– Вы повезете девочку в такую погоду…

– Миранда здорова как молодая козочка. Разве вы забыли, как она добралась в метель до госпиталя в ту ночь, когда погиб Френсис? Мне до сих пор становится плохо при мысли, что она могла заблудиться и замерзнуть. Но она этого не испугалась. Это я чуть не умерла от страха, когда обнаружила, что ее нет.

Уэстфолл нахмурился.

– Она – своевольная. Это еще одна причина для того, чтобы остаться здесь. Вам нужна крепкая мужская рука, чтобы держать ее в узде. Я был бы счастлив заменить… Я хотел сказать, я был бы счастлив помочь вам. Вам не следует брать всю ответственность на себя.

Рут вздрогнула.

– Неужели вы не понимаете? Я должна забрать ее отсюда. Она провела ночь в госпитале с дежурным солдатом и несколькими ранеными. Все могло случиться.

– Ее следовало выпороть за такой глупый поступок.

Рут сжала руки.

– Но у нее была причина так поступить. Ужасная причина, но в ней-то все и дело. Она должна была увидеть тело отца. Сын Адольфа сказал ей, что чем больше изуродовано тело воина, тем больше враги боятся и ненавидят его. Она хотела знать, какую честь оказали ее отцу. – Она печально улыбнулась.

Уэстфолл тихо выругался.

– Чем скорее я заберу ее отсюда, тем скорее она сможет начать нормальную жизнь.

– Но мороз…

Рут покачала головой.

– Когда придет обоз, мы с Мирандой уедем с ним.

Она направилась к двери, но Уэстфолл преградил ей дорогу.

– Рут.

– Не надо! Ради Бога, не надо. – Она с мольбой протянула руку.

Он взял ее руку и прижал к своей груди.

– Рут, вы должны знать, что я чувствую по отношению к вам.

– Полковник Уэстфолл…

– Бенджамин. Пожалуйста, зовите меня Бенджамин.

– Нет.

– Я не прошу, чтобы вы полюбили меня прямо сейчас. Конечно, вы не в состоянии этого сделать. Я бы перестал вас уважать, если бы это было иначе.

– Я всегда любила только Френсиса.

– Я понимаю. Вы всегда были его храброй, верной женой. Никогда не жаловались, создавали ему уют в этой глуши. Жизнерадостная, любящая – товарищ и жена.

– У вас есть жена.

Он посмотрел на нее печальным взглядом, сжав обе ее руки в своих.

– Мы с Мод Мэри вместе уже более двадцати лет.

Рут смотрела на него, и на ее лице отражалась смесь удивления и отвращения.

– Тогда как же вы можете говорить мне такие вещи?

Он улыбнулся.

– Какие? Разве я сказал что-то оскорбительное? Я только просил вас остаться, чтобы я – ваш старый друг – мог вам помочь.

Она покачала головой.

– У меня все смешалось в голове. Пожалуйста, отпустите мня. Прошу вас.

Продолжая держать ее руки, он обнял ее за талию.

– Я только прошу позволить мне поддержать вас в трудный час. Любой офицер поступил бы так же по отношению к женам и детям тех, кто погиб, находясь под его командованием.

– Полковник Уэстфолл. – Она посмотрела на него сквозь пелену слез.

– Я бы знал, что вы принимаете мою дружбу, если бы вы называли меня Бенджамин.

Рут медлила. Она была так несчастна и испугана. Опустив голову, она тихо произнесла:

– Бенджамин.

Он вздохнул. Улыбка тронула уголки его губ.

– Прекрасно. О Рут, как я хочу быть вашим другом.

– Значит, вы поможете мне уехать?

– Рут, почему вы не предоставите все решать мне?

Он привлек ее к себе. Он чувствовал, как она дрожит. Он крепче сжал ее в объятиях. Ее груди, увеличившиеся за время беременности, прижались к нему. Она вся была такая круглая и мягкая, совсем не потерявшая привлекательности, как бывает с женщинами в последние месяцы беременности. Он коснулся губами ее волос.

Термометр в фургоне опустился до минус сорока градусов, потом ртуть в нем замерзла.

– Сиди здесь со мной, – велела Рут, когда Миранда встала на колени, чтобы выглянуть наружу.

– Там буйволы. Они валяются в снегу. Сотни и сотни буйволов.

