— Вот и хорошо. И про нуль-упаковку, может, что выяснится. Феня-то вдруг еще и человеком станет. Очень уж хочется матери, чтобы все ее дети людьми были.
— Я уверен, что станет. Помощь человеческая ему была нужна.
— Ох, как нужна, голубчик, людям помощь человеческая… Ну да ладно. Я вижу, вас встречают.
— Где? — все-таки испугался я.
— Мама! — крикнула Инга и бросилась к полноватой женщине, рядом с которой шагали высокий пожилой мужчина и парень. — Мама! Папа! Борька!
— Инга! А это?
— Мама, я тебе все сейчас расскажу. Мама, вот мой муж. Его зовут Артемом. Это Миша. — Она кивнула на сына, которого держала на руках. — А это Саша. Он уже первый класс закончил. И Валя. Ей четыре года.
— Да что-то я ничего не пойму, — удивилась моя теща.
— Мама, ну что тут непонятного. Вот мой муж, и вот мои дети. Трое их у нас.
— Как это трое? Почему именно трое? Да ты вдовца, что ли, взяла?
— Подожди, мать, — остановил ее муж. — Тарахтите, как сороки. Ничего не поймешь. Давай-ка, Инга, коротко и внятно.
— Ну, понимаете. Мы с Артемом познакомились в вагоне. А потом у нас появились дети… Трое. Саша, Валя и Миша.
— Подбросили! — ужаснулась мать Инги.
— Да нет! Ничего нам не подбросили. Появились они у нас. Сначала Саша. Он новорожденный был, а кормили его в другом вагоне. А на второе утро ему уже четыре года стало. И появилась Валентина. А потом…
— Ты что-нибудь понимаешь? — спросила мать Инны у мужа.
— Не очень, но надеюсь когда-нибудь понять.
Я был уверен, что сегодня они все равно ничего не поймут. Может, и через год не поймут. Но смирятся. Внуки как-никак… Поэтому я поставил дочь на асфальт и сказал:
— Артем.
— Артем, — покачала головой теща. — Посмотрите на него. Он Артем!
— У меня квартира есть, — заявил я, не зная для чего. Чтобы солидности себе, что ли, придать.
— Бабушка! — топнул ногой Сашка. — Ты так и будешь стоять и не поцелуешь меня?
— Да что же это?! — растерялась женщина.
— И меня, — попросила Валентина.
Знали они, знали своих бабушку и дедушку!
— Милые вы мои! — вдруг расплакалась мать Инги и принялась целовать внука и внучку. Потом выпрямилась и заявила: — Все равно ничего не понимаю.
Ну, тут они еще маленько поразбирались, а я увидел Степана Матвеевича и не выдержал, подошел к нему.
Степана Матвеевича держали под руки два молодых человека, по виду вовсе не академики, но все же из. Академии наук.
Где-то совершили запуск в прошлое, потому что взгляд Граммовесова был ужасен. Я подошел и обнял его. Мне плакать хотелось при виде этого жуткого зрелища.
— Можно хоть что-нибудь сделать? — спросил я у молодых людей, поддерживающих Степана Матвеевича.
— Ничего нельзя сказать заранее.
— Главное — объяснить феномен, — сказал второй. — Вы родственник?
— Нет. Но я очень заинтересован в судьбе Степана Матвеевича.
Кто-то тронул меня за плечо. Я оглянулся. Это был Семен. И лицо его было сейчас не злое, не грубое, а просто какое-то тоскливое.
— Вот что, Артем, — сказал он. — Возьми на память. — И он протянул мне радиотелефонограмму.
— Что это?
— Прочитаешь… Я ведь и не знал, что ему уже четыре года… Только по фамилии и догадался. Валерка это послал. На все станции… Прощай…
— Подожди, Семен.
Но он только махнул рукой и пошел прочь.
Тося все еще стояла возле вагона. Уж ее-то я не мог отпустить просто так. Да и некуда ей было идти здесь, в Марграде.
— Тося, — сказал я, — ты сейчас поедешь к нам. И мы все очень здорово придумаем.
— Нет, Артем. Я приду к вам, но не сейчас.
— Да куда же ты в незнакомом городе?
— Я знаю, Артем… Я знаю.
— Тося…
— Нет… Сейчас нет. Но скоро вы увидите меня. Обещаю. У меня есть Ингин адрес.
— Прощай, Артем.
Это Иван обнял меня.
— Почему же «прощай»? Только до свиданья.
— И я не хочу тебя терять. Вот не хочу, и все. Даже не могу. Сил таких у меня не найдется.
