Бёрден кивнул.

– И тут в Клиффорде шевельнулся червячок. В нем вообще есть какая-то червоточина.

– Что же он совершил? Убийство, не меньше. Сейчас никого не волнуют сексуальные отклонения.

Бёрден поморщился.

– Но Гвен Робсон волновало.

– Да, но, скорее всего, дирекции школы или миссис Сандерс было все равно. Ты посмотри на эту Додо Сандерс. У нее вообще никаких моральных устоев. Для нее не существует ни этики, ни чужого мнения.

– Я с этим разберусь, – вздохнул Бёрден, – что-нибудь раскопаю. – Он посмотрел на Вексфорда: синяки уже почти сошли, порез практически зажил. – Подозреваемого по твоему делу отпустили. Об этом сообщили в утренних новостях.

Вексфорд кивнул. Ему уже звонили. После долгой беседы его попросили выступить с докладом в Скотланд-Ярде. Доктор Крокер неохотно, но все же согласился отпустить Вексфорда. Правда, он не в курсе, что инспектор собирается сесть за руль.

Когда Бёрден ушел, Вексфорд оделся потеплее, повязал шарф Робина на тот случай, если Дора или Сильвия вернутся пораньше и увидят его. Он вышел на улицу, посмотрел на свою машину и только теперь заметил, что кузов сильно поцарапан. Вексфорд сел в машину и захлопнул дверь.

Некоторое время он просто сидел, сжимая в руке ключ зажигания. Непривычно снова оказаться за рулем. Словно все это было давным-давно. Он чувствовал себя героем триллера или отрицательным персонажем детективного фильма. Вот сейчас он вставит ключ, и машина взлетит на воздух. Он попытался засмеяться, но не смог. Это глупо, ведь он совсем не помнил взрыв, а грохот, который как будто запомнил, просто вообразил. Давай прыгай, подумал вдруг Вексфорд, и напрягся, как пружина, прижался к двери. С замиранием сердца он вставил ключ и повернул. Ничего не произошло, даже машина не завелась. Интересно, почему? Ну конечно, Дора поставила ее на нейтральную скорость. Вексфорд преодолел страх машинально: просто переключил скорость, и все. И опять вставил ключ.

Бёрден шел по Хай-стрит, разглядывая украшенные к Рождеству витрины, когда вдруг увидел Сержа Олсона, шагавшего навстречу. На нем было клетчатое твидовое пальто, воротник из искусственного меха поднят. Олсон приветствовал детектива, словно старого знакомого:

– Привет, Майкл, рад вас видеть. Как дела?

Ошеломленный Бёрден ответил, что все нормально. Олсон поинтересовался, как продвигается следствие. Бёрден не привык, чтобы гражданские задавали подобные вопросы, и счел это в некотором роде наглостью, но все же придумал какой-то туманный ответ. Затем Олсон снова поразил его, заявив, что стоять на улице слишком холодно и можно зайти в кафе «Квин» выпить чаю. Бёрден сразу решил, что психолог хочет сообщить нечто важное. Зачем же еще приглашать его на чашку чая? Ведь несмотря на то, что Олсон фамильярно звал Бёрдена по имени, они встречались только раз, и встреча была исключительно деловой.

Но когда они сели за столик, Олсон пустился в долгие рассуждения об арабских террористах и о том, что какая-то близкая им по духу террористическая организация угрожает судьям расправой. Наконец Бёрден не выдержал и спросил, о чем именно Олсон хотел с ним поговорить.

Яркие звериные глаза психолога сверкнули. В этом было странное несоответствие, потому что голос его звучал совершенно спокойно.

– Поговорить?

– Вы пригласили меня на чашку чая, и я подумал, что вы хотите что-то сообщить.

Олсон покачал головой.

– Например, что Клиффорд Сандерс мог при определенных обстоятельствах убить? Что он странно себя вел в тот четверг? Что, если мужчина двадцати трех лет живет вместе с матерью, он псих по определению? Нет, ничего подобного я говорить не собирался. Я замерз, и мне захотелось выпить горячего чая, чтобы самому не заваривать.

– Вы уверены, что ни одно из этих утверждений не соответствует истине?

Олсон снова покачал головой.

– Конечно, странно, когда взрослый мужчина живет с матерью, даже если она вдова. Но ведь она не больная старуха. – И добавил, будто невзначай: – Вы слышали про парадокс «enkekalymmenos»?

– Что-что?

