— Шильдкнехт у телефона.

— Это Шнейдер, газета «Мангеймер Морген». Фрау Шильдкнехт, мы слышали, что у вас возобновлено следствие по делу об убийстве Рони Дан…

— Кто вам это сказал?

— Поймите, что я не могу сообщить вам источник…

— Передайте вашему информатору, что он сам должен пройти обследование на психическую вменяемость; мы уже прекратили следствие по делу Рони.

— Но ведь…

— Я вам говорю, что дело закрыто.

— Тогда, может, господин Тойер…

— Господин Тойер в отпуске. Сейчас вы не сможете поговорить с ним… Господин Шнейдер, по какому телефону я могу позвонить в вашу редакцию? Я вижу, что сейчас вы звоните из Швейцарии… Мне хотелось бы проверить, действительно ли вы журналист… Алло! Алло!

— Он почти до последнего занимался сексом с этой совой! — прокричал Тойер в трубку, вернувшись домой. — Пожалуй, это укрепляет нашу позицию! Роню и Нассмана соединяло что-то другое! Не секс. Они не были любовной парочкой. Она посвятила его в какой-то секрет.

Лейдиг согласился и напомнил шефу, чтобы он хоть время от времени включал мобильник.

— Ильдирим наконец-то сможет до вас дозвониться. Кажется, она неожиданно получила или взяла отпуск — во всяком случае, в ближайшие дни она уезжает с Бабеттой и хотела сообщить вам об этом.

— Уезжает? Почему? И куда уезжает?

Не успел Тойер связаться с Ильдирим, как Лейдиг позвонил снова. Объявился Туффенцамер. Умер Пильц. Вероятно, его травма была серьезней, чем предполагалось, — кровоизлияние в мозг. Тойер отключил эмоции и сосредоточился на фактах. Иногда ему это удавалось, но он знал: потом эмоции все равно придут сами собой, как понос после чечевицы.

— Впрочем, в клинике ему ничего не хотели говорить, так как он назвался братом, а ему возразили, что единственный брат покойного уже звонил.

— С этого момента я вообще ничего не понимаю! — в отчаянии воскликнул Тойер и едва не опрокинул стол. — Я вижу перед собой чечевицу, мелкую, много.

Лейдиг оставил его последние слова без внимания.

— Думаю, кто-то еще предпринимает шаги параллельно с нами. Сначала звонок Дану. Потом идея, которая пришла сразу троим: что человека с такой редкой фамилией можно разыскать через Интернет…

— Кто же эти трое? — проревел Тойер..

— Незнакомец, Пильц…

— А кто еще?

— Ну, вы.

— Верно. — Тойер расслабился. Он мыслил правильно, только забыл о том, что правильно мыслил.

— Вот только если это верно, — проговорил Лейдиг с некоторой опаской, — тогда этот незнакомец страшно умен. Ведь он правильно вычислил, что Пильц тоже попытается найти контакт с Туффенцамером… А… вы, например, об этом не подумали…

— Хорошо, господин Лейдиг, — скромно проговорил Тойер, — по крайней мере, теперь я все понял сразу. И есть ли на самом деле у Пильца брат? Как ты считаешь? А?

— Нет у него ни братьев, ни сестер.

Оглушенный комиссар сел на софу и уставился на стену. Стемнело, наступил зимний вечер.

Пильц, вероятно, испытывал огромный страх — перед кем-то неизвестным, ведь он что-то говорил Дану об этом. Почему он не сообщил правду даже старому другу? Почему ничего не сказал Туффенцамеру? Кто тот человек, который вступил в состязание с Тойером?

Почему Роня предпочла церковную общину в Старом городе, когда она могла ходить в ту, что находилась в Хандшусгейме, в пяти минутах от ее дома?

Он все глубже погружался в размышления.

Телефон, Ильдирим. Теперь сыщик по крайней мере понял, какой благой цели служила зимняя поездка в Данию, и согласился с этим.

В голосе его подружки звучало волнение.

