Неделю спустя после отлучения Фаэлана лорд Альберт решил наконец, что настало время выполнить приказ, который отдал ему Полин. К полуночи великий магистр Equites Custodum Fidei с тремя своими рыцарями незаметно по задней лестнице подошел к покоям бывшего королевского исповедника. На негромкий стук Альберта отец Фаэлан открыл дверь почти сразу же, и застыл, изумленно раскрыв глаза, едва лишь осознал, кто перед ним.

Страх его оказался небезосновательным, ибо двое рыцарей тут же решительно втолкнули его в комнату, один зажал ладонью рот, прежде чем священник успел вскрикнуть, а другой поспешно и умело заломил руки ему за спину. Альберт не произнес ни слова, покуда пленник не оказался надежно связан; он лишь аккуратно прикрыл за ними дверь, а затем бесстрастным взглядом окинул покои.

Комната, похоже, пришлась ему по душе; именно такой он себе ее представлял. Их приход явно оторвал Фаэлана от молитв. В маленькой молельне у скамеечки лежал открытый молитвенник, а рядом, в черном подсвечнике горела толстая желтая свеча, свет которой почти затмевал сияние лампады, мерцавшей за колпаком из толстого красного стекла. Позади молитвенной скамеечки, между ней и узкой оконной нишей, находился небольшой письменный стол со стулом. Один из рыцарей взял стул за спинку и поставил его посреди комнаты, после чего туда бесцеремонно усадили пленника. Это заставило Альберта наконец перевести внимание на Фаэлана. Один из рыцарей отошел и встал спиной к двери, двое других держались рядом со священником, и Альберт сделал пару шагов и встал, возвышаясь над трясущимся от страха Фаэланом, молча глядя на того сверху вниз с совершеннейшим презрением. Несчастному Фаэлану в рот засунули кляп из плотной ткани, так что если бы даже пожелал, он никак не смог бы позвать на помощь.

— Добрый вечер, отче, — мягко приветствовал его Альберт.

Побледневший и перепуганный Фаэлан уставился на него. В столь поздний час он, конечно же, не ожидал никаких гостей. По обычаю, перед тем как прочесть последние вечерние молитвы, он снял и нарамник с капюшоном, и плетеное ало-золотое вервие. Нарамник с красной подкладкой, украшенный эмблемой львиной головы, лежал сейчас, аккуратно сложенный, на сундуке в изножии постели, а вервие было свернуто поверх него. Альберт с холодной улыбкой взглянул в ту сторону, затем перевел взор на пленника.

— Я вижу, вы еще не полностью забыли дисциплину ордена, отче, — голос его едва поднимался выше шепота. — Может статься, это означает, что для вас есть еще надежда. Мне поручили задать вам несколько вопросов. Было бы весьма неприятно, если бы вам вздумалось привлечь внимание к нашему разговору, и я не знаю, могу ли я вам доверять. Поэтому мы оставим вам кляп, и я постараюсь задавать вопросы таким образом, чтобы вы могли отвечать только да и нет, кивая головой. Понимаете?

Задыхаясь от ужаса, Фаэлан с трудом кивнул.

— Хорошо, — продолжил Альберт. — Итак, насколько я понимаю, вам пришлась не по душе та наука, которую преподали вам перед тем, как отправить исполнять обязанности королевского духовника. Любопытно, что вас больше напугало — бичевание или кровопускание?

Фаэлан с расширившимися от страха глазами сделал тщетную попытку высвободиться, но один из рыцарей немедленно пресек ее, резко ударив его по щеке.

— Перестаньте, отче, что за странные у вас манеры? Эти добрые братья действуют исключительно вам во благо, — промурлыкал Альберт. — Они ведь еще не пустили вам кровь, а по-моему более всего вас страшит именно это, не так ли, отче?

Фаэлан извивался в руках своих пленителей, бледный как полотно, и Альберт ухмыльнулся.

