Сэппуку буквально означает вспарывание живота. Если сэппуку назначалось как наказание, то говорили, что виновный осознал свою вину, что равнозначно словам: «Я совершил нехороший поступок, мне стыдно перед своей совестью, и я наказываю себя собственными руками». Иногда человек совершал сэппуку, не будучи виновным, что означало: «Я не виновен, но я хочу показать вам мою душу, чтобы вы сами могли судить об этом».
Как известно, боль в животе переносить очень трудно, поэтому вспороть себе живот означало нелегко уйти из жизни. Поэтому тот, кто совершал сэппуку, мог сказать: «Оповести, что я умер мужественно». У самураев смерть в бою и «смерть на циновке» (сэппуку совершалось на циновке) в одинаковой степени расценивалась как геройство.
К XIV в. смерть от собственной руки стала цениться значительно выше, чем смерть в бою. Самоубийство начали рассматривать как проявление высшего героизма, демонстрацию силы и самообладания. Такое отношение к жизни и смерти особенно ярко показано в классическом японском эпосе. В «Повести о Великом мире» описывается 2640 случаев таких самоубийств. Вот один из них:
«Ёсимицу поднялся на сторожевую вышку и стал всматриваться вдаль – в том направлении, куда уехал принц. Он неясно увидел вдали его удаляющуюся фигуру. „Ну, теперь за дело!" – подумал он. Оторвал мечом башенные доски, открыл всего себя стоящим внизу и громким голосом воскликнул: „Второй сын императора Годайго, государя в девяносто пятом поколении со времени императора Дзимму – августейшего потомка великой богини Аматэрасу, принц первого ранга Такахато, ныне погиб от руки мятежных вассалов! Сейчас я покажу, как умерщвляет себя воин! Да послужит это образцом для вас, когда кончится ваше воинское счастье и вы будете сами готовиться разрезать себе живот!"
Сказав так, он снял доспехи и сбросил их с башни. Спустил с плеч парчовую накидку, бывшую под латами, обнажил верхнюю часть туловища, воткнул меч в белое блестящее тело и сделал слева направо по животу прямой надрез, выхватил оттуда внутренности и бросил их на пол башни, потом взял меч в зубы и упал лицом вниз» [100, 210].
Со второй половины XV в. до середины XVII в. в Японии практиковали сэппуку в случае смерти господина. В «Хагакурэ» помещен рассказ об одном таком случае. В нем рассказывается о том, как к Сукэдзаэмону – управителю владетельного князя Набэсима посланцем князя было доставлено распоряжение сделать харакири из-за дурного поведения дочери, покрывшей бесчестием имя отца. Сукэдзаэмон в это время сидел за партией «го» [16]. Узнав о распоряжении, Сукэдзаэмон попросил посланца подождать, пока он закончит партию, и посмотреть за развитием игры. Когда партия была закончена, Сукэдзаэмон отошел в сторону и спокойно вспорол себе живот.
Восемнадцать самураев Сукэдзаэмона, не желая расставаться со своим господином, просили у посланца князя разрешения последовать за умершим господином, но посланец, испугавшись такого количества жертв, не соглашался. Тогда сын Сукэдзаэмона стал просить за них. «Если воин сказал, что он умрет, – говорил он, – бесполезно его останавливать. Пожалуйста, разрешите им сделать харакири». Разрешение было получено, и все восемнадцать вассалов Сукэдзаэмона немедленно отправились вслед за своим господином на тот свет.
В этом отношении характерна клятва двух братьев Кусуноки, данная после битвы при Минатогава («Тайхэйки», гл. XVI). Как справедливо считает Н. И. Конрад, эта клятва вошла в основной фонд национально-монархической идеологии [100, с. 211-212].
«Направившись на север от Минатогава, Масасигэ прибежал в одно селение. Здесь, намереваясь распороть себе живот, он снял доспехи и осмотрел свое тело: оказалось, что па нем было одиннадцать ран. С ним было семьдесят два человека из отряда, и ни у одного из них не было менее трех – пяти ран. Все родичи Кусуноки в количестве тринадцати, их воины в количестве более шестидесяти человек расположились в ряд в зале шесть нэп и, десятикратно возгласив все в один голос призыв к буддам, – все вместе разом распороли себе животы.