— Так и не надо, Иван. Я тебя жду у себя, если ты согласен.
— Ну, сейчас у тебя достаточно хлопот и без меня. Но зайду. Даже если исчезнешь куда, все разно найду. Артем, ты мне вроде брата стал. Хоть и сентиментально, но правда… До свиданья! До свиданья, Артем!
— До свиданья, Иван! Я тебя очень жду!
И Иван тоже ушел…
И вообще толпа заметно редела. Студенты грянули под гитару строительную песенку собственного сочинения. Валерка метался среди них, наводя порядок.
— Валерий! — крикнул я. — Михаил! Клава! Светка!
Светка погрозила мне кулаком. Клава улыбнулась. Михаил хотел что-то сказать и не мог. Видно было, как надулись жилы на его шее. Он снова заикался…
— Счастливо всем оставаться! — крикнул я.
Валерка нехотя подошел.
— Что же ты? — сказал я. — Так и уйдешь?
— Так ведь мы еще наверняка встретимся. Ты учти, Артем, что бросить институт мы ей не позволим. Весь наш комсомол этого не позволит.
— Да с чего ты взял, что бросит?
— С чего, с чего? Семья у нее теперь какая! И что за песни без нее…
— Да споет она еще с вами, споет.
— Артем! — это кричала Светка. — За Инку головой отвечаешь!
На это я был согласен.
Стройотряд уходил, оглашая вокзал боевой песней. И Инга что-то кричала им вслед.
Вот и Зинаида Павловна. Прекрасная седая женщина.
— Зинаида Павловна, — попросил я, — уж вы-то обязательно зайдите к нам.
— Непременно, Мальцев, непременно.
— Не забудьте только.
— Да как же я забуду, если я сейчас прямо к вам. Надо ведь как-то разместить семью. Вы хоть продумали это?
— Нет, — сознался я. — Ничего такого я еще и не продумал.
— Ну вот и займемся.
Все мое семейство и родственники начали потихонечку отходить от вагона.
Но тут стояла еще одна родная пара. Валерий Михайлович в майке-сетке, брюках, без ремня и разношенных тапочках и писатель Федор.
— Родственничков у тебя будь здоров! — сказал Федор.
— Это ничего, — успокоил я его. — Как-нибудь привыкнем друг к другу.
— Ты, Артюша, Артемон, Артемиус, себя им в руки не давай! — посоветовал Валерий Михайлович. — Тут себя сразу нужно поставить соответственно.
— Хорошо. Обязательно так и сделаю.
— Ладно, ладно, — успокоил его Федор. — Артюша и сам во всем разберется. — Артем… ты, если можно… возьми вот. — Федор вытащил из кармана пачку листов, исписанных его неровным почерком. — Почитаешь когда-нибудь…
— Да ты что, Федор! Твои рассказы надо печатать! Они очень даже нужны людям.
— А… — отмахнулся Федор. — Пустое это, Артемий… Да и не рассказы, а так, повесть… черновик… Я только фамилии и названия станций изменил. «Фомич» получился.
— Прямо! — скомандовал Крестобойников.
Мы обменялись прощальными рукопожатиями.
Вот ушли и эти. И снова я что-то не сделал для них. Да и для всех других. Пусть помогут тебе, Федор, добрые люди!
— Ну, Артем, я думаю, на работу ты в понедельник все-таки явишься. — Это был мой шеф, Геннадий Федорович.
— Конечно, Геннадий Федорович. Какие могут быть сомнения?
— До свиданья.
Ушел и мой шеф с двумя «академиками». Унесли макет марградского универмага… И никого уже больше не осталось возле вагона, лишь на мгновение мелькнул официант с пустой корзинкой.
И тут мне стало так больно, так невыносимо больно, словно я потерял глупо, по своей вине, всех своих товарищей. Захотелось заплакать. Я опустился на колени, поклонился и сказал:
— Спасибо тебе, «Фомич»…
На меня, конечно, смотрели не успевшие еще разойтись пассажиры из других вагонов, но мне не было стыдно.
— Ишь! Печалится! — Это тетя Маша стояла в дверях тамбура. И та, вторая проводница, имени которой я так и не узнал, стояла рядом.
Я встал, поклонился женщинам и сказал:
— До свиданья!
— А вещи вы, граждане, всегда забываете с собой захватить.
Это она говорила о бутылке пришельца.
— Возьмите ее себе на память, тетя Маша, — сказал я. — Это вам подарок от пришельца с другой планеты.
