Прежде чем Франсиско удалось прийти в себя от неожиданности, голосом, неподвластным возрасту, заговорила Дама с камелиями.[48] Тут сопротивление его было сломлено, и он отдался магии лицедейства До его слуха доносились слова, повествующие о трагедии куртизанки, ее долгая жалоба была тихой и поэтому особенно потрясала Она то отвергала невидимого возлюбленного, то звала его, умоляла, ласкала. Погрузившись в воспоминания, словно уйдя в другое время, молчаливые старики окаменели. Эта столь хрупкая и легкая женщина, что, казалось, порыва ветра достаточно, и она рассыплется в прах, привела сиделок в такое душевное смятение, что они слушали, чувствуя ком в горле. Никто не остался равнодушным к волшебству ее очарования.

Франсиско почувствовал, как на его плечо легла рука Ирэне, но, захваченный спектаклем, не обернулся. Когда вечная возлюбленная перестала говорить и зашлась в приступе кашля — то ли предусмотренного спектаклем, то ли из-за дряхлости, — у него в глазах защипало, и он чуть было не расплакался. Ему было так грустно, что он не мог аплодировать вместе с остальными. Встав со стула, он направился в сад, в какое-нибудь укромное место; за ним, путаясь под ногами, последовала собака Отсюда ему было видно, как медленно передвигаются старики и их сиделки, как они пьют пунш и разворачивают подарки дрожащими пальцами; внезапно постаревшая на сто лет, Маргарита Готье в это время искала Армана Дюваля, держа в одной руке веер из перьев, а в другой — кремовое пирожное. Все это — медленно скользящие между стульев и по дорожкам вокруг огромного шатра дома призраки, острый запах жасмина желтый блеск ламп — казалось сновидением. Ночной воздух, чудилось, был насыщен каким-то предвестием.

Ирэне искала своего друга и, разглядев его в темноте, подошла, улыбаясь. Она посмотрела на его лицо и инстинктивно поняла охватившие его чувства Она прислонилась лбом к его плечу, и непокорная прядь волос мягко дотронулась до его губ.

— О чем думаешь?

Он думал о своих родителях Через несколько лет они станут такими же старыми, как обитатели «Божьей воли», они будут доживать свой век так же, как эти, народившие на свет детей и работавшие не покладая рук, чтобы поставить их на ноги. Они никогда не думали, что можно доживать свои последние дни в ожидании смерти под присмотром чужих людей. Деля бедность, радость, страдание и надежду, семья Леалей, связанная кровными узами и ответственностью друг за друга, всегда жила вместе, как единое племя. Еще сохранилось много таких семей. Может, старики на спектакле Хосефины Бианки ничем и не отличаются от его родителей, но они так одиноки. Забытые жертвы ветра, разбросавшего людей в разные стороны, остатки диаспоры, без собственного пространства и места в наступивших временах. Рядом с ними не было ни внуков, чтобы заботиться о них или видеть, как они растут, ни детей, которым надо помочь справиться с жизнью, ни сада чтобы засеять его семенами, ни канарейки, чтобы она спела им на закате. Их единственной заботой было бегство от смерти, хотя они все время думали о ней, торопили ее, боялись ее. Франсиско мысленно поклялся, что с его родителями этого не произойдет никогда Чувствуя губами волосы Ирэне, он повторил это обещание вслух.

Некоторое время спустя Ирэне и Франсиско будут спрашивать себя: когда же именно был нарушен нормальный ход их жизни, — и оба вспомнят тот роковой понедельник, когда они вошли на заброшенный рудник у Лос-Рискоса Но, может быть, это произошло раньше, в день знакомства с Еванхелиной Ранкилео, или в тот вечер, когда они пообещали Дигне помочь в розысках ее исчезнувшей дочери, или их пути были уже предопределены заранее и им предстояло всего лишь пройти их?

Не обмолвившись ни с кем ни словом о цели поездки и чувствуя, что совершают что-то запретное, они направились к руднику на мотоцикле, который на бездорожье был практичнее машины, захватив с собой инструменты, термос с горячим кофе и фотоаппарат. С тех пор как они решили в незнакомом месте ночью откопать рудник, они понимали, что их безрассудство может стоить им жизни.

