— Как понимать этот бардак, полковник?
— Они спрашивают о пропавших, мой Генерал!
— Ответьте им, что они не живы и не мертвы.
— А что нам делать с забастовщиками, мой Генерал?
— То, что и всегда, полковник, и не беспокойте меня по пустякам.
Полиция попыталась выгнать их из храма с помощью брандспойтов и слезоточивых газов, но вместе с другими голодающими в знак солидарности у дверей стал Кардинал, а наблюдатели от Красного Креста, от Комиссии по правам человека и представители международной прессы фотографировали происходящее. Через три дня натиск стал неудержимым, и шум улиц просочился сквозь стены президентского бункера. Скрепя сердце, Генерал отдал соответствующие распоряжения, однако в последний момент, когда семьи с венками и зажженными свечами ждали выдачи тел, по приказу свыше машины погребальной службы изменили маршрут и тайком въехали на кладбище через задние ворота мешки свалили в братскую могилу. Только родители Еванхелины Ранкилео Санчес смогли получить ее тело, которое оставалось до сих пор в морге на вскрытии. Его отвезли в приход падре Сирило, где оно было тихо предано земле. По крайней мере, у девочки была могила; она была завалена цветами: местные крестьяне верили в ее скромные чудеса.
Рудник у Лос-Рискоса превратился в место паломничества Сюда прибыла нескончаемая колонна людей во главе с Хосе Леалем. Они пришли пешком, распевая церковные гимны и выкрикивая мятежные лозунги; несли кресты, факелы и портреты погибших родственников и близких. На следующий день армия обнесла рудник высокой изгородью из колючей проволоки и установила железные ворота но ни колючие заграждения, ни солдаты, выставленные на посту у пулеметных гнезд, не могли помешать процессии. Тогда с помощью динамитных шашек рудник стерли с лица земли, тщетно стремясь вычеркнуть его из Истории.
Франсиско и Хосе Леаль передали магнитофонные записи Ирэне Кардиналу. Они понимали: как только эти пленки попадут в руки военного трибунала, девушка будет арестована. Поэтому надо было как можно скорее спрятать ее в надежном месте.
— Через несколько дней вы уже сможете уехать? — спросил прелат.
— Через неделю, когда она сможет ходить без посторонней помощи.
Так и решили. Кардинал велел размножить пленки и через неделю копии распространил среди прессы, а оригинал передал прокурору. Когда власти захотели уничтожить улики, было уже поздно: интервью, записанные на пленках, были опубликованы в газетах и обошли весь мир, подняв волну единодушного возмущения. За границей имя Генерала стало мишенью для издевательских насмешек, а его послов, стоило им появиться публично, забрасывали ливнем гнилых помидоров и яиц. Отвечая на скандал, вызванный беспорядками, военное правосудие признало виновными в убийстве лейтенанта Хуана де Диос Рамиреса и личный состав его части, участвовавший в бойне. Обвинение основывалось на их противоречивых свидетельствах, лабораторных экспертизах, призванных определить, как все происходило, и на магнитофонных записях Ирэне Бельтран. Несколько раз журналистку пытались вызвать в трибунал для дачи свидетельских показаний, а Политическая полиция тщательно ее искала, но так и не смогла найти.
Удовлетворение, которое вызвал приговор, длилось всего несколько часов, пока декретом об амнистии, сработанным тут же, виновные не были выпущены на свободу. Возмущение народа вылилось в уличные демонстрации такой силы, что даже ударные подразделения полиции и боевая техника армии были не в состоянии справиться с вышедшими на улицы людьми. У строящегося монумента Спасителям отечества собравшийся народ выпустил громадного кабана, украшенного кокардой, президентской лентой, парадным плащом и генеральской фуражкой. Испуганное животное металось среди толпы, а та оплевывала его, пинала и осыпала оскорблениями на глазах разозленных солдат; они применили всю свою ловкость, чтобы поймать кабана и снять с него попранные святыни, в конце концов, под возмущенные крики толпы и вой сирен, им удалось пристрелить его. Крупная туша убитого животного лежала в луже черной крови, где плавали знаки отличия, фуражка и плащ тирана.
