– Тебя беспокоит чужая сперма, мною впитанная за эти два года? Но я же действительно не монашка, в конце концов!
– Не говори глупости – мы взрослые люди!
– Тогда что?
– Неопределенность!.. Я думал... Ты же сама хотела, чтобы я развелся с Анной! А теперь... Дима... Чувствую, что тебя надо было забыть и не теребить свое либидо... Ошибка!
– Дурак! Дурак! Я тебя хотела все это время! Хо-те-ла!!! А Димочка...
– «Димочка»!
– Боже! Вразуми его!.. Какой же ты дурак!!!
– Наверное... Слушай, Синица! Я сегодня уйду...
– Не уходи, пожалуйста!!!
– Не перебивай! Я уйду. Телефон родителей ты знаешь. Позвонишь, если решишь, что я тебе все же нужен... Или не позвонишь... А теперь иди к своим гостям, а то некрасиво получается. Добро?
– А ты?
– А я уйду тихонечко. По-английски... Иди, Танюш, иди...
Она позвонила Андрею на следующий день, вечером, и сообщила, что отправила Диму восвояси. Навсегда!..
Тот июль...
Теплое, бархатное одесское лето. Теплое, бархатное одесское море. Теплая, бархатная и страстная Синичка... И мчащееся со скоростью курьерского поезда время. Как быстро оно закончилось тогда!!!
3 августа Филин с дочерью возвращался обратно. В Израиль.
«Ладно! Еще один год. Только один! А может, и меньше, если меня все же не станут терпеть в армии. Полковник Леви, конечно же, умен и хитер аки змей, но и я не баран! Устрою пацанятам настоящий „курс молодого бойца“, они и скиснут! И все будет по-честному! Пусть они от меня избавятся!.. А там и с Анной решу вопрос... И домой! Один только год всего-то и остался!..»
Эх, знать бы тогда Филину, что именно в этот день и начался по-настоящему его «полет за моря» и что в следующий раз ему доведется ступить на асфальт родной Одессы ровно через семь (!) лет, 6 июля в 2004 году. Знать бы!.. Может, и рискнул бы он тогда не возвращаться... Да только... Нам не суждено предвидеть своего будущего...
Филин летел за моря с надеждой и верой...
* * *
...Первый двухмесячный курс «Горно-альпийской подготовки» его «мальчики» все же вытащили. Хотя... Филин, надо отдать ему должное, выжал из них все соки, преследуя единственную цель – его должны были выбросить из армии. И хотя он и продолжал во всем, что касалось его курсантов, жить по принципу «Делай, как я!» и делал это честно, но перебор в нагрузках все же был! Ему и самому было тяжело от того темпа и тех нагрузок, но природное упрямство и опыт Крапового Берета, а главное, гордость не давали ему отступить.
За эти два месяца его группа курсантов уменьшилась ровно вдвое, и к октябрю их осталось шестнадцать. А Филин продолжал «естественный» отбор. И когда кто-то из его подопечных заявлял, что этого, мол, он сделать не может, потому что это вообще невозможно, Андрей отвечал всегда одно и то же:
– Но ведь я могу! И делаю! Значит, возможно! Надо только захотеть по-настоящему!..
В середине октября его группу решили проверить в боевых действиях.
Тогда Израиль еще не вывел свои войска из Ливана, и курсантов Андрея временно приписали к десантной бригаде «Голани», стоявшей на печально знаменитых Голанских высотах.
Будущие инструктора израильского спецназа должны были показать высокому начальству, чему их учит русский пенсионер-инвалид и чему они сумели научиться сами. Группа ходила на боевые задания, устраивая снайперские засады...
Две недели прошли достаточно спокойно.
...30 октября. Ночь. 2.30
...Группа лежала в засаде уже больше четырех часов, и Андрей дал разрешение на отдых – по оперативным данным, их «клиенты» должны были появиться только к утру.
