Девушка широко раскрыла глаза, но, пообещав молчать, с напряженным вниманием стала вслушиваться в слова молодого доктора.

– Вы знаете Габриэль фон Гардер, – продолжал Макс, – и знаете также моего друга асессора Винтерфельда. Я слышал от него лично, что он имел удовольствие видеть вас в доме вашего отца.

– Да, я помню, он однажды был у нас.

– Так вот, баронесса Гардер и асессор любят друг друга.

– Любят друг друга? – повторила Агнеса, удивленная и смущенная, находя, по-видимому, этот предмет разговора не совсем удобным. – Да, они по-настоящему любят друг друга, – с ударением сказал Макс. – Но опекун молодой девушки, барон Равен, и баронесса Гардер противятся предполагаемому браку, потому что Георг Винтерфельд не может дать своей будущей жене ни положения, ни богатства. Что касается меня, то я с самого начала был ангелом-хранителем этой любви.

– Вы? – воскликнула молодая девушка, бросив на «ангела-хранителя» критический взгляд.

– Вам кажется, что во мне очень мало ангельского?

– Я думаю, что во всяком случае грешно любить кого-нибудь против воли родителей, – был ее немного резкий ответ.

– Ну, тут вы ничего не понимаете, – поучительно произнес молодой врач. – Об этом любовь вовсе не спрашивает, и в данном случае молодые люди совершенно правы. Что же прикажете делать, если родители или опекуны из пустых предрассудков и внешних побуждений разлучают два стремящихся друг к другу сердца?

– Надо повиноваться, – заявила Агнеса с торжественностью, которая сделала ее очень похожей на отца.

– Это совсем устаревшие понятия, – нетерпеливо сказал Макс. – Напротив, следует возмутиться и все-таки пожениться.

По-видимому, в последние недели Агнеса сделала значительные успехи. Она уже не отвечала покорным молчанием на неприемлемые взгляды доктора: она действительно уже научилась быть «премилой упрямицей» и теперь воспользовалась приобретенным умением.

– Наверно это вы дали такой совет господину асессору? – сказала она.

– Напротив, я приложил все старания, чтобы хоть несколько образумить его. Но как бы то ни было, мой друг на этих днях уезжает из Р., и ему даже отказано в позволении проститься с невестой; однако он хочет и должен еще раз повидаться с ней и сказать ей последнее «прости». Знаете ли, есть нечто прекрасное в том, чтобы быть ангелом-хранителем чистой, истинной любви. Я знаком с этим чувством, так как сам давно испытываю его.

– Что вы хотите сказать? – спросила Агнеса, начиная вдруг что-то подозревать и сразу ускорив шаги.

– Сейчас объясню, – ответил Макс, тоже прибавив ходу.

Агнеса остановилась, по опыту зная, что убежать невозможно, так как доктор мог выдержать любой темп. Она покорилась и стала слушать.

– Вы говорили мне, что баронесса Гардер как-то была у вас, – снова заговорил Макс. – Если бы это снова случилось и в то же самое время асессор Винтерфельд…

– Без ведома баронессы! – воскликнула возмущенная Агнеса. – Никогда! Это было бы дурно и грешно.

Только вы один могли придумать такой план, но я никогда не сделаюсь его соучастницей. Я не хочу!

От волнения и негодования Агнеса вся раскраснелась и бросила на доктора такой карающий взгляд, что ему следовало бы в сущности немедленно ретироваться, но Макс оставался прежним закоренелым грешником и смотрел на девушку с явным удовольствием.

«Какова упрямица! – подумал он. – Я ведь знал, что вся эта святая покорность и кроткое терпение просто внушены ей, и как только проклятое монастырское воспитание отходит на задний план, на сцену выступает нечто очень сносное. Мне придется изменить тактику».

– Итак, вы не согласны? – спросил он вслух.

– Нет! – решительно подтвердила Агнеса.

