– Ну что ж, понимаю, пусть приезжает, милости просим, – великодушно согласилась внучка барона фон Аугстрозе.

Стокгольм, осень, 2005 г.

Лена с Розумом вылетели из Москвы в Швецию рано утром и около десяти были уже в Стокгольме. Первый, кого они увидели, выходя из зоны прилета, был Владимир Георгиевич Панин. Лена заметила, что Розум недовольно нахмурился.

– Не ожидали? – приветливо встретил их родственник.

– Вы что же, раньше нас к графине приехали? – осведомился Розум. – Вы, кажется, говорили, что прибудете завтра.

– Вы знаете, я решил совместить приятное с полезным и воспользоваться этой поездкой, чтобы встретиться со своими финансовыми партнерами в Стокгольме, с которыми я уже давно не видался. У нас есть кое-какие совместные дела, и мы изредка встречаемся. Так что я в Стокгольме уже три дня. Но с Александрой еще не встречался. Только по телефону разговаривал. Она меня попросила встретить и занять вас до пяти вечера. У нее какие-то дела в магистрате.

– В мэрии Стокгольма? – удивилась Лена.

– Видите ли, семья Аугстрозе одни из самых крупных владельцев недвижимости в старой части города. И у них постоянные дела в мэрии. Так что вы поступаете в мое распоряжение до пяти часов. Вы бывали в Стокгольме?

– Нет, мы здесь в первый раз.

– Тогда программа будет такая. Сначала едем на смотровую площадку. Затем в ратушу. Там пообедаем в ресторане, где устраивают банкеты нобелевским лауреатам. Потом едем в Старый город и, если останется время и желание, на остров Юргорден, там посмотрим знаменитый корабль-музей «Васа», но это только если хватит времени. Ну что, согласны?

– А что, у нас есть выбор? – уточнил Розум.

– Нет, – засмеялся Панин. – У человека, первый раз приезжающего в Стокгольм, выбора нет. Это программа обязательная.

Со смотровой площадки открывался прекрасный вид на набережную Гамла Стана – Старого города, остров-музей Юргорден с виднеющимися «американскими горками» парка развлечений «Грена Лунд Тиволи», в общем, весь город был как на ладони. Дома были разноцветные, окрашены в яркие краски, и казалось, что в городе праздник. Причудливые формы крыш, квадратные, полукруглые, конусообразные и такое же изысканное оформление фасадов придавали городу какой-то сказочный облик.

– Господи, – размечталась Лена, – неужели и у нас так когда-нибудь будет?

– Будет-будет, – успокоил Панин. – Нужно совсем немного. Лет двести не совершать революций и путчей, постараться не убивать банкиров и журналистов, как бы этого порой ни хотелось, вовремя ходить на работу и пить водку только по выходным дням.

– Значит, никогда, – резюмировал Розум. – Если даже удастся убедить население не пить в будни, то уж банкиров не стрелять никак не получится. Стрелять банкиров – наша основная народная забава. Можно сказать, национальное развлечение. Без этого нам никак нельзя.

– Ну что ж, тогда убивайте, раз иначе не можете, – рассмеялся Панин. – Экие вы кровожадные.

– Да мы не со зла. Просто традиция такая. Пяток банкиров в год умри, но завали, – объяснял серьезный Розум.

– Да, а журналистов сколько? – заинтересовался граф.

– Ну а этих кто ж считает? Этих у нас без лицензии бьют. Тем более что за журналюг никому ничего не бывает. Это ж не белые медведи.

– Перестаньте вы, – оборвала мужчин Лена, – дайте красотой полюбоваться.

Посмотрев город, поехали в ратушу. Башня ратуши поражала своей огромностью. Во внутреннем дворе ратуши было темно, у входных дверей горели тусклые лампочки. Мрак создавали не только высокие стены ратуши, замыкающие небольшой дворик, но и их обрамление чрезвычайно пышной растительностью. У одной из ее стен с наружной стороны сверкала маленькая скульптура ангелочка, похоже, даже позолоченного.

– Это ангел-хранитель города Стокгольма, – рассказывал Панин, взявший на себя роль экскурсовода. – Именно здесь, в ратуше, вручается знаменитая Нобелевская премия. Мы сейчас пройдем в ресторан, где можно заказать блюдо, которым в то или иное время угощали какого-нибудь нобелевского лауреата. Какого лауреата вы предпочитаете?

