Далее, если человеку, находящемуся в изоляции, разрешаются короткие встречи с другими людьми, даже не говорящими с ним на одном языке, он начинает воспринимать их присутствие с удовольствием, как приятное разнообразие в «монотонности» окружающей его обстановки. Если дать ему время, он может выучить их язык, перенять взгляды и т. д.
Когда ловят дельфина и помещают его одного в маленький бассейн, то его обрекают на "одиночное заключение". Мы надеемся, что таким образом нам удастся возбудить в нем интерес к людям, добиться от него лояльности и инициативы, если только он действительно по всем психическим и физиологическим процессам напоминает Homo sapiens. У Лиззи, Бэби и особенно у Элвара наблюдались определенные сдвиги в этом направлении. Однако критической пробой влияния изоляции служит освобождение от нее. Человек испытывает большую радость и удовольствие при освобождении; возникают и другие явления, Кульминационный момент для мужчины наступает при свидании с женщиной, а для женщины — при свидании с мужчиной.
Некоторые другие, не столь очевидные эффекты обретения «пары» после периода изоляции заключаются в мгновенном возрастании самоуверенности, возобновлении инициативы и перенесении интереса и преданности с обслуживающего персонала на сотоварища, со своего внутреннего мира на того, кто разделял его участь. Все это и многое другое произошло (или так нам казалось), когда к Элвару подсадили Тольву. Нам, людям, была дана отставка, когда они стали ухаживать друг за другом и наконец вступили в "медовый месяц". Глубокий интерес Элвара к нам совершенно улетучился. Единственное, чем мы, по-видимому, еще могли влиять на него, были пища и кормление.
В течение следующих недель мы наблюдали все проявления ухаживания, спаривания и игр, описанные Мак-Брайдом и Хэббом [37], а также Таволгой и Эсапьяном [55].
Необыкновенная сила новых отношений поражала всех нас.
По мере того как отношения между Элваром и Тольвой развивались и расцветали, они становились все более необузданными. Их игры с преследованием и уплыванием, когда они плавали с большой скоростью, приводили к выплескиванию воды из мелкого бассейна, a иногда Тольва вылетала из бассейна и шлепалась на доски, окружавшие бассейн. Оба дельфина покрылись отметинами, оставленными их зубами. Оба издавали громкие, хриплые и пронзительные крики, лай и призывы, и оба стали огрызаться на нас.
Вскоре дело приняло такой оборот, что мы не могли уже войти в бассейн, чтобы взять одного дельфина, без того чтобы другой не тяпнул нас за ноги. Прежняя простота отношений с Элваром совершенно исчезла.
Чтобы проверить, не восстановит ли нашу власть в сфере обучения отделение дельфинов друг от друга, мы поставили в бассейне перегородку из фанеры. Первая перегородка была повалена, и дельфины перебрались через нее. Энергия, направленная на воссоединение, про изводила большое впечатление. Настоящая человеческая (и животная) реакция! Наконец, сделав крепкую перегородку, мы разделили дельфинов. Затем мы поместили их в разные бассейны.
Элвар скоро снова стал милым и общительным, но Тольва оставалась энергичной, напористой, активной самкой. По-видимому, их характеры были очень различны. Оба забавляли нас каждый на свой лад.
В течение первых недель Элвар обучил Тольву большинству игр, которым он научился у нас, и обращению с его «игрушками» — мячами, гантелями, кольцами, веревками и т. д. После того как дельфинов вновь разделили, наблюдались независимые действия. Однако при содержании дельфинов в одиночестве игры стали менее частыми, менее энергичными, чем тогда, когда они играли теми же предметами вместе. Ослабли и голосовые реакции: крики раздавались только как выражение недовольства поведением людей; появились бесчисленные жалобные посвистывания, подобные тем, какие издавала Бэби, разлученная с Лиззи.
В конце концов мы устроили лабораторию так, что дельфины могли содержаться вместе или порознь в специальном двойном бассейне, отсеки которого были соединены дверью. Таким образом мы и дельфины смогли выработать компромиссное расписание работы и игры.
