В доме Робсона ему открыл не хозяин, а Дита Джаго.

– А мы как раз заглянули к мистеру Робсону узнать, не нужно ли что-нибудь купить.

Вексфорд закрыл зонт и оставил его на крыльце. Он вошел в комнату, уютную и одновременно унылую. Нина Квинси и Ральф Робсон сидели в креслах возле камина. Хозяин наклонился вбок, стараясь перенести тяжесть на здоровое бедро, но его совиное лицо все равно исказилось от боли. По сравнению с этим страдальцем Нина поражала молодостью и пышущим здоровьем. Никакой косметики, розовый румянец, темные блестящие глаза, волны каштановых волос. Она чем-то напоминала Джейн Моррис[10] правда, Россетти[11] никогда не писал таких цветущих женщин. Дочь и мать были одеты в прекрасные вязаные наряды, конечно, произведения Диты. Нина пришла в тунике из темной синели, с аппликациями в виде синих и малиновых бабочек. Дита сухо представила дочь инспектору. Нина протянула руку со словами:

– Восхищаюсь вашей дочерью. Нам очень понравилось, как она сыграла в сериале. И она совсем на вас не похожа.

Довольно невыразительный голос при столь яркой внешности. Вексфорд изумился, как человек с таким умным лицом может оказаться недалеким, а это стало ясно по первым же фразам. Инспектор вежливо и холодно кивнул и обратился к Робсону:

– Ваша племянница в Лондоне?

– Она уехала вчера вечером. Я уже скучаю. Не представляю, как я буду без нее.

– Жизнь продолжается, – с наигранным оживлением произнесла Дита. – Ведь ей надо зарабатывать, она не может все время сидеть возле вас.

– Пока Лесли гостила у меня, она провела генеральную уборку во всем этом чертовом доме.

Вексфорд удивленно вскинул брови. Генеральная уборка в декабре? Да и кто теперь устраивает такие авралы? К тому же трудно представить себе безупречно одетую Лесли с тряпкой в руках, надраивающую плинтуса или выметающую пыль из-за шкафа.

– Она сказала, что хочет навести в доме полный порядок, – пояснил Робсон. – Хотя у нас и так порядок, Гвен без конца убиралась. Но Лесли настояла. Сказала, что неизвестно когда теперь появится. Она перетряхнула все шкафы и комоды, кое-какие вещи Гвен отнесла в комиссионку. У Гвен было зимнее пальто, купленное в прошлом году. Я хотел отдать его Лесли, но оно для нее простовато.

Вексфорд заметил, что Нина сдерживается, чтобы не возвести глаза к потолку.

– Она даже на чердаке разобралась, хотя я говорил ей: не стоит, как ты полезешь туда с пылесосом. И еще перетряхнула все ковры, вымыла под ними. Лесли все делает досконально, если уж возьмется. У меня дом весь блестит. Я так по ней скучаю. Без Лесли – как без рук.

Нина Квинси поднялась с кресла. Судя по внешности, она из тех людей, которые не любят толочь воду в ступе. С трудом подавляя зевоту, она произнесла:

– Мы, пожалуй, пойдем. У вас готов список?

Вексфорд тоже откланялся. Они вместе вышли и распрощались у калитки. Женщины направились к своей машине, прячась от дождя под черно-желтым зонтом, а Вексфорд в который раз удивился, какая легкая у Диты походка. Почему-то вспомнился «Дневник чумного года» Дефо. Он написал эту книгу, словно автобиографию, словно сам пережил ужасы чумы. Хотя на самом деле был тогда младенцем.

Бёрден сидел в своем кабинете и ждал, когда Дэвидсон привезет Сандерса. Накануне Клиффорд позвонил с просьбой, чтобы его вызвали. Бёрден крайне озадачился, даже разозлился. Но потом решил, что Клиффорд все же хочет признаться в убийстве. В комнату вошел шеф.

– Не думал, что доживу до такого. Главный подозреваемый напрашивается на беседу, – произнес Бёрден. Вексфорд, боясь снова обидеть Друга, сделал вид, что ему интересно. – Он сам захотел, чтобы его привезли. Может, он просто отлынивает от работы?

Вексфорд посмотрел на него.

– Скажу тебе интересную вещь, Майк. Лесли Арбель устроила в доме дядюшки генеральную уборку: переворошила все шкафы и даже забралась на чердак под предлогом, что его необходимо пропылесосить. Она перевернула все ковры. Что она могла искать?

– Может быть, просто убиралась?

