– Я только что говорил с городским полицмейстером, – снова начал он. – По его мнению, опасаться нечего, но все же он принял необходимые меры на тот случай, если сегодня будут какие-нибудь выступления.
– Сегодня? Почему именно сегодня? – рассеянно спросил Равен.
– Сегодняшнее торжество представляет удобный предлог и условия для тайных сходок, в особенности среди низших слоев населения и при теперешнем возбужденном состоянии умов.
Этот разговор, по-видимому, тяготил барона, и он, казалось, думал совершенно о другом, когда ответил:
– Вы так думаете?
– Но мы ведь еще третьего дня обстоятельно обсуждали этот вопрос, и, к сожалению, ни для кого не тайна, что всеобщее возбуждение прежде всего направлено против вас. Господин Мозер говорил мне, что вы опять получили угрожающее письмо.
Губернатор презрительно пожал плечами.
– Их найдется по крайней мере полдюжины в моей корзине. Должны же наконец понять, что я не обращаю внимания на такие глупости.
– Однако не следует так шутить с опасностью, – продолжал Вильтон вполголоса. – Весьма неосторожно с вашей стороны появляться пешком без всякой охраны на городских улицах. Я уже неоднократно просил вас прекратить эти прогулки. Кто знает, может быть, кто-то систематически подстрекает против вас чернь, граждане настроены оппозиционно.
– Тем лучше, – машинально произнес Равен, не отводя взора от той части зала, где Габриэль танцевала с Винтерфельдом.
Полковник отступил на шаг и воскликнул:
– Ваше превосходительство!
Его удивленный возглас привел барона в себя. Он обернулся.
– Простите! Я сегодня рассеян. Я… должно быть не расслышал, что вы сказали. О чем мы говорили?
– Я просил вас обратить внимание на вашу личную безопасность.
– А, вот вы о чем! Простите мое невнимание. Меня ежедневно осаждают сотнями всяких дел, и мне трудно сосредоточиться на балу.
– Вы слишком много взваливаете на себя, – заметил полковник. – И самая неутомимая натура в конце концов не выдержит такого напряжения, какому вы ежедневно подвергаете себя. Взгляните на эту достойную зависти молодежь, не имеющую представления ни о каких заботах! Она танцует, смеется и очень счастлива!
– И очень счастлива! – повторил Равен. – Да, вы правы.
Глубокая горечь прозвучала в его последних словах.
А между тем веселое оживление в зале никак не могло располагать к такой горечи.
Мимо промелькнула Габриэль со своим кавалером. Полковник был прав: ее красота еще никогда не была так победоносна, как в сегодняшний вечер, во время танцев, которым она предавалась со страстным удовольствием. Яркий свет, опьяняющие звуки музыки в празднично убранных залах, вся эта праздничная обстановка казалась самой подходящей, естественной атмосферой для молодой девушки, и ее разгоревшееся личико и сияющие глаза ясно говорили, с каким восхищением она окунулась в нее. Все существо Габриэли словно просветлело, преисполнилось восторга, когда она закружилась по залу с Георгом. Для него же сейчас окружающее не существовало, и счастье, которое он испытывал, держа в объятиях свою любимую, лишило его всякой осторожности. Глаза молодого человека предательски выдавали его сердечную тайну. Лица обоих сияли, и зоркому взгляду наблюдателя нетрудно было отгадать, что это сияние говорило не только об увлечении танцем.
И такой наблюдатель был рядом. Равен все еще стоял на том же месте в конце зала и как будто оживленно беседовал с полковником и несколькими другими, подошедшими к ним мужчинами, но взгляд его был прикован к танцующим. Этот взгляд, пламенный и проницательный, наверное, обладал магнетической силой, потому что Габриэль, делая второй тур вальса, подняла голову и невольно посмотрела на опекуна. Их взгляды встретились. Густой румянец залил щеки девушки, а глаза барона угрожающе вспыхнули, и он быстро отвернулся.
По окончании вальса наступил перерыв в танцах, назначенный для ужина. Общество оставило душный зал и рассеялось по более прохладным комнатам и буфету. Гости, непринужденно и весело беседуя, образовали большие и маленькие группы.