— Похоже, что у вас действительно наметился поворот в деле. А меня не будет в городе. Хорошенькое дело. Зато этот карьерист Момзен с жадностью схватит все, что вы ему подадите на блюдечке…

Тойер засмеялся:

— Пожалуй, так даже лучше. Шильдкнехт не хочет, чтобы мы сотрудничали дальше. Она считает, что мы помолвлены…

Ильдирим молчала. Слово повторялось в натруженном сознании Тойера. Помолвка. Весна, цветы, молодость, крушение надежд при встрече с буднями, но со вкусом и достоинством. В нем слегка зашевелилась похоть…

— Ах, знаешь, я еще тут наврала… — Ильдирим, казалось, хотела покаяться, так как говорила с ним на редкость нежно. — Сначала Вернц не хотел давать мне отпуск, и тогда я сказала, что ты подарил мне поездку и что это наша первая совместная…

— Верно, — озадаченно подтвердил Тойер. — Это была бы наша первая совместная поездка.

— Ну вот, если ты появишься там на следующей неделе, ты уж…

— Ладно, навру, — пообещал Тойер не без возмущения. — Все из-за этой поездки!

— Йокель, мне очень жаль, но я не хочу потерять Бабетту. Я боюсь…

— Ладно, ладно, навру. Нет проблем. Я люблю тебя. Я понял это в «Тойфельхофе».

— Что? Ах, не важно!.. Мы уезжаем завтра, поздно вечером… Мы увидимся до этого?

В конце концов он даже пообещал подбросить обеих в Мангейм к их поезду.

Теперь он окончательно обессилел. Поплелся в ванную, выдавил огромную порцию зубной пасты на щетку и стал ожесточенно и печально чистить зубы. Пришли эмоции, нехорошие.

Уже засыпая, он упрекнул себя в том, что ему почему-то не жалко Пильца. А почему? Роня и Сара, две девочки, и обе мертвы? Почему?

Мир, где живет одно воронье.

Было как раз воскресенье, и вороны развлекались игрой в воронбол, одиннадцать против одиннадцати. Правила примерно такие же, как в футболе, только разрешалось летать не выше метра над землей. Одна команда в красных трико, другая в синих, счет ничейный. Могучему сыщику черные птицы показались в таком наряде невероятно забавными.

Крупный ворон приземлился посреди поля и крепко долбанул мелкого, симпатичного.

Ворон проговорил:

— Ибо я отверз уста мои пред Господом и не могу отречься. А офсайд все равно засчитан.

— Вернц слушает.

— Добрый день, моя фамилия Утхофф. Я старый друг семьи Ильдирим…

— Ну, вам не повезло… Фрау Ильдирим взяла на неделю отпуск и уехала вместе со своим спутником жизни и приемным ребенком… знаете, эта молодежь, внезапно понадобилось ехать куда-то среди зимы, тем более что у девочки вроде бы опоясывающий лишай…

— Ах, как жаль. Вы случайно не знаете, куда она уехала…

— Видите ли, господин Утхофф… Я не интересуюсь тем, что делают мои сотрудники в свободное время…

— Пожалуй, мне придется вам объяснить: я знаю ее семью уже много лет, но по профессиональным причинам был вынужден переехать в Берлин, в начале девяностых, и теперь вышел на пенсию. Детей у меня нет… Понимаете, я хочу… Фрау Ильдирим… когда-то она сидела у меня на коленях, маленькая кокетка, как все девочки… Так вот, я хотел бы сделать ее своей наследницей…

— Ах, вот что!

— Но это нам нужно обсудить, у меня много всего — займы, опционы, долевое участие в фирмах разных стран…

— Неслыханно, да, да, но, господин…

— Утхофф.

— Утхофф, да, конечно, так будет лучше всего, раз вы уже на пенсии… Как я вам завидую! Так вы просто подождите, когда наша сотрудница вернется!

— Ну, понимаете, тут есть одна проблема… Я не ради развлечения приехал в Гейдельберг! Я нахожусь в клинике… сейчас как раз сбежал из нее тайком, поэтому и шум в трубке… я звоню из телефонной будки… Мои дела не блестящи…

— Вы имеете в виду, что… Бедняга…

— Речь идет скорее о неделях, чем о месяцах, возможно, о днях. Почки… перспектив на пересадку пока что нет, диализ я не переношу…

— Подождите… вот, она оставила адрес, на экстренный случай, ха-ха, то есть, конечно, тут не до смеха. Вот, это остров Эре в Дании, и она будет жить там в отеле «Эрё-Маритим» в Эрёскёбинге, ха-ха, все начинается с Эре, а? Кажется, они уезжают сегодня или завтра. А вы, господин…