Джоанна заметила, что Люд был чем-то глубоко озабочен. Эд Сторман увяз в судебном разбирательстве с другим шоу и не мог вылететь из Лос-Анджелеса. Ситуация складывалась сложная, потому что Эд требовал, чтобы Люд привез ему рабочий вариант фильма на утверждение, после чего редактирование и монтаж планировалось провести там же на студии. Продюсер загорелся идеей раскрыть тайну актрис-близнецов и использовать ее в качестве рекламной приманки. Люд противился этому, считая, что сериал и так достаточно хорош, чтобы обойтись без дешевых рекламных трюков. Однако Эд иногда мог быть чертовски упрямым.

Когда такси остановилось у дома Меган, Люд сообщил Джоанне, что сразу после вечеринки он летит в Лос-Анджелес. Она неожиданно испугалась.

– Ничего не поделаешь, моя радость, – сказал Люд, пообещав вернуться через неделю.

Он умолчал о рекламной затее Эда, надеясь, что сумеет отговорить его.

– Прошу тебя, не грусти. Разве мы сегодня не восполнили недостаток любви, в которой отказывали себе так долго из-за этой проклятой работы?

– Люд, а ты давно…

Он прервал ее вопрос поцелуем.

– Нет, любовь моя. Я позвонил Эду, пока ты спала, – сказал он и, чтобы развеселить ее, пропел на мотив популярной песенки: – Джоанна, и я, и наш малыш будем счастливы на райском побережье в Малибу.

Джоанна рассмеялась, в шутку стукнув его кулаком в бок, а Люд поцеловал ее в кончик носа.

Надин лежала на единственной в палате койке. В вене у нее торчала игла, соединенная трубкой с машиной для гемодиализа. Правой рукой Надин лениво перелистывала «Космополитен», тщетно пытаясь заинтересовать себя новой линией косметики, которая войдет в моду летом, коллекцией одежды или проблемой женской сексуальности. Ни на одной из статей ей не удалось сосредоточиться.

Диализ продолжался пока всего час. Это означало, что Надин предстояло провести в тоскливой неподвижности еще четыре часа. Мысль о том, что она обречена сносить это вынужденное заточение трижды в неделю в течение многих месяцев, действовала на нее угнетающе.

Когда доктор Мак пришел сообщить ей, что операция не состоится потому, что они опоздали и почка не годна для трансплантации, Надин захотелось закричать от обиды и бессильной ярости. Однако Мак опередил ее. Мечущийся по палате, как зверь в клетке, он обрушил град проклятий на немецкий бюрократизм, на родителей донора, погоду и Стэна Марсдена, который не догадался выслать вертолет заранее, хотя знал о буре. В заключение Мак сказал, что не оставит попыток найти другого донора, хотя шансы обрести настолько подходящую почку, как утраченная, практически сводятся к нулю. Так что ей следует смириться и подготовиться к тому, что лишь по истечении пяти месяцев, когда Джоанна родит, она сможет забыть о диализе и вести нормальную жизнь.

Надин не находила в себе сил, чтобы выдержать эту муку так долго. Она отвратительно себя чувствовала, еще хуже выглядела и не знала, чем заняться, потому что с мыслью о работе приходилось расстаться. Джоанна, напротив, с каждым днем будет становиться все толще, а потом уедет с Людом в Калифорнию. Она же останется одна влачить жалкое существование и возиться с детьми.

– Мисс Симс, – позвала Надин.

– Что вы хотите? – В палату с улыбкой вошла миловидная чернокожая девушка.

– Телефон, пожалуйста.

Медсестра подключила аппарат в палате, и Надин стала звонить на студию «Астория». Там никого не оказалось, все уже ушли. Секретарь, отвечавший на звонки, сообщил ей, что съемки фильма завершены и все отправились куда-то на праздничную вечеринку.

Никогда прежде Надин не ощущала в сердце такой тоски, одиночества и безысходности. Если с ней случалось что-нибудь плохое, Джоанна всегда была рядом. А теперь она где-то веселилась и развлекалась, не вспоминая даже о родной сестре, так нуждавшейся теперь в ее поддержке.

