Однако Мердок не успел. Лезвие топора вонзилось на всю глубину прямо Мердоку в живот, вспоров алую накидку и простеганную кожу куртки.
Сперва даже было неясно, насколько серьезна рана. Кровь на шелке было не разглядеть, а Мердок, схватившись за живот, тут же выпрямился с криком, точно так же, как при всех предыдущих ранениях. С яростным воплем он швырнул свой щит прямо Хрорику в лицо и попытался вновь нанести удар мечом, прижимая левую руку к животу, а правой выписывая смертоносные стальные петли. Эта вспышка боевой ярости помогла ему пробить защиту Хрорика и ранить его поверх локтя в ту руку, что держала топор.
Взвыв от бешенства, Хрорик отступил и также отшвырнул свой щит, перебросив топор в другую руку и устремившись в атаку. Теперь он нанес удар Мердоку по ноге, подрезав ему поджилки. Тот с рычанием упал, цепляясь за новую рану, но так и не выпустил меч… и лишь сейчас стало ясно, насколько серьезна рана в живот. Края ее зияли на добрую пядь, обнажая окровавленные внутренности. Свободной рукой он попытался зажать рану, но кровь сочилась сквозь пальцы.
По рядам зрителей пронесся стон, как только они осознали происходящее. Мердок покачнулся, и Хрорик сделал короткий замах топором… но тут же распрямился, опустил оружие, и волчья ухмылка искривила его губы.
— Отправляйся в ад, Мердок, — произнес он, задыхаясь и указывая на рану своим топором.
Гофмаршал и Ричард Мердок уже стремительно неслись к поединщикам, тогда как стражники гарнизона удерживали остальных зрителей на местах. Лицо Ричарда исказилось от ужаса, когда он рухнул на колени рядом с отцом, тщетно пытаясь остановить кровотечение. Альберт равнодушно склонился над раненым, отметив, что грязь уже попала в рану, а затем выжидательно обернулся к Хрорику.
— Победа ваша, милорд Истмаркский, прикончите его.
— Пусть его прикончит кто-нибудь другой, — отозвался Хрорик и швырнул окровавленный топор к ногам Мердока.
Ричард Мердок, потрясенный, поднял глаза, словно не в силах вникнуть в смысл слов северянина.
Джаван вскочил с места, изо всех сил пытаясь как можно лучше увидеть и услышать, что творится на поле, затем подал стражникам знак, чтобы Сигера пропустили к Хрорику.
— Согласно условленным законам поединка, — ровным тоном произнес Альберт, — бой должен вестись до смерти, и никакой пощады. Если он не умрет, вы не будете считаться победителем.
— Я победил, — презрительно бросил Хрорик. В этот момент подоспевший Сигер обнял его за плечи, и Мердок наконец собрал в себе достаточно сил, чтобы открыть глаза и взглянуть на них обоих.
— Его рана смертельна, точно так же, как смертельна была рана Эвана. Но я обойдусь с тобой лучше, чем ты с моим братом, Мердок Картанский, — воскликнул Хрорик, ткнув трясущимся окровавленным пальцем в поверженного противника. — Я не буду требовать, чтобы тебе в клочья разорвали разум. Не откажу тебе в ударе милосердия… но сам я этого не сделаю, бессмертием души клянусь — не сделаю.
С этими словами он оглянулся и пошел прочь, тяжело опираясь на руку брата, тогда как зрители устремились на поле: Ран и Манфред, Хьюберт, лекарь, жена Мердока и второй его сын, а также Джаван, следовавший за ними не торопясь в сопровождении Райса-Майкла, Карлана, Гискарда и лорда Джеровена. Хьюберт немедленно бросился к раненому, устроив его голову у себя на коленях. Лекарь нагнулся, чтобы осмотреть рану. Элейн, жена Мердока, держалась чуть в стороне, ее не подпускал ближе младший сын Кешел. Когда приблизился Джаван, то услышал, как Хьюберт говорит своему брату Манфреду:
— Скорее позови Ориэля.
Манфред бросился прочь, прежде чем Джаван успел остановить его, и тут же вернулся с побледневшим Ориэлем, крепко удерживая Целителя за запястье. Ориэль подавил рыдание, когда Манфред швырнул его на колени рядом с Хьюбертом и раненым Мердоком, который стонал от боли.
— Помоги ему, — велел Хьюберт.
— Милорд, я…
— Я сказал, помоги ему, — повторил Хьюберт и с силой ударил Ориэля по щеке, оставив глубокую царапину епископским кольцом. — Только посмей отказаться, и твоя семья за это поплатится, клянусь, Ориэль…
— Архиепископ, довольно, — Джаван схватил Хьюберта за руку, чтобы удержать от нового удара. — Вы не смеете заставлять его сделать это.
