— Все было так чудесно, а потом… Эрик крепко прижал ее к себе, гладил ее волосы, успокаивая ее. Когда он вот так был рядом с ней, она чувствовала себя в полной безопасности. Его объятия были самым безопасным местом, которое она знала. Он нежно поцеловал ее.

— Ну, теперь лучше?

Ее сердце перестало прыгать.

— Думаю, да, — вздохнула она. — Эрик, скажи мне правду. Тебе ведь действительно понравился наш побег из кухни, правда? Тебе понравилось, что ты перехитрил Артура и того фотографа?

Он снова поцеловал ее.

— Да, понравилось.

— Ну, а я была напугана. И мне не хотелось бы, чтобы тебя все это так восхищало и возбуждало.

— Любой мужчина получил бы удовольствие от состязания, но есть вещи, которые меня волнуют значительно больше. — Его руки гладили ее по спине, прижимали ее бедра. — Пойдем в постель. Мне завтра утром нужно уйти очень рано.

— Как рано? — Ее руки скользнули в задние карманы его брюк. Она почувствовала, как под ее пальцами напряглись все его мускулы.

— В пять часов. — Его бедра прижались к ее.

— Тебе очень нужно?

— У меня завтра ранняя съемка. — Он покусывал ее подбородок.

— А я думала, как чудесно будет позавтракать вместе в постели. — Ее язык исследовал его ухо.

— В постель! — прорычал он, уже расстегнув ее рубашку и скользнув под нее рукой. Она потерлась щекой о его плечо.

— Знаешь, дорогой, если тот фотограф успел снять нас на Мэриголд и если они напечатают фотографии, значит, моя маскировка под посыльного уничтожена.

Он расстегнул ее бюстгальтер, привычно дернув за застежку.

— Не беспокойся, я что-нибудь придумаю.

Карен лежала и загорала под лампой, намазывая себя маслом какао и поворачиваясь, как цыпленок. Она мурлыкала «Укрытие» Ричи Идена и вспоминала приключения прошлого вечера. Форма тогда казалась ей чудесной идеей. Самой замечательной маскировкой из всех маскировок. Да, ей потребовалось все ее мужество, чтобы быть Индирой. Но ее отвага, она это теперь знала, не черпалась из бездонного колодца, не подпитывалась неиссякающими подземными источниками, как у Эрика. Нет. Ее отвага была как слабый, медленно бьющий ручеек; ее хватало на один маленький ковшик в день.

Телефонный звонок прогнал ее дрему. Однако трубка, когда она попыталась взять ее, выскользнула из намазанной маслом руки, и, пока Карен пыталась поднять ее полотенцем с пола. Эйлин уже почти выговорилась:

-..газеты? И что ты наконец делала в Ле Перроне в форме посыльного, скажи ради Бога?

— Старалась перехитрить поклонников и средства массовой информации. Карен выключила лампу и осмотрела свои руки.

— Перехитрить их? Моя дорогая, но это же работа.

Карен понюхала свою руку. Она пахла как закусочная. У нее заурчало в желудке.

— Послушай, Эйлин, во что превратилась моя жизнь? Это все равно что быть в списке ФБР «Разыскиваются особо опасные преступники».

— Такова цена популярности, моя дорогая. Мне уже звонили из агентства, которое представляет производителя форменной одежды. Они хотят, чтобы ты рекламировала их новую линию. И, конечно же, им нужны фотографии Эрика. А агентство, представляющее производителя мотороллеров…

— Этому когда-нибудь придет конец? — простонала Карен в отчаянии.

— Искренне надеюсь, что нет, — фыркнула Эйлин. — У меня три мешка с корреспонденцией для тебя. Пришлось нанять еще трех служащих, которые ничего не делают, только отвечают на письма и просьбы прислать твою фотографию.

— Эйлин, я лучше позвоню Эрику. — Карен вытерла лицо и руки, удивляясь, как это ей пришло в голову убеждать Эрика, что, чтобы быть в безопасности, нужно спрятаться.

Но прежде, чем она успела набрать его номер, он позвонил ей сам.

— Ты видела снимок?

— Нет, но Эйлин только что рассказала о его появлении в газетах. Она считает великолепной всю эту ужасную рекламу. Каждый раз, когда они печатают мою фотографию, она открывает еще один счет.