Масасигэ, сидя на возвышении, обратился к своему младшему брату Масасуэ и спросил его: „Последнее желание человека перед смертью определяет его судьбу в грядущем. Чего же из всего, что есть в девяти мирах, хочешь ты теперь?" Масасуэ хрипло засмеялся: „Все семь раз родиться на свег снова человеком и каждый раз истреблять государевых врагов". Масасигэ радостно улыбнулся и сказал ему: „Твое желание недоброе, но и у меня такое же. Итак, родимся снова вместе на свет и добьемся исполнения этого нашего желания". И дав друг другу такую клятву, оба брата проткнули друг друга мечами и пали рядом на одно и то же изголовье».
Смерть вслед за своим господином в ряде случаев принимала форму массовых самоубийств, становилась своего рода модой. Вот еще один пример из «Тайхэйки»: «Принц спросил: „А как нужно убивать себя?" Ёсиа-ки, сдерживая хлынувшие слезы, проговорил: „Вот так…" И, не договорив до конца, выхватил меч, повернул его на себя, вонзил в левый бок и разрезал себе несколько ребер по направлению к правому боку. Затем вынул меч, положил его перед принцем, упал ниц и умер. Принц тотчас же взял меч и взглянул на него. Так как на рукоять стекла кровь, принц обернул ее рукавом своей одежды, обнажил свое подобное снегу тело и, вонзив меч около сердца, пал на то же изголовье, что Ёсиаки.
Все бывшие с принцем… воскликнули:,,Мы тоже вслед за принцем!" В один голос возгласили молитву буддам и все сразу совершили харакири. Видя это, воины, числом более трехсот, что стояли во дворе, стали пронзать друг друга мечами и грудою свалились на землю» [100, с. 212].
Когда умер сёгуп Иэмицу (1651 г.), харакири еще больше вошло в моду. Даже князья не щадили себя. Намереваясь лишить себя жизни, владетельный князь Утида Ма-санобу собрал гостей, чтобы выпить с ними по прощальной чарке сакэ. На пиршество собралось 50-60 человек. Около восьми часов вечера Масанобу прилег отдохнуть и просил разбудить себя! в 10 часов. Он быстро заснул, а когда проснулся, уже было 12 часов ночи. «Что же вы меня не разбудили? – заворчал он. – Ведь я же просил». Продолжая ворчать, Масанобу уселся на циновку и вспорол себе живот.
Этот обычай, который называли дзюнси или ойбар а (харакири вслед за смертью своего господина, главы рода), был запрещен законом в 1663 г., однако его долго не удавалось искоренить. Тогда власти пошли на крайность – они стали обезглавливать всех членов семей тех лиц, которые делали харакири после смерти своего господина. Это помогло. Однако подпольно этот обычай процветал еще долго. После кончины императора Муцухито, например, некоторые его приближенные и почитатели пренебрегли запретом и сделали харакири (среди них был генерал Ноги). По закону эти люди осуждались, а по нормам морали расценивались как национальные герои.
Процедура харакири, применяемая в качестве наказания, обставлялась особенно пышно. Акт харакири обычно совершался в резиденции господина. Для этого выбиралось ночное или вечернее время. Двор посыпали крупным песком, а место самого акта устилали тонкими циновками, которые покрывались белым полотном; поверх стелилось шерстяное покрывало красного цвета. Приговоренный, одетый в легкое кимоно, усаживался на приготовленное место в позу по-япопски. К нему подходили два «секунданта», старший и младший. Младший становился за спиной приговоренного и вынимал из ножен меч. Осужденному на подносе подавали кинжал или короткий меч и помогали раздеться.
Сам акт харакири выполнялся разными способами. Вот один из них: кинжал берется в правую руку, вонзается в левый бок и горизонтально проводится ниже пупка до правого бока; затем вертикально от диафрагмы до пересечения с горизонтальным порезом; если не наступает конец, то кинжал далее вонзается в горло. Известны и другие способы [162, с. 501 С годами людей, способных соблюдать все детали процедуры, становилось все меньше и меньше. В связи с этим процедуру максимально упростили, и перед ее отменой в период реставрации Мэйдзи она выглядела значительно проще: осужденный брал в руки поднесенный ему на подносе кинжал, а «секундант», стоящий за его спиной, тут же сносил ему мечом голову. Раньше в обязанности младшего «секунданта» входило прекращать мучения человека, вспоровшего себе живот. С течением времени этот «секундант» превратился в палача.