Хьюберт вырвал руку и свирепо уставился на короля.
— Да как вы посмели, — прошипел он достаточно громко, чтобы Джаван мог его услышать. — Я вправе приказывать своим слугам все, что пожелаю.
— Милорд, вы не можете заставить его помочь человеку, которому в бою нанесена смертельная рана, — невозмутимо возразил Джаван. — Я позволю проявить милосердие, но не насилие. Кроме того, мастер Ориэль больше не служит вам. С этой минуты я беру его в свою свиту и даю право самому решать, желает ли он проявить милосердие к человеку, который причинил ему зло.
— И какое же зло причинил ему мой отец? — воскликнул Ричард. — Он Дерини, у него нет никаких прав!
— Полагаю, он бы с этим поспорил, — заметил Джаван. — Но неужто вы и впрямь думаете, что в той ссоре участвовали лишь родичи Эвана? Даже если Мердок не сам убил Эвана, хотя, по-моему, именно его кинжал нанес тому смертельную рану… однако по его прямому приказу убили по меньшей мере еще четверых, и одного из них столь ужасным образом, что вы даже не можете себе представить.
— Это были Дерини, — негодующе бросил Ричард.
— Да, верно… и трое из них — женщина и двое маленьких детей, которые никому не причинили зла. Ориэль ничего не мог поделать, чтобы помочь Деклану Кармоди и его родным в тот день. Не мог помочь им и я. Но сейчас я и пальцем не шевельну, чтобы заставить кого бы то ни было облегчить страдания Мердока Картанского. Мастер Ориэль, вы вольны помогать ему или нет, как пожелаете, и не понесете никакого наказания, каким бы ни было ваше решение.
Весь дрожа, стараясь не встречаться ни с кем взглядом, Ориэль медленно протянул руку над раной Мердока, хотя и не коснулся ее. Через несколько бесконечно долгих мгновений он вновь опустил руку на колено и невозмутимо взглянул на Хьюберта.
— Должен сказать вам, что исцелить эту рану не по силам ни мне, и никому другому, милорд… Возможно, тут помогло бы только чудо, — сказал он негромко. — К несчастью, таким Дерини, как я, едва ли можно рассчитывать на чудо.
— Но не можешь же ты просто оставить его страдать… — начал Хьюберт.
— Я могу убрать боль, и сделаю это, если пожелает лорд Мердок, милорд, — ответил Ориэль. — Именно этого требует обет Целителя, во имя человечности.
Раненый презрительно хмыкнул, морщась от боли.
— Какая еще человечность в Дерини! — прохрипел он. — Ты не заставишь меня умолять тебя, скорее я увижу, как ты будешь гореть в аду.
Ориэль ничего не выражающим взором уставился на Мердока.
— Полагаю, милорд Мердок и впрямь увидит меня в аду, ибо именно туда он сам и направляется, — заметил он тихо. — Что до меня, то я вручаю себя милосердию Господа Всемогущего, пред кем каждый из нас должен будет держать ответ в день Страшного Суда.
— Поберегись, Целитель, — прошипел Хьюберт. — Твои слова граничат со святотатством!
— Я не желал выказать вам никакого неуважения, милорд, — вымолвил Ориэль. — Все, чего я хотел, это спокойно выполнять свой долг, никому не причиняя вреда.
— А как же мой отец? — воскликнул Ричард. — Вот он, твой долг, Целитель!
— Я не могу внушать вам ложных надежд, милорд. Лорд Мердок должен понимать, что рана его смертельна. Если предоставить событиям идти своим чередом, смерть его не будет ни быстрой, ни легкой. Внутренности рассечены, и рана начнет загнивать изнутри. Я могу убрать боль, но исцелить ранение я бессилен, особенно в такую жару. Однако смерть может придти лишь через несколько дней… а возможно, и через несколько недель.
Мердок при этих словах Ориэля побледнел еще сильнее, и теперь отвернулся, силясь подавить рыдание.
— Возможно, — холодным тоном продолжил Ориэль, — лорда Мердока утешит та мысль, что у него будет довольно времени, дабы раскаяться во всех своих грехах. Это роскошь, которую он не дал ни герцогу Эвану, ни прочим своим жертвам. Думаю, вам следует причастить его поскорее, милорд архиепископ, прежде чем боль станет слишком велика… ибо я вижу, он не позволит Дерини прикоснуться к нему. После этого лучше молитесь, чтобы кто-нибудь согласился сделать для него то, что Деклан сделал для герцога Эвана.