На снайперских точках остались бдить четверо курсантов, еще столько же расползлись по сторонам в боевое охранение, остальные улеглись тут же, на небольшой полянке. А Филин, нацепив на голову наушники рации, стал медленно вращать ручку настройки, пытаясь не столько прослушать эфир, сколько убить какую-то непонятную дрожь во всем теле. Он пытался обмануть себя, уговаривая тем, что устал, мол, но... Он точно знал, что с ним происходит. Это было и раньше... Еще тогда, в отряде. Предчувствие! Он всегда предчувствовал то, что должно было произойти. И готовился к этому... Их, разведчиков-диверсантов, учили верить в свои предчувствия, потому что они не просто плод напряженно работающего мозга, а продолжение опыта. И никто и никогда не спрашивал и уж тем более не смеялся, если командир вдруг менял маршрут и уводил группу в другую сторону. Или поднимал людей из засады... Иногда он и сам толком не мог объяснить этого, но всегда оказывался прав в конце концов. Почему? Да потому, что на войне особенно обостряются все чувства и восприятие, а если ты еще и многоопытный профессионал... Что-то увидели твои глаза, что-то услышали уши – твое сознание еще и не сообразило, в чем дело, а мозг, работающий на рефлексах, уже выдал команду «Опасность!»... И настоящие профи никогда не игнорировали свои предчувствия – они очень внимательно к ним прислушивались и пытались понять, если было время...
Сегодня это время было. И какая-то глухая, необъяснимая тревога...
Радиостанция была нового поколения. Цифровая. Дуплексная, позволявшая вести сеанс связи в режиме обычного разговора, не дергаясь с тангетой микрофона.
Андрей медленно вращал ручку настройки, а на небольшом светящемся табло вспыхивали красные циферки, показывавшие длину волны. Эфир был достаточно пуст – понятное дело, ночь. И вдруг...
– ...Вышел на позицию, Четвертый! – прошептал наушник на арабском языке, но с жутким русским акцентом.
– Принял тебя, Горе! – с точно таким же акцентом ответил Четвертый. – Когда будешь готов?
– Через 30 минут.
– Ты вышел с опережением, Горе! Затихни сейчас!..
«Не может быть!!! – Этот короткий радиообмен неизвестных кувалдой ударил по мозгу Филина. – Этого просто не может быть!!! Горе?! Горе где-то здесь и пытается говорить по-арабски?! Бред! Это полный бред!!!»
Теперь он понял причину своей необъяснимой тревоги. Но... Что делать? Делать-то что?
И Андрей решился. Испытать свою судьбу...
– Горе, ответь Филину! – прошептал он по-русски.
Тяжелая, вязкая тишина в наушниках длилась минуты три. Андрею же они показались вечностью.
– Горе на приеме... Ты кто, Филин?
– «555. Сова»[57] , помнишь?
– Ты?! – «задохнулось» радио. – Переходи на «запасную»![58]
Перенастроить радиостанцию заняло несколько секунд.
– Филин для Горе!
– Горе на приеме! Здорово, капитан!
– Здорово, прапорщик!
– Не ожидал! С 91-го ничего о тебе не слышал! Знаю только, что списали тебя после того похода.
– Списали... Ты как?
– Служу еще.
– А тут как?
– Инструктирую... «Гуманитарная помощь»...
– Ясно.
– А ты?
– Аналогично...
– Слушай, Андрей... Это ты на высотке в лесочке?
– Я, Вадим...
– Блядский папа!..
– Ты чего, Горе?
– Тебя подставили, капитан. Мы постоянно эту высотку «окучиваем»... Уходи оттуда!
– Сколько у меня времени?
– Четверть часа – «трубачи» уже на позициях, а я корректирую...
– Понял, Вадим. Спасибо!.. Задира тоже тут?
– Клима списали в 96-м. Получил под Гудермесом... Он уже больше года как в «Дикие гуси» подался. Даже не знаю, где он сейчас... Все, Филин, уходи! Конец связи!
– Спасибо, Горе! Удачи, «кусок»! Отбой!
Через две минуты Андрей, соблюдая максимальную маскировку, уводил своих курсантов. А еще через десять минут та высотка, на которой ему было приказано организовать снайперскую засаду, была обстреляна из минометов...
Группе курсантов, показавших свое мастерство в боевой обстановке, зачли курс «Горно-альпийской подготовки» на «отлично» и вернули на родную базу. А Андрею предоставили неожиданный для него самого трехдневный отпуск домой...