– Очень сомневаюсь. Зачем? В доме было чисто. Только фанатичный чистюля смог бы придраться. Теперешние девушки не зациклены на уборке, Майк. Они не умеют этого делать, или им безразлично. Я понимаю, если бы она приехала к Робсону, а там все вверх ногами. Тогда она могла бы и убраться – но только если очень добра и заботлива для своего возраста. А это не так. И потом, я обратил внимание на ее ногти. На прошлой неделе у нее были длинные ногти и маникюр. Но уже в прошлую пятницу она их постригла. Либо сломала ноготь, либо готовилась к уборке. Я думаю, что она гордится длинными ногтями, как наложница китайского императора.

– Может быть, все дело в компьютере?

– При чем тут компьютер? Она столько лет печатала на машинке, и длинные ногти ей ничуть не мешали. Нет. Дело в уборке.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Уборка – это предлог. Девушка что-то искала, все вверх дном перевернула, заглядывала под ковры, забиралась на чердак. Я не знаю, что именно искала, но у меня есть кое-какие соображения. Скорее всего, именно поэтому она так долго жила у Робсона, а вовсе не по доброте душевной. Теперь она там долго не покажется. Либо нашла то, что искала, либо потеряла надежду найти. То есть этого предмета в доме нет, или же он тщательно спрятан.

– Кстати, мы не делали там обыск. Может, стоит? – предложил Бёрден, но тут зазвонил телефон. Детектив снял трубку. Привезли Клиффорда. – Я должен идти. Так что она искала?

– Документы, на которые опиралась Гвен Робсон, шантажируя людей.

– Да не было никаких документов! – наивно воскликнул Бёрден. – Только сплетни и домыслы.

Не дожидаясь ответа Вексфорда, он спустился в комнату для допросов, ту самую, с кафелем цвета пожилого спаниеля. В мутное окно стучал дождь, по стеклу бежали капли. Клиффорд сидел за столом, перед ним – стаканчик с кофе. Напротив сидела Диана Петтит и читала юридическую колонку «Индепендент». При виде шефа Диана встала, и Бёрден знаком велел ей уйти. Клиффорд приподнялся, протянув Бёрдену руку. Тот настолько сильно удивился, что машинально пожал ее.

– Ну что, начнем? – бодро предложил Клиффорд.

Бёрден не знал, как себя вести. Впервые за годы работы он почувствовал недостаток знаний в определенной области.

– Итак, что вы хотите мне рассказать? – произнес он, зная, что голос его звучит неуверенно.

– Я вам рассказывал о том, какой я человек. Рассказывал о своих эмоциях. – К ужасу Бёрдена, в глазах Клиффорда вспыхнул лукавый огонек. Это совершенно не вписывалось в общую картину. Молодой человек радостно засмеялся. – Я пытаюсь объяснить, почему я это сделал.

– Что именно? – Бёрден подался вперед.

– То, что сделал, – вкрадчиво произнес Клиффорд. – Почему веду такую жизнь. – Он снова засмеялся. – Шутка. Я хотел вас разыграть. Извините, что так глупо. – Клиффорд громко откашлялся. – Я пленник. Вы понимаете это?

Бёрден промолчал. Что он мог сказать?

– Я пленник и одновременно тюремщик. Это все Додо. Зачем ей это нужно? У некоторых людей это в крови. Им хочется власти. Я первый человек, над которым она возымела власть. Все остальные дали отпор, ушли, умерли. Рассказать, как она познакомилась с моим отцом? Между прочим, мой отец – из аристократов. Какой-то его дядюшка был шерифом графства. Я представления не имею, что это значит, но все жутко гордились. А мой дед владел тремястами акрами земли. Когда отец был маленьким, землю продали, чтобы продолжать достойное существование. Кингсмаркэм построен в том числе и на земле моего дедушки.

Бёрден смотрел на него с растущим раздражением. Его и без того оскорбила шутка Клиффорда, а тот еще подлил масла в огонь:

– Вполне вероятно, что ваш дом тоже стоит на земле моего дедушки.

Клиффорд отпил кофе, обхватив стакан руками, и Бёрден заметил, какие у него обгрызенные ногти.

– Додо начинала с того, что работала уборщицей у родителей моего отца. Вас это удивляет? Даже не горничной, а просто уборщицей: она выполняла самую грязную работу. До войны у них были горничные и шофер. А после войны они довольствовались услугами моей матери. Я не знаю, почему отец женился на ней. Она, конечно, твердит, что это любовь. Но я сомневаюсь. Выйдя замуж, она сразу захотела наложить руку на весь дом, стать тюремщиком.