– В таком случае пусть свершится несчастье! Я употребил все усилия, чтобы отговорить своего друга от отчаянного шага, и надеялся с вашей помощью устроить ему хоть прощальное свидание с невестой. А если у него будет отнято это последнее утешение, я ни за что более не отвечаю. Он, вероятно, покончит с собой. Что касается Габриэли Гардер, то она вряд ли переживет его смерть и наверно умрет от горя.

– Разве можно умереть от горя? – спросила девушка, видимо испуганная.

– Я уже встречал в своей практике несколько таких случаев, – добросовестно солгал доктор. – И не сомневаюсь, что и здесь мы будем иметь дело с подобным явлением. Баронесса фон Гардер и барон фон Равен слишком поздно раскаются в своей жестокости, так же как и вы, потому что в вашей власти было спасти от отчаяния два бедных сердца.

Агнеса слушала его с глубоким удивлением – до сих пор она вовсе не считала доктора Бруннова таким чувствительным. А доктор ударился в сентиментальность, и так как ему это хорошо удалось, решился на смелый заключительный эффект.

– И я должен пережить подобный момент! – меланхолически произнес он. – Я, который надеялся вести своего друга и его будущую жену к алтарю!

– Вряд ли вы сделали бы это, – перебила его молодая девушка. – Вы ведь сами сказали мне, что никогда не ходите в церковь.

– Я сделаю это, если несчастье будет предотвращено, – сказал Макс. – И кроме того, свадьба – исключение.

При этих словах Агнеса насторожилась. Она слишком усердно относилась к делу обращения, чтобы не поспешить воспользоваться неожиданным счастливым случаем.

– Вы говорите серьезно? – торопливо спросила она. – Вы действительно хотите пойти в церковь?

– А вы исполните мою просьбу и возьмете на себя на четверть часа роль ангела-хранителя?

Агнеса задумалась. Бесспорно, немалый грех покровительствовать свиданию, которое было запрещено и матерью, и опекуном; с другой стороны, дело шло о том, чтобы спасти душу для вечной жизни, и это последнее соображение перевесило все остальные.

– Завтра воскресенье, – нерешительно проговорила молодая девушка. – Если вы придете в церковь на предобеденную проповедь…

– К ранней обедне? – поправил ее Макс, смутно припоминая, что эта служба, кажется, самая короткая.

– К предобеденной проповеди, – повторила Агнеса докторальным тоном, и было очень похоже на то, что она еще не вполне доверяет ему, или во всяком случае хочет сперва удостовериться в посещении им церкви, прежде чем решиться заплатить за исполнение ее просьбы. Поэтому она добавила: – Но надо выслушать всю проповедь с начала до конца.

– Ну если нельзя иначе, – вздохнул Макс, – то благослови, Боже!

Агнеса с удовольствием выслушала набожное восклицание. Она вся отдалась надежде, что проповедь приготовит с таким трудом завоеванную почву для насаждения в ней истинной веры, и с искренней радостью протянула своему бывшему противнику, ставшему теперь ее союзником, кончики пальцев, но тотчас же в этом раскаялась, так как Макс взял в свою ладонь всю ее руку и сердечно пожал ее…

На следующее утро, когда в соборе зазвонили колокола, советник Мозер под руку с дочерью направился в церковь. Внимание набожного старика было, разумеется, обращено исключительно на богослужение, поэтому он не заметил, что Агнеса, сидевшая обычно с благоговейно опущенными глазами, на этот раз оглядывалась по сторонам, как будто опасаясь или ожидая чего-то. Ей не пришлось долго искать: шагах в десяти от нее, вблизи кафедры, стоял доктор Бруннов и с таким же вниманием оглядывался кругом. Обе пары глаз, усердно искавшие друг друга, в силу необходимости должны были встретиться, и когда Макс увидел, как нежное личико при виде его осветилось радостным удивлением и вспыхнуло розовым заревом, когда он встретил благодарный взгляд темных глаз, которые никогда не казались ему такими красивыми и выразительными, как сегодня, – он забыл и о своей программе, и о ее параграфах, думая только о том, что и посещение церкви имеет свои очень приятные стороны. При этом он так решительно опустился на свое место, что можно было не сомневаться в том, что проповедь будет выслушана от начала до конца.