хотелось поработать, да и он не очень настаивал на том, чтобы продолжить общение в более интимной обстановке. Когда стих звук его шагов, я погасила свет за дверью, села за стол и занялась карточками.

Я прикрепила их на доске, расположенной над столом, и – в надежде на внезапное озарение – принялась неторопливо перечитывать свои записи. Мое внимание привлекла одна любопытная деталь. Со времени первого осмотра квартиры Элейн я была весьма дотошна во всем, что касалось мелочей. У меня вообще такая привычка – вроде игры на проверку памяти. Так вот, в шкафчике на кухне Элейн держала какой-то кошачий корм – так было отмечено в одной из карточек. Что-то здесь не складывалось.