Наступил тот давно желанный для Георга и Габриэли момент, когда они могли обменяться несколькими словами. Они стояли у камина в одной из отдаленных комнат, где никого не было, хотя из соседнего помещения и раздавался оживленный разговор. Случайно вошедшему сюда человеку показалось бы, что они ведут спокойный, ничего не значащий разговор, но их беседа была очень далека от светской болтовни.
– Наконец мы вместе! – страстно прошептал Георг. – В первый раз после нескольких недель разлуки! Как тяжело быть так близко и в то же время так далеко друг от друга!
– Ты прав, – тихо ответила Габриэль, – мы бесконечно далеки, несмотря на то, что ты ежедневно бываешь в замке. Я все время надеялась, что ты сумеешь уничтожить препятствия, разъединяющие нас.
– Разве я не делал всего, что мог? Но ты знаешь, какой прием я встретил у твоей матери. Правда, она была любезна, но я не услышал и намека на возможность и впредь бывать у вас. Я не могу продолжать свои посещения после того, как мне решительно показали, что они нежелательны.
– Мама нисколько не виновата в этом, она по-прежнему охотно принимала бы тебя: мой опекун запретил ей это. Я предоставила маме переговорить с ним о твоем визите и нашем знакомстве, потому что сама… – Габриэль запнулась и не договорила.
– Ты не осмелилась…
– Я осмелилась бы на все, – немного раздраженно продолжала Габриэль, – но выдержать взгляд дяди Арно, когда намереваешься скрыть от него что-нибудь, совершенно невозможно. А он решительно против твоих посещений. Против тебя лично он ничего не имеет, так как не подозревает о наших симпатиях, но он вообще не желает вводить в свой семейный круг молодых чиновников, и нам пришлось уступить ему.
– Я не сомневался в этом, – сказал Георг. – Я хорошо знаю своего начальника. Он и ему подобные недоступны для всех, кто, по их мнению, ниже их, но даже его властное слово не разлучило бы нас больше, чем эти последние дни и недели. Мне приходится довольствоваться тем, что я вижу тебя издалека, а если нам и удается встретиться, как например сегодня, то мы должны принимать холодно-равнодушный вид. Я вынужден смотреть, как все преклоняются перед тобой, и я, только я, имеющий больше всех прав на тебя, обречен на молчание и не смею приблизиться, словно чужой. Габриэль, я не могу выносить это!
Габриэль с прелестной улыбкой задорно ответила:
– По-моему, этому «чужому» нечего особенно жаловаться на судьбу. Он ведь знает, что я принадлежу только ему.
– В такой вечер, как сегодня, ты не принадлежишь мне, – с горечью возразил Георг. – Ты принадлежишь всему – веселью, танцам, поклонникам, окружающим тебя, но не мне. Я тщетно ловил до этого вальса хотя бы один твой взгляд. В кругу поклонников твои глаза были не для меня.
Упрек обидел молодую девушку; ее улыбка исчезла, уступив место недовольной гримаске, и с уст уже готов был сорваться сердитый упрек, но в эту минуту в дверях комнаты показался поручик Вильтон.
– Баронесса, – сказал он, приближаясь к молодой девушке, – вас ищут в зале. Его превосходительство и баронесса уже несколько раз справлялись о вас. Я предложил им свои услуги – вы разрешите мне проводить вас к ним?
При других обстоятельствах Габриэль дала бы почувствовать поручику свое недовольство его появлением, но теперь, раздраженная несправедливым, по ее мнению, упреком, она терпимо отнеслась к неожиданной помехе. Холодно поклонившись Георгу, она любезно взяла под руку молодого барона и тот, уводя ее из комнаты, бросил торжествующий взгляд на Винтерфельда.
Георг мрачно смотрел им вслед. Эта детская месть сильно уколола его, и прежние сомнения снова начали смущать его душу. Прав ли он, пытаясь вырвать прелестное, но поверхностное создание из той блестящей, мишурной обстановки, для которой оно, видимо, рождено, чтобы приковать к серьезной, трудовой, совершенно чуждой девушке жизни. Любовь Габриэли давала ему право на обладание ею, но могла ли она на самом деле глубоко любить? Не было ли ее чувство так же поверхностно и преходяще, как и все в этом ярком мотыльке? А если она будет несчастлива с ним, если, будучи его женой, она сможет ответить на его горячую, самоотверженную любовь лишь детскими капризами? Не случится ли так, что за краткий любовный сон им придется расплачиваться всей жизнью, полной горя и раскаяния?
