— Охотно. Гена Будушкин, радиотехник.

— Меня зовут Зуй, — представился марсианин.

— А по батюшке?

— Увы, у меня нет определенного батюшки и матушки. На Марсе потомство выращивают искусственным способом.

— Вы считаете это прогрессивным?

— Мы находим такой метод деторождения рациональным. Что касается прогрессивности или регрессивности, то я не уверен, что всякое явление может оцениваться под углом зрения этих критериев.

— Я с вами решительно не согласен, Зуй, — с жаром возразил Будушкин. Он был на седьмом небе: надо же, такая удача — познакомиться с настоящим марсианином!

Продолжая дискуссию, они направились в диетическое кафе и заняли уютный столик. Геннадий заказал яичницу с поджаренной колбасой, а Зуй — пшенную кашу. Признавшись, не без смущения, что яичница ему не по карману, он твердо отклонил настойчивые попытки Будушкина взять на себя расходы, заявив, что на Марсе это не принято.

— Вы давно на Земле, Зуй? — спросил радиотехник, когда они покончили с едой и, закурив, ждали кофе.

— Около года.

— И какие впечатления?

— Я в восторге. Здесь еще столько неустроенности. Вам предстоит решить уйму проблем: предотвратить мировую атомную войну, добиться разоружения, покончить с голодом, искоренить болезни, преодолеть враждебность и разобщенность, утвердить общий язык, завершить вступление в Эру Единения, основанного на общем благе… Всего не перечислишь. Я не говорю о технических проблемах, во многих отношениях не менее сложных, — защите и восстановлении природной среды, овладении энергией ядерного синтеза и так далее.

— Побойтесь бога, Зуй, чем тут восторгаться?

Марсианин искренне удивился:

— Как чем? Подумайте, какое поле для борьбы и творчества, сколько возможностей для дерзания духа и нравственных подвигов! Эх, друг Геннадий, нам бы ваши заботы!

Будушкин улыбнулся:

— Выходит, на Марсе нет проблем?

— Ну, не то что уж и нет… — Зуй задумался. — Вот, к примеру, — оживился он, — сейчас в Марсополисе обсуждается вопрос: как быть с Землей?

— То есть?

— Природные ресурсы Марса практически исчерпаны. У нас нет трудностей с энергией, мы научились в любых количествах брать ее у Солнца. Хуже с металлами. Конечно, в девяноста случаях из ста им находят полноценные заменители, но потребность в них сохраняется. Металл остается каркасом нашей цивилизации; лишившись его, она была бы обречена на гибель…

— Постойте, Зуй, значит, то, что говорил ваш представитель по телевидению, было правдой и марсиане собираются колонизовать Землю? Это безумие! Предупреждаю, — Будушкин возбудился, чувствуя себя в этот момент уполномоченным от всей планеты, — предупреждаю, мы будем защищаться до последнего!

— Что вы, Геннадий, успокойтесь! Какая колонизация? На Марсе вот уже несколько столетий нет никакого оружия, если не считать средств защиты от хищных рептилий, вроде магнитного силового поля. Марс — мирная планета. Откровенно говоря, у нас побаиваются, как бы земляне не вознамерились покорить марсиан. В этом одна из причин решения законспирировать первую нашу экспедицию.

— Тот, что выступал по телевизору, говорил иначе.

Марсианин встал, явно взволнованный:

— Я официально заявляю вам, товарищ Будушкин, что ни один марсианин не выступал на Земле с публичными заявлениями — это категорически запрещено инструкцией. Очевидно, здесь недоразумение.

— В чем же, однако, ваша проблема?

— Да все в том же: можно ли торговать и вообще сотрудничать с Землей, или это опасно и следует поискать то, что нам нужно, в другом месте?

— Можно торговать! — чуть ли не закричал Будушкин. — Можно сотрудничать, можно обмениваться идеями, можно дружить. Можно и нужно!

Какой-то посетитель строго посмотрел в их сторону, неодобрительно покачал головой и проворчал вполголоса, но достаточно громко, чтобы все могли услышать:

— Безобразие, даже в диеткафе ухитряются проносить водку, налижутся с утра и хулиганят.

Ворчун вдруг схватился за голову, секунду вращал бессмысленными глазами, потом вскочил и опрометью кинулся к выходу: ему чудилось, что вот-вот его накроет набегающая сзади морская волна.