Лейтенанту Рамиресу было присвоено звание капитана. Совесть его была спокойна, но тут ему стало известно, что по южным дорогам страны в поисках убийцы своей сестры бродит голодный, одетый в лохмотья гигант с блуждающим взглядом. На него никто не обращал внимания: говорили, что он сумасшедший. Но офицер сразу понял, что ему грозит опасность, — и потерял сон. Не будет ему покоя, пока жив Праделио Ранкилео.
Вдалеке от столицы, из своего провинциального гарнизона Густаво Моранте по-прежнему внимательно следил за ходом событий, был в курсе всех дел и приводил в исполнение свой план. Убедившись в незаконности режима, он стал тайно делиться своими соображениями с товарищами по оружию. Поняв, что диктатура не временный этап на отрезке развития страны, а причина и следствие на пути несправедливости, он расстался со своими иллюзиями. Густаво больше не мог выносить репрессивной машины, которой верно служил, только и думая об интересах родины. В отличие от того, чему его учили на офицерских курсах, террор совсем не способствовал установлению порядка, а лишь сеял ненависть, которая неизбежно вела к еще большему насилию. За годы военной службы он хорошо узнал институт власти и решил использовать эти знания для свержения Генерала. Он считал, что эта задача по плечу молодым офицерам. Он верил, что не только он обуреваем подобными сомнениями; экономические неудачи, возросшее социальное неравенство, жестокость системы и коррумпированность высших должностных лиц заставляли задуматься и других военных. Он был убежден: есть еще офицеры, страстно желающие восстановить оскверненный образ Вооруженных Сил и вытащить их из этой пропасти, куда они попали. Менее смелый и страстный, чем Моранте, человек, быть может, и добился бы поставленной цели, но Густаво, повинуясь порыву, действовал так поспешно, что допустил грубейшую ошибку — недооценил службу разведки, о вездесущих щупальцах которой хорошо знал. Он был арестован и прожил после этого семьдесят два часа Даже самым изощренным дознавателям не удалось заставить его выдать имена его товарищей, участвовавших в подготовке восстания. Он был разжалован, а его труп, в назидание другим, на рассвете был символически расстрелян в спину. Несмотря на принятые меры предосторожности, об этой истории пошли слухи. Когда Франсиско Леаль узнал о случившемся, он почувствовал уважение к Жениху Смерти. Если в рядах армии есть такие, как он, то надежда еще остается. Не всегда можно будет контролировать подготовку к восстанию, она будет шириться и множиться в казармах до тех пор, пока на подавление бунта не хватит пуль. Тогда солдаты присоединятся к вышедшим на улицы людям, и из разделенной боли и побежденного насилия может возникнуть новая родина.
— Все это лишь мечты, сынок! Хоть и есть такие военные, как Моранте, Вооруженные Силы по своей сути не меняются. Милитаризм и так нанес человечеству чрезмерный вред. Он должен быть уничтожен, — возразил профессор Леаль.
Ирэне Бельтран наконец была в состоянии передвигаться. Хосе Леаль достал поддельные паспорта для нее и Франсиско: на них были наклеены фотографии с их новой внешностью. Их невозможно было узнать. У нее были короткие крашеные волосы и контактные линзы, изменившие цвет глаз, у Франсиско густые усы и очки. Сначала они часто поглядывали друг на друга, стараясь узнать самих себя, но вскоре привыкли к этому маскараду и забыли, как выглядели лица, в которые они были влюблены. Однажды Франсиско с удивлением поймал себя на том, что пытается вспомнить столь очаровавший его цвет волос Ирэне. Настала пора покинуть знакомый мир и стать частичкой этой бесконечной, не знающей покоя волны: волны сосланных, эмигрантов, изгнанников, беженцев.
Накануне отъезда проститься с беглецами пришла чета Леалей. Закрывшись на несколько часов в кухне, Марио колдовал над ужином, не позволяя никому вмешиваться. Как мог, он старался приглушить разразившуюся трагедию, украсил стол цветами и фруктами и постелил лучшую скатерть. Он выбрал ненавязчивую музыку, зажег свечи, поставил вино охлаждаться, изображая праздничное настроение, от которого на самом деле был весьма далек. Но было невозможно не коснуться темы близкого расставания и тех опасностей, которые подстерегают молодую пару, стоит им только переступить порог своего убежища.