– «Enkekalymmenos» переводится как «сокрытый покрывалом».[9]«Можешь ли ты узнать свою мать? – Да. – Можешь ли ты узнать этого человека под покрывалом? – Нет. – Тогда ты сам себе противоречишь, потому что этот человек и есть твоя мать. Значит, ты можешь и узнать свою мать, и вместе с тем не узнавать ее».

Действительно, есть нечто «сокрытое» в облике миссис Сандерс. Словно лицо ее спрятано за вуалью, подумал Бёрден, удивившись собственной фантазии. Но, как истинный полицейский, задал вопрос в лоб:

– А Клиффорд здесь при чем?

– Это всегда касается отношений детей и родителей. Мы знаем друг друга и одновременно не знаем. Над входом в обиталище Дельфийского оракула были высечены слова: «Познай себя». Люди задавались подобными вопросами две, три тысячи лет тому назад. Но разве мы прислушались к их совету? – Олсон с улыбкой откинулся на спинку стула, давая Бёрдену возможность осмыслить услышанное, а потом вдруг произнес: – К тому же она не вдова.

– Не вдова? – это уже лучше. Теплее, гораздо теплее. – Значит, отец Клиффорда жив?

– Они развелись много лет назад, когда Клиффорд был маленьким. Отца зовут Чарльз Сандерс. Родители его были землевладельцами. В их доме проживало много поколений Сандерсов. Женившись, Чарльз остался там с родителями. До замужества Дороти была приходящей служанкой. Как отнеслись к женитьбе сына родители – неизвестно. Во всяком случае, Клиффорд этого не знает. Не смотрите на меня так, Майкл. Я не сноб. Дело не в ее плебейском происхождении. Она просто неприятный человек. Хотя в молодости была симпатичной. Как психологу, мне известно, что в девяти случаях из десяти этого достаточно, чтобы выйти замуж. В общем, через пять лет Чарльз ушел от них, а дом оставил жене и сыну.

– А родители Чарльза?

Олсон доел второе пирожное и фруктовый пирог, стряхнул желто-зеленой салфеткой крошки с бороды.

– Клиффорд почти не помнит их. Когда ушел отец, с ними осталась бабушка. А дедушка умер незадолго до этого. Они нуждались, потому что Чарльз Сандерс им не помогал, жили тяжело, одиноко. Я никогда не был у них в гостях, но представляю этот мрачный пустынный дом. Дороти Сандерс подрабатывала горничной, шила одежду. Нужно отдать ей должное, по ее настоянию Клиффорд поступил в Майрингемский университет. Но жить продолжал с матерью, на каникулах подрабатывал. Я уверен, что она чувствовала себя одинокой и хотела, чтобы сын был рядом.

Бёрден поднялся, чтобы расплатиться. Он обрадовался, что после фамильярностей, перемешанных с греческими загадками, Олсон заговорил как нормальный человек. И в его рассказе явно есть какая-то зацепка.

– Хоть я и пригласил вас, – улыбнулся Олсон, – не откажусь, если это войдет в ваши служебные расходы.

– Вы сказали, что Клиффорд подрабатывал. Где именно?

– Как обычно, Майкл, хотя сейчас непросто найти такую работу. Неквалифицированный труд: ухаживал за садом, был на побегушках в магазине.

– Ухаживал за садом?

– Кажется, да. Он долго рассказывал об этом, потому что терпеть не мог возиться в саду. Как и я, он не любит свежий воздух.

Не может быть! – мысленно воскликнул Бёрден. Неужели господь услышал молитву полицейского?

– Вы не помните, как звали его работодателя?

– Нет. Помню только, что это была старая дева, она жила в большом доме на Форест-Парк.

Вексфорд сидел в приемной и чувствовал себя виноватым, поскольку нарушил запрет доктора Крокера. Не дай бог врач, Дора или даже Бёрден узнают, что он не поехал сразу в Скотланд-Ярд, а завернул сюда. Окрыленный победой над автомобилем, инспектор позвонил в редакцию журнала «Ким». Он сам завел машину, заглянул в участок, а потом приехал в редакцию. Маленькая победа. Чего не скажешь о расследовании. И еще Вексфорда радовало, что теперь он похож на нормального человека, синяки сошли, никто больше не бросает на него любопытные взгляды. Что касается пореза – он мог сбрить бороду или пораниться с похмелья. И ребята из взрывного отдела тоже не будут смотреть на него как на жертву террора.