Надин включила телевизор и стала смотреть фильм о бывшем спортсмене-атлете, который стал инвалидом в результате несчастного случая, но, даже будучи парализованным до пояса, смог найти в себе силы, чтобы вести полноценную жизнь. Она посмотрела довольно большой отрывок с любопытством и оттенком недоверия. С ее точки зрения, если человек был не в состоянии двигаться, то его существование теряло всякий смысл.

В крайнем раздражении Надин выключила телевизор и снова взялась за телефон. Она позвонила Джоанне, Ферн и даже от отчаяния Джиму Суини. Дома никого не оказалось.

Тогда Надин решила позвонить своим в Техас. Тетя Салли подошла к телефону. Надин не смогла сдержаться и рассказала ей правду о том, в каком состоянии находится.

Тетя Салли пообещала ей, что они с отцом приедут в Нью-Йорк при первой возможности.

Джоанна с бокалом тоника в руке искренне желала разделить веселье коллег на вечеринке у Меган, но у нее ничего не получалось. Едва показавшись здесь, она стала поджидать удобного момента, чтобы потихоньку улизнуть. Но сделать это тайком было невозможно, а огорчать Люда ей не хотелось. Тем более что он с удовольствием отдыхал и позволил себе полностью расслабиться, и это было особенно приятно после долгого периода напряженной работы, когда вся жизнь втиснута в рамки строжайшей дисциплины.

Джоанна трижды набирала номер Надин, но у нее все время было занято.

– Мне пора ехать, моя радость, – сказал Люд, разыскав ее у телефона.

– Можно я провожу тебя до аэропорта? – с надеждой спросила она.

– В этом нет необходимости. Лучше отправляйся домой и отдохни. Я позвоню, как только смогу, но не удивляйся, если в ближайшие несколько дней этого не случится. Скорее всего мне придется с утра до вечера торчать на студии и мой телефон раскалится добела. В любом случае ты всегда можешь оставить для меня сообщение в офисе Эда.

Джоанна проводила его до двери, ощущая в душе непонятную смутную тревогу. Люд задержался у выхода, обнял ее, поцеловал и ушел.

Она решила извиниться перед Меган и, сославшись на усталость, откланяться, но ее перехватил Рик и втянул в разговор о фильме. Джоанна не могла быть настолько невежливой, чтобы просто развернуться и уйти. К тому же ей показалось, что если отвлечься от мыслей о Люде и Надин, то странное тревожное чувство рассеется.

Когда от Надин отключили эту отвратительную машину, она ощутила прилив сил и пожалела о том, что рассказала о своих проблемах тете Салли. Сестра отца была прекрасной, доброй женщиной, но лететь в Нью-Йорк ей абсолютно незачем. Более того, присутствие здесь ее и отца – пожилого, болезненного и старомодного человека – не сулило ничего хорошего и было бы всем только в тягость. Отец приезжал в Нью-Йорк в последний раз на свадьбу дочерей и долго потом не мог прийти в себя от потрясения при виде коррумпированного и погрязшего в грехах мирских мегаполиса.

Надин чувствовала себя виноватой перед Джоанной, потому что сообщила родителям о ее беременности. Разумеется, тетя Салли отнеслась к этому известию с пониманием, и все же была откровенно шокирована им.

Миссис Уилсон заглянула в комнату из кухни:

– Дети хотят гамбургеры и французский картофель-фри на ужин. Но у нас нет ни булочек, ни обычного хлеба. Я попробовала сделать заказ в «Гристеде», но они уже закрыты.

– Вы не могли бы выйти и купить все, что нужно, в супермаркете на углу? – вздохнула Надин.

Миссис Уилсон молча кивнула и стала развязывать фартук.

Надин чувствовала себя несравненно лучше после гемодиализа, но усталость не покидала ее ни на минуту. Врач запретил ей пить, но Надин все же смешала себе джин с тоником и залпом осушила бокал. Она почувствовала себя бодрее и сразу же налила еще. После аварии Надин перестала принимать транквилизаторы и теперь пожалела, что выбросила все таблетки, не оставив ни одной на крайний случай. Она согласна была на все, чтобы хоть ненадолго выбросить из головы свои проблемы.

– Мама, я хочу есть. – Кейт заглянула в кухню.

– Скоро будем ужинать, – пообещала Надин.