Чтобы не спрашивать дорогу, не вызывая тем самым лишние подозрения, и чтобы знать ее наверняка, они выучили карту наизусть. Кажется, ничего опасного не было, пока они не миновали невысокие холмы, но, углубившись в горы с их коварными тропами, где отвесные тени возникали задолго до захода солнца они оказались в диких и безлюдных местах, и гулкое эхо обоим вернуло тревогу, а далекий орлиный клекот только усилил ее.

Франсиско с беспокойством думал о том, как неосторожно он втянул свою подругу в авантюру, исход которой неизвестен.

— Никуда ты меня не везешь, это я тебя везу, — пошутила она и, быть может, была права.

Изъеденная ржавчиной, но еще разборчивая надпись на табличке гласила «Охранная зона, проход запрещен». Колючая проволока в несколько рядов, закрывавшая вход, создавала угрожающее впечатление, и на мгновение молодые люди готовы были уцепиться за этот предлог и отступить, но тут же отказались от всяческих уловок и стали искать прорыв в колючей паутине, чтобы пройти с мотоциклом. Табличка и проволочное ограждение подтверждали их предчувствие: кое-что здесь предстоит обнаружить. Как они и думали, ночь наступила как раз в то время, когда они прибыли на место, — это позволяло остаться незамеченными и не привлекать внимания. Вход на рудник представлял собой углубление, зияющее в теле горы, подобно открытому в немом крике рту. Он был завален камнями, плотно утрамбован землей и заделан каким-то раствором. Создавалось впечатление, что уже многие годы сюда не ступала нога человека. Стерев следы тропы и воспоминания о жизни, безлюдье поселилось здесь навсегда Спрятав мотоцикл в кустах, Франциско и Ирэне обошли участок в разных направлениях, чтобы убедиться в отсутствии охраны. Проверка их успокоила, они не заметили вокруг ни следа человека, лишь жалкая лачуга — добыча ветра и кустарника — стояла метрах в ста от рудника Половина ее кровли была сорвана ветром, одна стена обрушилась и лежала на земле, а внутри весь пол покрывала плотным ковром дикая луговая трава Такое безлюдье и запустение вблизи Лос-Рискоса и шоссейной дороги показалось им довольно странным.

— Мне страшно, — прошептала Ирэне.

— Мне тоже.

Они открыли термос и отхлебнули по большому глотку кофе — он подкрепил их тело и душу. Они принялись шутить, стремясь убедить друг друга, что все это — игра и что с ними ничего плохого не случится, ведь их защищает какой-нибудь добрый ангел. Стояла ясная лунная ночь, и вскоре они привыкли к полутьме. Взяв кирку и фонарь, они направились к штольне. Им никогда не доводилось видеть, как выглядит рудник внутри, и они представляли его себе как пещеру, уходящую в землю на огромную глубину. Франсиско вспомнил о традиции, запрещавшей присутствие женщин на руднике, так как они вызывают бедствия, но Ирэне только посмеялась над этим предрассудком, решив идти вперед во что бы то ни стало.

Франсиско начал работать, освобождая вход. Ему не хватало сноровки: он едва умел орудовать киркой, и понял, что работа займет больше времени, чем они думали. Его подруга не пыталась помочь ему, — она сидела на камне, запахнув жилет, и старалась защититься от горного ветра. Она вздрагивала от любого необычного звука, боялась зверей, а еще больше — солдат, которые обходили дозором окрестность. Сначала они старались не шуметь, но вскоре смирились с неизбежным: удар металла по камню был хорошо слышен в горах, его подхватывало эхо, повторяя тысячи раз. Если зона патрулируется, а по табличке это можно было предположить, то им никуда не убежать. Не прошло и получаса, как у Франсиско онемели руки, а на ладонях появились мозоли, однако его усилия не прошли даром: образовалось отверстие, — они руками стали выгребать из него камни и комья земли. Теперь Ирэне помогала, и вскоре они проделали широкий пролом — через него можно было протиснуться внутрь.