— Так я и думал. Возможно, в таком случае вам необходим короткий экскурс в историю вопроса. Это послужит вашему образованию… — Он скрестил руки за спиной. — Кровопускание полезно в двух отношениях. Прежде всего, оно помогает монахам сохранять спокойствие духа, подобающее безбрачной жизни. Честно говоря, я никогда не слышал, чтобы вам тяжело давалось соблюдение этого обета, отче, так что, скорее всего, вам более неприятна другая сторона использования кровопускания. Оно служит дисциплинарным целям, как испытание и усиление клятвы полного повиновения. Именно поэтому один раз его должны пережить все члены ордена, будь то клирики как вы, или миряне, как я сам и эти добрые братья, — он жестом показал на рыцарей, другую же руку положил на рукоять кинжала, заткнутого за пояс. — Но порой случается, что мы требуем повторения этой процедуры, отче, — произнес он мягко. — В особенности, когда возникает подозрение, что ученик позабыл свой первый урок. Если же ученик и впредь проявляет забывчивость, то иногда мы встаем перед необходимостью повторять этот урок, пока он как следует его не запомнит, или же…

Он не договорил, однако этого и не требовалось. Фаэлан в ужасе затряс головой. Ничуть не тронутый страхом своей жертвы, Альберт многозначительно взглянул на одного из рыцарей. Тот по сигналу поднял Фаэлана, и его товарищ закатал сперва один рукав рясы, затем другой в поисках шрама от предыдущего кровопускания. Его не было, ибо Ориэль исцелил рану. Фаэлан со стоном закрыл глаза, пока они ощупывали его руки, и постарался отвернуться, но Альберт схватил его за подбородок и заставил взглянуть ему в лицо.

— Ого, отец Фаэлан, мы даже не нашли шрама, чтобы доказать, что вы когда-либо подвергались кровопусканию, — негромко заявил великий магистр. — Стало быть, вы позволили мастеру Ориэлю исцелить его. — Он покачал головой. — Не могли даже сохранить на память крохотный шрам, чтобы он напоминал вам о повиновении ордену… Или, может быть, прибыв ко двору, вы решили, что отныне должны быть покорны королю гораздо больше, чем того требуется от его исповедника?

— Да, боюсь, что мы теперь узнали истину, отче. Вы отринули дисциплину ордена точно так же, как это сделал король. Помимо гордыни и неповиновения, которые привели к вашему отлучению от церкви, я полагаю, что вы нарушили присягу ордену и стали слугой короля, а не Господа. Неужто вы и впрямь надеялись, что предательство останется незамеченным?

Фаэлан беззвучно всхлипывал и тряс головой, пытаясь отрицать обвинения. И тут Альберт, небрежно потянувшись к изножию постели, взял вервие Custodes из переплетенных алых и золотых шнуров.

— Вы обесчестили сей символ, отче, — мягко произнес Альберт, развернув скрученную веревку. — Вы выбрали верность цветам дома Халдейнов, вопреки единству церковного и мирского закона, который символизирует сие вервие. Да будет так. Никто больше не попросит вас носить эти цвета как члена Ordo Custodum Fidei.

Он несколько раз намотал пояс на каждую руку, оставив между ними длину в несколько пядей, затем, покосившись на рыцарей, удерживавших пленника, молча кивнул. Они вцепились ему в плечи, и Фаэлан закрыл глаза, пытаясь вспомнить слова молитвы, лишь теперь осознав, что отнюдь не кровопускание принесет ему смерть.

Когда наутро отец Фаэлан не открыл дверь священнику, который, как обычно, явился к нему с просьбой раскаяться в былых ошибках и вернуться в лоно церкви, тот попытался открыть дверь, но она оказалась заперта, и тогда он сообщил об этом стражу, дежурившему у королевских покоев. Стражник доложил обо всем сэру Гискарду.

Король как раз одевался, чтобы отправиться на тренировку, и Карлан помогал ему надеть кожаный доспех. Сами Карлан с Гискардом уже были готовы к выходу. Однако доклад стражника встревожил их не на шутку, ибо не в обычаях Фаэлана было спать так крепко в столь поздний час, в особенности в последние дни.

Переглянувшись взволнованно со своими помощниками, Джаван велел стражнику отправиться к дверям священника, а сам, поспешно нацепив меч Халдейнов, отправил Гискарда в свои покои, откуда тот принес небольшой медный штырь, заостренный и загнутый на конце. Без лишних слов они отправились в комнату Фаэлана в сопровождении перепуганного отца Даити и стражника, но сколько король ни стучал в дверь, никто не ответил ему.

— Отец Фаэлан, — окликнул Джаван и вновь постучал. — Отец Фаэлан, вы здесь?