— Молчать! — приказал Ренальдо. — Освободите комнату. Немедленно.

— С-слушаюсь, мой господин, — выдавил Лотембер. — В-всем вон! Быстро!

Ренальдо наблюдал, как участники брифинга друг за другом проходят мимо него к дверям. Испуганные взгляды немного смягчали положение, в которое попал граф. Только одному человеку — худощавому мужчине в форме — казалось, было смешно. Впрочем, этих солдафонов разве разберешь…

Наконец дверь закрылась, и Ренальдо остался наедине с Лотембером.

— Выключи все свои вертушки, — прорычал граф. — Ручаюсь, записывать то, что мы сейчас будем обсуждать, тебе точно не захочется. Ясно?

— Д-думаю, что да, мой господин, — пробормотал Лотембер, дотрагиваясь до ряда панелей.

— Сядь, Лотембер.

— Да, мой господин.

— Во-первых, Лотембер, я не одобряю состряпанный тобою брифинг. Совсем не одобряю.

— Состряпанный?

— Дерьмовый.

— Мой господин?

— Если пиратов было двадцать, я съем свою шляпу.

— Мой господин…

— Заткнись, идиот. Если я говорю дерьмовый, значит, так оно и есть. Бог свидетель, я достаточно наелся этого добра от твоих предшественников. А теперь слушай, и слушай внимательно, или уйдешь в отставку следом за ними. В Империи полно недоумков вроде тебя, которые только и умеют сорить деньгами. Даже я знаю о военных делах больше, чем ты. Понятно?

— Мой господин!

— Тебе понятно… дерьмо ты собачье? — Ренальдо почувствовал, что у него снова подскочило давление.

— Мне п-понятно.

— Так-то лучше. Теперь прояви внимание, и, возможно, я разрешу тебе остаться на прежней должности. Иначе…

— Все что угодно, мой господин.

— Хорошо. Этот пират… не важно, сколько у него кораблей, хотя, держу пари, гораздо меньше двадцати… я хочу, чтобы его немедленно уничтожили. Подчеркиваю, немедленно. — Глядя в испуганные глаза собеседника, он скрипнул зубами. — Мне наплевать, во что это выльется. Даже если тебе придется послать весь свой паршивый Флот. Ни затраты, ни предпринимаемые меры меня не интересуют. Но мне надо, чтобы этот человек… эти пираты были мертвы, или после следующих выборов ты окажешься на улице. Если дотянешь до них…

— Мой господин!

— Если все дело в том, чтобы посадить в это кресло человека, который сможет выполнять мои приказы, то… Короче, не ты первый.

— Я… на завтра у меня запланировано п-поднять эскадру, мой господин, — дрожащим голосом сообщил Лотембер.

— Удвой ее! — приказал Ренальдо. — Утрой!

— К-как п-пожелаете, мой господин. В случае провала я уже пригрозил экипажам чистками по всему Флоту.

— Это твоя забота, — прорычал Ренальдо, с трудом ворочаясь в огромном мягком кресле. — Уничтожь пиратов — всех до единого. Никаких пленных. Ясно?

— Ясно, мой господин.

— Очень хорошо, — промолвил Ренальдо, чувствуя некоторое облегчение.

Втрое превосходящая противника по численности, даже эскадра под командованием идиота в конечном счете могла смести кучку пиратов на устаревших кораблях. Граф оглядел шикарную комнату для совещаний и, отыскав глазами большой диван в самом ее конце, улыбнулся. Такие диваны имелись в каждой обитой плюшем комнате для совещаний — для одной и той же цели.

— Твоя секретарша, — сказал Ренальдо, по жирному телу которого пробежала дрожь нетерпения. — Я не уловил ее имени.

— Толтон, — удивленно произнес Лотембер. — Ева Тол-тон, мой господин.

Ренальдо ухмыльнулся. Гибкая блондинка не выходила у него из головы с тех самых пор, как подавала перед брифингом кофе.

— Она чистая?

— Мой господин?

— Не заразна, идиот?

— Т-толтон?

— Болван, о ком я, по-твоему, толкую — об императоре Филанте?

— Э-э… Толтон? Не заразна?

— Боже ты мой! Ты что, совсем рехнулся? С ней можно… ну, ты понимаешь.