Благодаря совместной жизни они оставались сильными и здоровыми, но в то же время "ходили в школу" порознь друг от друга.
Глава XI
Голоса дельфинов
В предшествующих главах я не раз писал о звуках, издаваемых дельфинами. Здесь я хочу подробно изложить все мои новые данные. Я уже описывал некоторые звуки, которые издают абсолютно все дельфины афалины (Tursiops truncatus), и некоторые звуки, которые мы слышали только от одного или двух дельфинов. По ходу изложения я ссылался на данные других людей (ученых или случайных наблюдателей). При большем и более продолжительном опыте многих людей, возможно, окажется, что любой дельфин как в природных условиях, так и в неволе может издавать и издает все звуки. Однако пока что все наши сведения ограничиваются следующим.
Все дельфины (дикие и прирученные), находясь под водой, часто издают скрипучие звуки, звуки, напоминаюшие стук клюшки по мячу при игре в гольф, и свист, a кроме того, как под водой, так и в воздушной среде своего рода редкое кряканье, пронзительные крики и вопли.
В неволе, при близком контакте с людьми, иекоторые дельфины начинают издавать более частые звуки в ответ на «просьбу» со стороны человека и даже «спонтанно». К таким звукам относятся прежде всего громкие щелчки, скрип, свист, крики, кряканье и вопли. Приложив старание, дрессировщик может заставить животных «петь», т. е. длительное время издавать «воющие» высокие или средние по высоте звуки, причем высота их меняется плавно или скачкообразно. В американских океанариумах дрессировщики стремятся подкреплять такие звуки, поскольку они похожи на человеческое пение (или плач детей), и подавлять другие звуки, которые кажутся человеку хриплыми, насмешливыми, даже непристойными и, уж во всяком случае, очень чуждыми. В настоящее время (в 1960 году) дрессировщики используют только звуки, издаваемые в воздушной среде, и не применяют гидрофонов для улавливания звуков, издаваемых под водой.
Я анализировал каждую из этих категорий звуков, a также пытался путем непосредственного наблюдения и регистрации точно установить все условия, при которых они обычно издаются.
Кроме того, как сказано в главе V, меня интересовали способы вызывания всех этих звуков, а также их новые формы или новые модуляции. Я попытаюсь описать и рассмотреть более подробно явления так называемого «подражания», или "копирова ния". Эти явления трудно описать на бумаге. В настоящее время разрабатываются более объективные методы, которые позволят показать характер звуков при помощи их визуального изображения, подобного методике "видимой речи", разработанной в научно-исследовательской лаборатории фирмы "Белл телефон". Скоро у меня будет прибор такого рода, позволяющий получать «изображение» магнитофонных записей. Пока, вместо того что` бы приводить такие изображения, я опишу наши результаты. Конечно, метод описания услышанных звуков в значительной степени субъективен. Такое описание может быть неточным и даже совершенно ошибочным. Некоторые из моих коллег критиковали меня за использование именно этого метода, а не каких-либо других. Я не пытаюсь защищать наши позиции; мы сразу перейдем на «лучшие» методы, как только они станут доступны. Но даже при использовании этих новых методов придется до некоторой степени руководствоваться тем, что мы установили, прослушивая голоса дельфинов либо при той же скорости движения пленки, с какой производилась запись, либо при более медленной. Наши акустические системы настроены (и, может быть, даже чересчур строго) на выделение смыслового значения из сложных отрезков речи, но не из всех отрезков, а главным образом из тех, которые существуют в нашем собственном языке. Эти отрезки речи мы узнаем, несмотря на искажения и другие помехи.
Дельфин же для передачи и приема "смыслового значения" в естественных условиях использует другие звуки: скрипы, когда он обнаруживает или распознает чтонибудь в ночное время или в мутной воде; звуки, напоминающие удары клюшкой по мячу, и свисты для общения с другими дельфинами; наконец, испускаемые в воздушной среде вопли, чтобы получить от людей вознаграждение в виде рыбы или аплодисментов. Подражая нашей речи, дельфин копирует ту часть услышанного, которая на его «языке» имеет определенный смысл.