Когда он вышел, Сазонов уже заканчивал кандидатскую. Молодой ученый к тому времени обзавелся ребенком, и аспирантской стипендии катастрофически не хватало. Слава предложил заняться иконами. Тогда русские иконы были в моде. Корень быстро разобрался с конкурентами, и друзья начали зарабатывать такие деньги, которых скромному искусствоведу не заработать за полжизни. Самую опасную работу по сбыту всегда делал Корнеев.

Сазонов купил кооператив, начал обрастать нужными связями в мире коллекционеров. При этом не забывал о карьере. Половина институтского начальства была ему обязана халтурой по экспертизе антиквариата, которую он чаще всего сам же и оплачивал. В тридцать четыре года он уже был доктором, а в тридцать шесть – деканом.

Тут как раз подоспела перестройка, и Сазонов на общеинститутском партсобрании демонстративно выбросил свой партбилет в урну. Студенты выдвинули своего кумира в депутаты Верховного Совета, но неожиданно для себя он провалился. Через два года верный друг Слава Корнеев мобилизовал свои ресурсы, и декан прошел депутатом в Верховный Совет России, который скоро стал называться Думой.

Во время предвыборной кампании его соперники по одномандатному округу начали дружно снимать свои кандидатуры, а один, самый популярный, вообще погиб. Утонул в озере. Общественное мнение бушевало, но Сазонов был безупречен. В числе двадцати пяти претендентов значился Сеня Грач из подольской группировки, на него и пали все подозрения.

– Славик, есть тема.

– Ну? – без всякого энтузиазма промычал Корень.

– Не мычи, тебе понравится.

– Не гони. Знаю я все твои темы, – скривился Корнеев. – Я от них просто балдею.

– Эту не знаешь. – И Сазонов положил на стол фотографию сабли. – Родовая сабля Чингизидов.

– Ты что, Грановитую палату обнес? – Корень пораженно разглядывал фотографию.

– Вещь совершенно чистая. Наследники графа Уварова продают. Все абсолютно законно, – заверил Сазонов.

– Сколько?

– Венька Извольский, ты его знаешь, сделал оценку в «Сотбис».

– Ну? – Корень вопросительно смотрел на Сазонова.

– Они выставят лот на десять миллионов.

– Сколько ты хочешь?

– Три с половиной.

– Это много. – Корень отодвинул от себя фотографию.

– Мне же надо всех оплатить, – Сазонов начал загибать пальцы, – от таможни до министерства. Одна справка на вывоз сколько затянет!

Корень задумался, отпил минералки и наконец ответил:

– Я таких денег из лопатника не вытащу. Мне надо перетереть со товарищи. Потом, экспертиза…

– В среду Разуваев даст заключение.

Корень кивнул:

– Разуваев – это хорошо, но без Зуба братва не подпишется.

– Зуб большие деньги дерет, – засомневался Сазонов.

– Если получим добро Зуба, то мы положительный результат оплатим, а отрицательный на тебе.

Сазонов задумался. Зуб, Зубовских Эдуард Иннокентьевич, был известным специалистом по антиквариату. Проработав несколько лет в различных музеях Ленинграда, он с начала шестидесятых стал заниматься антиквариатом сам. У него был врожденный талант реставратора. Никто не мог довести старинную вещь до кондиции так, как Зуб. Коллекционеры к нему выстраивались в очередь. Несколько раз он привлекался по расстрельной статье, но сел только один раз на пять лет. Поговаривали, что у него были высокопоставленные покровители, и он эти слухи не опровергал. В области антиквариата в криминальной среде не было никого авторитетнее Зуба. Его заключения не обсуждались.

Наконец депутат решился:

– Ладно, согласен. В среду позвони на мобильный после девяти вечера. Я уже буду знать результат от Разуваева.

– Добро, но Разуваеву я позвоню сам.

– Звони, Штирлиц.

Профессор искусствоведения Илья Филиппович Разуваев, один из лучших российских экспертов по холодному оружию, ликовал. Не часто попадается такой раритет.

– Ну что ж, это она, родимая, – возвестил он, выходя из кабинета и вытаскивая саблю из ножен. – Сабля из коллекции Уваровых. Она! Я, конечно, еще металловедческую экспертизу проведу, но у меня сомнений нет.

– Ты точно уверен? – переспросил Сазонов.