— А!.. Да, мой господин.

— Надо думать, ты сам…

— Конечно, мой господин.

— Тогда ради Бога, — взревел Ренальдо, расстегивая брюки и ковыляя к дивану, — убирайся отсюда и пришли ее ко мне голую.

В течение следующих недель, несмотря на скудное меню, на станции Перрин работали так интенсивно, что Кэнби приходилось лишь удивляться. По большей части успеху, конечно, способствовало государственное оборудование, доставленное Немилом Квинном. Но главной движущей силой являлись сами легионеры, побуждаемые двумя убедительными стимулами: страхом и надеждой. Страх порождало быстрое убывание денег, а надежду — слухи о прибыльной работе, которую можно будет легко получить из-за нехватки наемников. Когда Кэнби выдавалось свободное от многочисленных административных дел время, он не жалел его для превосходного старого тренажера, оттачивая летное мастерство и готовясь к тысяче экстренных ситуаций, грозящих космическому кораблю Впрочем, Кэнби также находил время, чтобы успеть на поезд из расположенного неподалеку Хэмптона и изредка провести с Тенниел вечер в Манхэттенском секторе. Именно там оказался Кэнби за несколько дней до первого запланированного полета «Смерти». После неторопливого ужина в кафе «У грифона», а также двух бутылок недорогого, но отменного «мерло», сквозь шумные и цветастые людские потоки Кэнби со своей спутницей прошли по улице, чтобы посмотреть голодраму, а затем вернулись к дому Тенниел, обсуждая увиденное. Еще они, как всегда, говорили о послевоенном нарушении доверия Империи к среднему классу — и как это сказалось на них обоих.

Всеми силами Кэнби пытался продлить вечер, но вот они вновь оказались на пятом этаже возле двери Тенниел. В тускло освещенном коридоре женщина некоторое время искала ключи, затем обернулась к другу с надолго застывшим на лице вопросом, как будто тщательно обдумывала что-то.

— Все в порядке? — наконец спросил Кэнби К этому времени Тенниел, казалось, пришла к решению и взяла его за руку.

— Да, — тихо ответила она, — все чудесно. В тот похожий на весенний вечер, когда зима близилась к концу, под куртку из ворсистого материала Тенниел надела свитер. Еще на ней была короткая юбка, а на ногах — чулки и сапожки на высоких каблуках. Синтия улыбнулась, хотя глаза ее оставались серьезны.

— Знаешь, Гордон Кэнби, — продолжала она, — в первую нашу встречу я сказала, что смогла бы тебя полюбить. Иногда мне кажется, будто это уже случилось. Ты очень славный парень. Мне давно уже не было так хорошо рядом с кем-то — а может, и никогда.

Удивленный, Кэнби обнял ее, почти не отдавая себе отчета в том, что делает.

— По-моему, я тоже тебя люблю, — прошептал он, притягивая ее ближе к себе и прижимаясь губами к ее губам.

Пряные духи Тенниел манили. Сначала Кэнби и Тенниел нежно поцеловались, но, вопреки всем усилиям, его дыхание участилось — так же, как и ее. Рот Тенниел медленно раскрылся. Кэнби сдержал эмоции. С самого первого свидания он старался не оказывать давления на эту часть их отношений. Тенниел как будто ценила его такт, хотя каждый раз возле двери их прощальные поцелуи становились все дольше и дольше. Еще раз осадив себя, Кэнби отстранился.

— Это может выйти из-под контроля, — с трудом выдавил он.

— Да, — поспешно ответила Тенниел, почему-то задыхаясь. — Прошло много времени, но теперь я, кажется, готова.

Едва Кэнби снова поцеловал влажные губы, как ее язык пару раз несмело прошелся по его рту, а затем с первобытной страстью вонзился в него. Тело Тенниел неистово изгибалось, она с такой силой прижималась грудью к груди Кэнби, что он почувствовал, что теряет над собой власть. На секунду женщина оторвалась от него, дыша так, словно пробежала несколько миль.

— Подожди, — бросила она. — Зайдем внутрь, я хочу раздеться.

Отыскав в сумочке ключи, Тенниел немедленно открыла первый замок, а второй — лишь с третьей попытки. Наконец дверь отворилась, и Тенниел шагнула в квартиру, бросая куртку на стул.