Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Всякий раз, когда кто-нибудь упоминал о Неопуле, Леонтий пытался восстановить в памяти его черты, но ему никогда это не удавалось. В голову приходили лишь второстепенные детали: высокий рост, властный голос, окладистая борода и нашейная цепь, украшенная клыками калидонского вепря.

В то утро толпа долго скандировала его имя: «Не-о-пул, Не-о-пул, Не-о-пул!»– и выкрикивала всякие добрые напутствия: «Желаем тебе стать самым знаменитым ахейцем!», «Да прославится остров Гавдос за морями!», «Пусть расположение богов сопутствует твоим судам до самой Трои!». С тех пор все вспоминали об отце, как о лучшем из смертных. Был он Неопул Честный, Неопул Мудрый, Неопул Справедливый и так далее.

Да, Леонтий совсем не знал отца. Девять лет назад тот уехал на войну, и уже почти пять лет от него не было никаких известий. Время от времени кто-нибудь возвращался с войны и рассказывал: «Его убил Деикоонт: Неопул мчался впереди всех и уже готов был одолеть стену Илиума, как пущенная жалким дарданцем стрела пронзила ему горло». «Да нет же, – возражал кто-то другой, – его убили фракийцы: он попал в устроенную ими засаду. Наш царь вступил в схватку с девятью врагами и погиб лишь потому, что один из них, подлый Пироф, похитил у него оружие и цепь, а тело бросил в бурные воды Скамандра». Но не успевали на острове приготовиться к траурной церемонии, как из Трои являлся еще какой-нибудь воин: «Стойте! Неопул жив! Его видели в Милете на одном из сорока кораблей царя карийцев Амфимаха, приковавшего его к скамье вместе с другими гребцами как жалкого раба». Единственно достоверным было то, что ни его трупа, ни оружия, ни драгоценной цепи с клыками вепря так и не нашли.

И вот теперь Леонтий направлялся в Трою, чтобы узнать правду об отце, а также потому, что за последний год жизнь его на острове Гавдос сделалась совершенно невыносимой: дядя Леонтия Антифиний, став правителем, оказался жестоким деспотом. Достаточно было кому-нибудь выразить свое несогласие с ним – даже если речь шла о сущем пустяке, – как назавтра где-нибудь на дороге находили труп этого человека. Повсюду—и в городе, и в деревне – у Антифиния были свои осведомители, а по острову он всегда передвигался под охраной десятка наемников, специально привезенных с Крита. Леонтий же, законный претендент на трон, был для Антифиния опасным конкурентом. И не удивительно, что на жизнь его уже не раз покушались. Однажды ночью во время празднеств в честь бога Диониса какой-то человек в маске сатира напал на него сзади, но Леонтию помогли спастись прохожие. Ряженого безумца схватили и отвели в тюрьму. Но он не успел даже произнести имя человека, подбившего его на преступление: Антифиний всадил в него кинжал. «Так будет с каждым, кто покусится на жизнь моего племянника!»– молвил тиран.

Мать Леонтия поняла, что жизнь сына висит на волоске, и в тот же вечер посадила его на судно, отплывавшее в Трою. «Лучше троянцы, чем родственники!»– сказала она. А для большей надежности приставила к сыну старого друга семьи, наставника и оружейных дел мастера Гемонида, чтобы тот оберегал юношу от врагов и еще пуще – от друзей. В молодости Гемонид был известным возничим колесниц и победителем многих состязаний в роще Онхест.[10]

– Гемонид, – спросил Леонтий, – это правда, что мудрый Нестор хотел взять тебя к себе возничим, а ты отказался от двадцати серебряных мин, только бы не покидать Гавдос?

– Да, правда, но тогда я был еще мальчишкой, а на острове жила девушка из Феста, которая, к величайшему моему горю, умерла в расцвете лет. Но лучше не предаваться воспоминаниям: ложе твое готово, пора тебе почивать.

– Я вовсе не хочу ложиться. Да еще в такую ночь, когда Борей унял свой гнев. Боги могут обидеться, если я не останусь под открытым небом!

– Ночь и впрямь может показаться тебе теплее материнских ладоней, но на рассвете, не сомневайся, сырость проберет тебя до костей.