– Уверен. Есть ряд признаков, которые подделать невозможно. Это она. – И профессор рубанул саблей воздух.

– Ну, ты не балуй. Ты футляр лучше для нее подбери. Носите в тряпке…

– Подберу, Андрюша, подберу. Сейчас, погоди. – И Разуваев вернулся в кабинет.

Раздольский довольно улыбался:

– Так что, Андрей, будешь брать?

– Вот что. Металловедческую экспертизу я сам проведу. Саблю забираю. Поедем к тебе. В залог оставлю половину суммы. Остальное через неделю, после окончательного заключения.

В двадцать один тридцать профессору позвонили.

– Добрый вечер, Илья Филиппович, это Слава Корнеев.

– Добрый вечер, Вячеслав Львович, какими судьбами?

– Я по поводу экспертизы.

– Какой экспертизы?

– Сегодняшней.

– У меня сегодня библиотечный день. Я экспертиз не проводил, – удивился Разуваев.

– Да ладно вам, я от Сазонова, – досадливо прервал эксперта Корнеев.

– Ну так бы и говорили, – облегченно вздохнул профессор. – Так что экспертиза?

– Результат я уже знаю. Вы мне скажите, насколько вероятна ошибка?

– Сто процентов гарантии дает только Господь Бог. Профессор Разуваев дает девяносто девять процентов. Но за каждый процент он отвечает. Скажите, Слава, если я ошибся, меня убьют?

– Вас нет, а меня могут, – успокоил профессора Корнеев.

– Тогда вероятность летального исхода один процент.

– Спасибо, доктор, – ухмыльнулся Корень.

Разуваев осторожно повесил трубку.

Старый вор Решето (Решетников Александр Петрович) и антиквар Зубовских вошли в зал ресторана и сразу направились к столу Корня. Усевшись, Решето отпустил охрану, а Зуб достал продолговатый футляр.

– Ну что ж, – начал Решето, – шашка настоящая. Эдуард Иннокентьевич дает добро.

– Сабля в порядке, – подтвердил Зуб.

– Я деньги даю, – продолжил Решетников, – а ты чем ответишь?

Корень задумался, ковыряя вилкой в салате:

– Отвечу бизнесом в Замоскворечье.

Решето засмеялся:

– Да в твоем банке отродясь денег не было. Ты ж их сразу в офшор сливаешь.

Корень посмотрел на старого вора:

– Чего ты хочешь, Петрович?

– Ответишь терминалом в Раменском.

Корень вздохнул.

– Корень, – по-отечески наставлял коллегу Решето, – я тебе верю как сыну, но деньги общественные. Братва требует, чтоб ты ответил на полный возврат.

– Даете четыре, а ответку берете на все десять? Я вам бизнес на блюдце несу, а вы меня как лоха прессуете. Дело же верное.

– Мы деньги из оборота вынимаем, – продолжал убеждать авторитет, – никто не хочет пустышку гонять. А если ты с ними сквозанешь? Меня первого на вилы поставят. В общем, ты правила сам знаешь, тебе решать. Какая твоя доля с навара?

– Тридцать процентов, как договаривались.

– Мы даем тебе сорок, но ответить должен по полной.

Корень отхлебнул из бокала, посмотрел на эстраду с певичкой и наконец произнес:

– Ладно, отвечу.

Решето облегченно вздохнул:

– Завтра пришлю своего юриста. Подпишешь бумаги – получишь деньги. Сколько времени твоему человеку в Париже надо, чтобы все закончить?

– Ну это же «Сотбис», а не лавка антиквара, – пожал плечами Корень. – У них своя экспертиза. Потом юридическая проверка. Затем они должны заявить лот. Ждут несколько месяцев. Потом ждут аукцион по тематике.

– Лады. Времени тебе до конца года. Управишься?

– До конца года управлюсь.

– За успех предприятия. – Решето поднял бокал, чокнулся с Корнем и Зубом и выпил до дна.

Париж, весна, 2005 г.

Эксперт аукционной фирмы «Сотбис» Извольский Вениамин Сергеевич принимал гостей в своем доме под Парижем. Гостей было трое – бизнесмен Корнеев, его охранник Крещеный, фамилию которого вряд ли кто из присутствующих помнил, и юрист Корнеева Виктор Павлович Лашевич.