— Я собираюсь покончить со всем этим, — со страстью сказал он.

— Именно об этом я и хотела с тобой поговорить.

— Твоя частная жизнь должна снова стать только твоей.

— Именно этого я и хочу.

— Ты будешь иметь возможность ходить, куда тебе захочется. Куда нам захочется. Внезапно она почувствовала озноб.

— Это совсем не то, что я имела в виду. Как я могу ходить, куда захочу?

— Увидишь. Я буду у тебя в семь.

— Что ты собираешься делать? — нервно спросила она.

Засмеявшись, он ответил:

— Где лучше всего спрятать яйцо?

— Спрятать яйцо? В траве, наверное?

— Нет, моя дорогая. В коробке с одиннадцатью другими яйцами.

Остаток дня Карен провела в мучениях, пытаясь угадать, на что еще окажется способным Эрик. Чтобы успокоить нервы, она решила что-то разобрать, свалила в кучу на полу все рецепты и постаралась сосредоточиться на их сортировке. Годами откладывая эту работу, теперь она сидела на полу, скрестив ноги, окруженная газетными вырезками, и озадаченно разглядывала каждую, перечитывая по несколько раз. Почему она когда-то решила, что ей, например, может понадобиться рецепт тушеного языка? В это время раздался звонок в дверь.

Карен подлетела к двери, разбросав при этом все рецепты.

— Не думала, что уже так поздно, — сказала она, открывая дверь. — Эрик! У нее перехватило дыхание. — Что с тобой?

Его красивые светлые волосы стали рыжими, а над верхней губой, когда он говорил, шевелились громадные рыжие усы. Кроме того, Эрик был облачен в пиджак для обеда, а в руке держал большую плоскую коробку.

Эрик пошлепал по своей рыжей голове.

— Тебе нравится моя маскировка? — он ухмыльнулся. — Это парик.

Он положил коробку на стул и притянул к себе Карен.

— Тебе нравятся усы?

— Я поражена. Этого я ожидала меньше всего. — Она дотронулась пальцем до похожих на проволоку усов. — На чем они держатся? — Она откинулась в его руках назад, с сомнением разглядывая их. — Они, наверное, вызывают зуд.

— Так и есть. Я истратил целую бутылочку резинового клея, чтобы приклеить их. — Он высвободил одну руку, чтобы аккуратно почесать с краю. — Мне говорили, что некоторые женщины находят усы очень привлекательными. Давай попробуем.

Это было вовсе не сексуально, это было ужасно — одна знакомая губа и целый куст щетины.

— Все равно что поцеловать старую варежку. — Карен потерла губы. Дорогой, что все это значит? И почему на тебе этот пиджак? И что ты там говорил о том, чтобы спрятать яйцо?

Взяв обе ее руки в свои, он подвел ее к дивану, и, когда они сидели колено к колену, объяснил:

— Мы не можем жить, как узники. И в то же время не хочу, чтобы нас преследовали на улицах. — Эрик со злостью хлопнул себя по колену. — Мы не… преследуемые звери. Если нельзя свободно выйти и развлекаться, как хочется, то для чего же тогда столько работать? Что за жизнь мы ведем?

— Но мне нравится быть дома. Все было чудесно прошлым вечером, но у нас не было особого выбора. Почему бы не позвонить в Lade Lotus и не попросить прислать сюда китайскую еду?

— Опять? О, нет. Хватит скрываться. — Его глаза блестели от возбуждения. Пресса тебя создала, но можно заставить ее забыть тебя.

— Не думаю, что мне это нравится. Да и как можно заставить прессу сделать что-то?

— Пойми, Индира — всего лишь дитя средств массовой информации. Индира Сингх, Пылкая Принцесса Пенджаба. — Он набросал в воздухе заголовок. — Куда она ходит? Что делает днем?

— И ночью.

— Что ест на завтрак?

— И спит ли обнаженная?

— Они действительно спрашивали тебя об этом? Бедняжка. Они писали о тебе всю эту ерунду.

— О нас, — поправила она его. — Мы теперь занимаем на страницах газет места больше, чем когда-либо. Ты теперь мой близкий друг.

— Да! Неужели ты не понимаешь? Они пишут о нас потому, что видят нас. Если мы могли бы стать невидимыми, если бы могли исчезнуть…

— Именно поэтому я и была вчера в форменной одежде.