– Я – Эйнштейна, – сразу застолбила Лена.

– Это потому, что она никого другого не знает, – доверительно сообщил Розум Панину.

– По себе не суди, – оскорбилась Лена. – А ты-то сам кого выберешь?

– Я – Шолохова, – гордо парировал Розум.

– Выбор, достойный патриота, – одобрил Панин. – Ну, я тогда тоже кого-нибудь из русских возьму. Скажем, Леонтьева.

– Розум такого не знает, – злорадно оповестила Лена.

– Нет, ну я помню, только смутно, – признался Розум.

– Хватит ссориться, молодежь. Сейчас я куплю брошюру со списком, и помнить никого не надо будет.

Лена как дама заказывала первой. Когда она посмотрела на цены, она решительно засобиралась:

– Это просто какой-то разврат. Мы тут и сами разоримся, и вас, Владимир Георгиевич, разорим.

Панин взял Лену за руку.

– Лена, сядь. Сядь, я сказал. – Панин повысил голос. – Меня разорить не так-то просто. Вы мои гости и не должны думать о деньгах.

– Вы же бельгийский буржуа, а не новый русский, чтобы платить такие деньжищи за ленч.

– Ну, не совсем бельгийский. Я русско-бельгийский буржуа, – усмехнулся Панин. – Отец Архипа и моей бабки Семен как-то проиграл во Франции за один вечер двести тысяч франков. Это миллионов пять на сегодняшние деньги.

– Вот как, никогда не слыхала. И как он, не разорился?

– Нет, отыгрался.

– Да вы что? – изумился Розум. – Отыграл пять миллионов? Заядлый был, видно, игрок.

– Заядлый. Да только после этого ни разу за карточный стол не сел.

– Испугался, что разорится?

– Нет. Испугался за репутацию. После счастливого выигрыша ему сразу два банка отказали в кредитах. В финансовом мире на игроков очень косо смотрят. И стараются не иметь с ними дела.

После обеда Панин повез гостей на Рыцарский остров.

– Именно здесь берет начало город Стокгольм, и на предполагаемом месте его основания стоит вот этот памятник. – Панин старательно продолжал выполнять обязанности гида. Памятник представлял собой тарелку формы неправильного овала с дыркой.

– А знаете, как его окрестили русские туристы? – улыбнулся гид хитрой улыбкой.

– Нет, – честно признались гости столицы.

– Ухо КГБ.

– Интересно, – отозвался Розум. – А что, действительно походит.

– Походит, походит. Уже и в путеводители включили.

Побродив по бульвару Галма Стан, они вышли на живописную улочку, посреди которой стояла, увитая плющом и увенчанная скульптурами диковинных животных, скалистая горка. В ней были вырублены маленькие роднички-фонтанчики. На одной из крыш расположенных здесь домов, за низенькой чугунной решеткой, виднелся маленький круглый столик в обрамлении цветов.

– Стокгольмцы считают, – рассказывал Панин, – что Карлсон жил именно на этой крыше.

Дома и крыши в округе были настолько сказочно красивы, что предположить проживание Карлсона можно было практически на любой из них.

К дому Александры подъехали уже далеко после пяти.

– Ну, проходите, гости дорогие, – приветствовала хозяйка. – Значит, ты Лена. Ну что ж, есть что-то каратаевское, есть. Как считаешь, Володя?

– Похожа, наша, каратаевская. Я ее сразу признал. Что-то у нее есть от бабки моей, Елизаветы.

– Владимир в гостинице остановился, а вам я апартаменты приготовила.

– Да нам неудобно как-то, – попыталась протестовать Лена.

– Удобно, удобно. Мне тут одной скучно, а вы развлечете старуху. Я вам спальню приготовила с большой кроватью и балдахином.

– На балдахин соглашайтесь, – порекомендовал Панин.

– Ну, от балдахина отказаться мы, конечно, не сможем. – Розум последовал за графиней, пропуская вперед Лену.

– Ну-ка, граф Панин, голубчик, рассказывай, что это там у вас за страсти творятся? – потребовала Александра за ужином. – Как Саша Ройбах погиб? Я его мать видела в Лондоне, так у нее до сих пор истерика, и ничего путного я от нее добиться не смогла. Только плачет и твердит, что его убили большевики.