— Знаете, Гена, — сказал марсианин, — и я склоняюсь к этому. Не скрою, однако, меня смущает, что кое-кто из ваших проявляет к марсианам… как лучше выразиться… нетерпимость, что ли. Да, именно нетерпимость. Это тем более непонятно, что вам о нас ничего не известно. Вы не установили пока даже факта нашего существования.

— Это верно. И я вам скажу, почему. Марс всегда был излюбленным объектом научной фантастики, и, за редкими исключениями, его обитателей изображали кровожадными монстрами, безжалостными конкистадорами и насильниками, да еще ползающими, да еще со щупальцами…

— Не забывайте, — улыбнулся Зуй, — что я принял земное обличье.

Разгоряченный Будушкин пропустил эту реплику мимо ушей.

— Да, да, — продолжал он, — именно со щупальцами. Словом, Марс стал в обыденном сознании олицетворением всего враждебного человеку, увеличенным отражением его страха, пороков чуждого ему общественного устройства. И выбор этот не случаен: цвет вашей планеты на земном небосклоне, Зуй, — это цвет крови.

Будушкин явно увлекся собственным красноречием. Оказывается, воодушевившись, он способен ораторствовать не хуже самого Звонского.

— Но ничего, все это поправимо. Мифы рушатся, сталкиваясь с фактами. Мы будем пропагандировать земно-марсианскую дружбу, мы разъясним, и все поймут… — Будушкин внезапно осекся, перед его глазами возникла раскрасневшаяся физиономия Сарафаненко, возбужденного предстоящей охотой на марсианина в привокзальном ресторане. — Разъясним, и все поймут, — вяло повторил он.

Зуй деликатно сделал вид, что не прочитал его мыслей.

— Будем надеяться на лучшее, — сказал он оптимистическим тоном. — Кстати, Геннадий, за нашей увлекательной беседой я забыл, с чем к вам обратился. У меня похитили чемоданчик с прибором, чрезвычайно ценным для исследований и небезопасным для людей, окажись он не в тех руках. В милиции чемоданчик, случайно, не попадался вам на глаза?

— Определенно нет. Там, правда, был один подозрительный тип, которого мы по дурости приняли за марсианина. Он сошел вчера с поезда.

— Ага. Каков он из себя?

— Смазливый брюнет с усиками. Я даже фамилию запомнил — Гудаутов.

— Вы оказали мне большую услугу. Однако мне надо поторапливаться. Дайте мне свой телефон, непременно свяжусь. Обещайте только сохранить нашу встречу в тайне.

У Будушкина вытянулось лицо.

— Я полагал… — начал было он, но оборвал себя. — Конечно, — сказал он сухо, — если вы требуете, я буду молчать.

— Не требую — прошу. Еще не настала пора для открытого контакта. Да я и не имею права вступать в него по своему почину. Это вопрос государственной важности, решать его должны в центре.

Они пожали друг другу руки и расстались.

Звонский спал плохо — снились кошмары. Является он в редакцию, а там за столом шефа восседает марсианин с чулком на физиономии, бластером поигрывает. «Нам, — говорит, — надо, чтобы ты сочинил оду о Марсе, да чтоб не хуже, чем у Державина». — «Увольте, я од в жизни не писал». — «Ай-яй-яй, нехорошо обманывать, ничем другим ты и не занимался». — «Как же я напишу, если о Марсе представления не имею?» — «Это не обязательно, ты — поэт, вообрази, как там все прекрасно». — «Не стану я, делайте со мной что хотите!» — «Мы тебя не тронем, не бойся, мы — гуманисты, — хрипит марсианин ласково и манит его пальцем. — Видишь домик там, напротив?.. — прицелился бластером, мелькнула ослепительная вспышка, и от домика осталась груда пепла. — Видишь водокачку?.. — от нее тоже остался пепел. — А там, кажется, новая аптека…» — «Напишу, — заорал Звонский, — напишу оду не хуже державинской!» — и разбудил себя собственным криком. Однако успел еще увидеть, как марсианин, удовлетворенно хмыкнув, стянул с себя чулок, — лицо было чертовски знакомо, но припомнить, кому оно принадлежит, Звонский не смог.