– Они тебя не тронут, если ты их не потревожишь. – Рут полулежала на скамье фургона. Миранда вернулась на место рядом с матерью, и та укутала их обеих шкурами. – Поставь ноги на маленькую печурку, а то обморозишь их.

– Мы можем замерзнуть до смерти? – Миранда выдохнула облако пара.

Рут устало закрыла глаза. Это ее не удивило бы. А дочери она сказала:

– Мы выдержим этот холод. Мужчины не дадут нам замерзнуть.

– А как они выдерживают такой мороз? – Девочка подумала о погонщике, правившем фургоном.

– Они храбрые и сильные. Они привозили в форт продовольствие, а теперь возвращаются назад. И мы едем с ними. – Рут начала дремать. Может быть, она замерзает? Но она этого не ощущала. Она прижала к себе Миранду.

– Не понимаю, почему мы не могли подождать еще месяц, мама?

Рут подумала о Бенджамине Уэстфолле. Дважды он приходил к ней поздно вечером под предлогом, что она не должна оставаться одна наедине со своими мыслями. Она крепче прижала к себе свою дочь.

– Месяц ничего не изменил бы. Я должна отвезти тебя домой. Назад в Чикаго.

– Но, мама…

Ребенок энергично зашевелился в ней.

– Чувствуешь?

– Да.

– Твой маленький братец или сестричка уже просятся на свет. Если бы я подождала еще шесть недель, то уже не смогла бы совершить это путешествие. Я хочу, чтобы он или она родились дома, как ты когда-то. – Рут поцеловала Миранду в холодный лоб. Иногда она взваливала слишком много на хрупкие плечи дочери. Сейчас как раз был такой момент. – Я не хотела, чтобы малыш родился там, где погиб его отец.

– Да, мама. – Закутанная в шкуру, Миранда протянула руку и положила ее на живот матери. Малыш зашевелился опять, на этот раз сильнее. – Надеюсь, это будет братик.

– Я тоже надеюсь.

– Но кто бы ни родился, он будет похож на папу, правда?

Рут закрыла глаза, чтобы не выдать своих слез. Казалось, они в ней никогда не иссякнут.

– Я всем сердцем хочу этого, – пробормотала она, представив себе улыбающееся лицо Френсиса Драммонда. – Я очень этого хочу.

– «Любовь летит от вздохов ввысь, как дым. Влюбленный счастлив – и огнем живым сияет взор его».[5]

Миранда вся подалась вперед; ее губы приоткрылись, влажные ладони в волнении прижались к тонкому шелку платья. Еще никогда в жизни она не видела такого красивого мужчины. Ей казалось, что все свои шестнадцать лет она ждала только его, грезила только о нем одном – о мужчине, который сейчас стоял перед ней на сцене.

Его волосы цвета воронова крыла, длинные и волнистые, спускались до самых плеч темно-бордового бархатного камзола. Ей казалось, что его выразительные черные глаза находили среди публики только ее лицо и именно к ней он обращал слова любви, и именно ей улыбался. Серебристо-серые штаны обтягивали его длинные стройные ноги, подчеркивая мускулистые икры.

У Миранды на секунду замерло сердце.

Его белые зубы сверкнули в улыбке, когда он произнес:

– «Где ты Ромео видишь? Я потерял себя. Ромео нет. Серьезно, брат, я в женщину влюблен».

Миранда не дыша смотрела на него. Мужчина был так красив. И, конечно, он был влюблен в женщину. У нее затрепетало сердце, когда она попыталась обуздать свое разочарование.

Актер повернулся к зрительному залу, и его рука взметнулась вверх. Бархатный плащ распахнулся, открыв взорам зрителей рукав белой шелковой рубашки с кружевами и лентами. Кисти рук изогнулись, суля изысканные ласки.

– «И ей не страшен Купидон крылатый». Миранда прижала руки к своим пылающим щекам. Девушка, в которую он влюблен, не любит его. Она не могла поверить, что кто-то мог быть настолько глуп, чтобы не полюбить его. Ведь в глазах Миранды он был самым красивым мужчиной на свете. Ромео повернулся к своему другу, и она заметила блеск золота. В левом ухе он носил золотую серьгу. Миранда почувствовала, что ей не хватает воздуха. Она была на грани обморока. Корсет, который мать заставила ее надеть и который она сначала даже не чувствовала, теперь сдавливал ее грудь как тиски. Ее сердце учащенно билось, кровь стучала в виски. Лицо Миранды пылало. Слава Богу, в театре было темно, и никто не обращал на нее внимания.