Гемонид был не только наставником Леонтия, а еще его слугой, поваром, дегустатором и нянькой: каждый вечер он расстилал в трюме матрас, набитый сухими листьями, рядом с матрасом самого капитана. Впрочем, Леонтию как царскому сыну (а возможно, уже и царю – если отца его не было больше в живых) по праву принадлежало самое удобное место на судне.

Но Леонтий был демократом, ему претили кастовые привилегии. Неужели, говорил он, только потому, что я царский сын, мне надлежит спать под кровом, когда моим попутчикам, которые куда старше меня, приходится спать под открытым небом даже в непогоду?

Уж не потому ли люди так рвутся к власти, что всем хочется спать в тепле? Ради теплого местечка многие готовы убить ближнего своего. Антифиний, например, жаждал смерти Леонтия только из страха, что однажды тот захочет занять трон своего отца.

– Как, по-твоему, Гемонид, – продолжал Леонтий, – почему люди так стремятся к власти?

– Просто они не понимают, насколько удобнее полагаться на доброту других, – холодно ответил Гемонид. – Чтобы воздействовать на ближнего, нам даны два средства: любовь и власть. Первая держится на жажде нежности, вторая – на страхе. Осла заставляют работать с помощью морковки или палки. Почему-то цари и их сыновья предпочитают пользоваться палкой.

Нет, Леонтий был не таким, к власти он не стремился. Должно быть, царским сыном он родился по недосмотру Фатума. Юноша любил Калимнию, гавдосскую девчонку—красивую, добрую, хрупкую и нежную гавдосскую девчонку, и не было на свете такого царства – ни у Кносса, ни у Агамемнона, да что я говорю, даже у самого Зевса, на которое он променял бы свою любовь. Но, увы, из-за политических интриг ему пришлось покинуть любимую. Конечно же, он постарается возвратиться на родину как можно скорее, чтобы взять Калимнию в жены. Ах, надо бы ему перед отъездом набраться смелости и поговорить с дядей Антифинием, чистосердечно и просто рассказать ему о своих чувствах! «Послушай, дядя, – сказал бы он ему, – я считаю, что власть на Гавдосе по справедливости должна принадлежать тебе. Ты стар, некрасив, болен и не можешь рассчитывать на любовь молодой и красивой женщины. Я же хочу жениться на Калимнии – белокурой, нежнейшей, чистейшей Калимнии с губами цвета коралла. Кроме нее, мне не нужно ничего на свете. Мы не станем досаждать тебе, будем приходить на твои советы, возложив на голову венки, и украсим своим присутствием царскую свиту. Мы не покинем тебя в твой смертный час и позаботимся о твоих детях».

Пустые мечтания! Антифиний никогда не поверил бы его словам хотя бы потому, что, будучи человеком коварным, всех других считал столь же лживыми, жадными, готовыми на предательство, как и он сам. По вине таких людей как раз и случаются войны. Да, кстати, а с чего началась Троянская война?

CASUS BELLI[11]

Глава II,

в которой мы выслушиваем гневную исповедь богини раздоров Эриды и задаемся целью установить причины Троянской войны, принимая за отправной момент протест Геи, появление на свет Елены и женитьбу Пелея на Фетиде.

– Я – Эрида, богиня раздоров. Все говорят, будто из-за меня началась Троянская война. Но скажите честно: кто начал первым? Я или они?.. Как это, кто «они»? Боги, естественно. Нужны имена? Пожалуйста. Первым посеял смуту Мом. Вы что, не знаете Мома? Сейчас я вам объясню. Этот тип вечно всем недоволен, от всего нос воротит, только и делает, что всех критикует. Мом как раз и подговорил Зевса, чтобы тот не приглашал меня на свадьбу Пелея и Фетиды. «Ради бога, – сказал он (так, кажется, и слышу его слова), – не зови ты эту Эриду, она может тебе весь праздник испортить! В последний раз, когда Эрида явилась на совет, она сообщила Адонису, будто накануне видела Афродиту на горе Лилибей с аргонавтом Бутом. Адонис полез на Бута с ножом, и если бы в дело не вмешалась Гестия, кто знает, чем бы все кончилось!»

вернуться

10

Священная роща в Беотии, где находился алтарь, посвященный Посейдону. Там впервые стали проводиться регулярные гонки на колесницах. Гомер упоминает это название в «Илиаде» (II, 506.)

вернуться

11

Повод к войне (лат. – Прим. перев.).

3
{"b":"106901","o":1}