Бледный призрачный свет волнами поплыл над сонной рекой, высвечивая каменистые обрывы, отбрасывающие черные тени на посветлевшую речную гладь. Песчаная отмель на противоположном берегу стала похожа на разлитый вдоль лесных зарослей яичный желток: к ней побежала по волнам световая полоска, отражаясь на угрюмых серых скалах. Темные кусты вдруг поредели, беспомощно замахали голыми ветками над головой Лика, словно прося прощения за то, что уже не могут укрыть незадачливого рыболова от вражеских дозорных.

Мальчик лежал, не шевелясь, уткнувшись лицом в мелкие речные окатыши. Краем глаза он с тоской наблюдал за небесным светилом, оно с издевкой, как ему казалось, подмигивало с высоты и уверенно катилось по небосводу, лихо избегая столкновений с кудрявыми облаками, ленивыми и неповоротливыми. Лик всем телом вжимался в прибрежные камни, стараясь не думать о том, что случится, если сарматы заметят его…

Луна решила отдохнуть только после полуночи. На прощание молниеносно проскочив сквозь прозрачную тонкую тучку, она важно удалилась в темный дырявый лабиринт, изредка лукаво подглядывая сквозь частые прорехи. Приободренный Лик, не утративший надежды благополучно выпутаться из незавидного положения, решил пройти вдоль берега к утесу, где и река пошире, и есть удобная расщелина, по которой можно незамеченным забраться наверх.

Едва уставший и продрогший Лик успел укрыться за огромным валуном невдалеке от расщелины, как луна снова выскочила из-за туч. Но теперь юный рыболов уже не боялся коварного светила: темный провал расщелины должен был надежно укрыть его от глаз дозорных сармат. И все же он на всякий случай решил обождать немного, пока луна снова не спрячется в густую лохматую тучу, она медленно и уверенно выползала из-за леса. Пытаясь согреться, он растирал босые ноги и грудь, не забывая при этом поглядывать на противоположный берег.

Туча жадно проглотила светило, и мальчик было направился к расщелине, как вдруг маленькая вертлявая лодчонка вынырнула из камышей противоположного берега и, направляемая сильной и опытной рукой, стрелой помчала к утесу. Лик быстро заполз в глубокую промоину под обрывом и затаился.

Едва лодка причалила, сидевший в ней человек выскочил на берег и, подхватив ее на руки, быстро оттащил подальше от воды в тень утеса. Затем, прижавшись к скалам в двух-трех шагах от промоины, где лежал Лик, долго прислушивался и оглядывался по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, бесшумно ступая, подошел к расщелине и, прячась за выступом, тихо засвистел. В ответ ему раздался такой же свист, и вскоре послышался шорох и шумное дыхание – кто-то спускался по расщелине вниз.

– Наконец-то… – охрипший от страха голос сборщика податей Лик узнал сразу.

– Тише ты! – зашипел на него неизвестный.

– Не бойся, наверху никого…

– Лишние предосторожности еще никому не повредили.

– Согласен, Афеней, – сборщик податей уже отдышался и обрел уверенность. – Что-то долго ты не появлялся…

– Уж поверь, не по своей воле. Да и ты хорош: почему на условленное место не приходил?

– Не мог – в дозоры посылали только группами. Лишь неделю назад сторожевые посты рассредоточили по одному-два человека.

– Почему? – встревожился Афеней.

– Нам это не объяснили. Приказ Марсагета. Правда, я разговаривал с Санэвном, но тот отмолчался. Похоже, и для него это неожиданность.

– Стра-анно… – протянул задумчиво Афеней. – С чего бы это? Кстати, ты сейчас в дозоре один?

– Нет, вдвоем.

– Как… вдвоем?

– А, не беспокойся, – коротко хохотнул жирным смешком сборщик податей. – Мой напарник отдыхает… после хорошего угощения. Между прочим, твоим вином, Афеней, – и снова засмеялся.

– Он у меня теперь вот где, – показал Афенею кулак. – Сам знаешь, Марсагет нерадивых воинов, в особенности дозорных, не жалует. И если я донесу на своего напарника, то можно не сомневаться, что дни его сочтены. Только мне это пока ни к чему. Живой и покорный он нужнее.

– Ну-у, старый лис… – восхищенно пробормотал Афеней – пожалуй, впервые за всю свою сознательную жизнь он встретил человека еще более хитрого, коварного и жадного, чем сам.

– Хи-хи-хи, – удовлетворенно хихикнул сборщик податей и вдруг посерьезнел. – Где обещанное?

– Есть-есть… У меня.

– Давай, – протянул руку сборщик податей.

– Позже.

– Нет, сейчас! – уперся сборщик податей.

– Бери, – неприязненно морщась, подал ему Афеней тяжелый кожаный мешочек.

– Сколько?

– Как договорились… Золотом.

– А все-таки? – сборщик податей принялся торопливо распускать завязки мешочка.

– Ты что… мне не веришь?! – озлился Афеней. – Считать будешь? – выругался.

– Верю, верю, верю… – испугался сборщик податей и сунул мешочек с золотом за пазуху.

– Вот так-то оно лучше, – буркнул Афеней, остывая.

«О, боги, какая скотина! – мысленно возопил ольвийский купец. – С кем дело приходится иметь… Ну погоди, дай срок, доберусь я до твоей мошны, ублюдок»…

И повеселел, представив на миг долгожданный час.

– Ладно, – примирительно сказал Афеней. – А теперь – к делу.

– Что от меня требуется?

– Совсем немного…

– Что именно?

– Убрать Марсагета.

– Как это… убрать? – побледнел сборщик податей. – Ты… ты что?! Ты в своем уме?!

– Завтра же, – безжалостно отчеканил Афеней, с презрением посмотрев на него.

– Как… почему… завтра? Я… я не смогу! – взвизгнул предатель.

– Сможешь, сможешь… И говори потише.

– Не смогу, не смогу, не смогу! – вцепился сборщик податей в рукав Афенея, брызгая слюной.

– Меня убьют! Нет и нет!

– Успокойся, страхополох. Тебя никто не заставляет обнажить меч против Марсагета – он таких как ты отправит на тот свет десяток голыми руками. Есть средства более надежные и верные, не мне тебя учить.

– Какие средства? – сборщик податей отшатнулся назад.

– На, возьми, – Афеней протянул ему крохотный алабастр. – Как пользоваться, сам знаешь.

Бесшумно и быстро… Но только завтра!

– Почему завтра?

– Дня через два-три решающий штурм. И к тому времени Марсагет должен лежать на похоронной колеснице.

– Но это невозможно… так быстро, – заныл сборщик податей, с опаской ощупывая алабастр.

– Нужны верные люди…

– А это и есть твоя задача. Найди таких людей, купи их. Золота не жалей, все расходы я беру на себя. И еще одно: если старый вождь прихватит с собой и молодого щенка, своего сына, плачу вдвойне. Вот задаток, – еще один мешочек перекочевал из рук купца за пазуху предателя.

– У меня к нему свой, особый счет, – дрожа от ненависти, сказал сборщик податей. – Да вот только нет его сейчас в Атейополисе.

– Как нет? – встревожился Афеней. – А где же он?

– Точно не знаю, но ходят слухи, что отправился за подмогой к соседним племенам. Вместе с.

Аттамосом, братом Радамасевса. А может, и к Скилуру.

– Эх, упустили! – Афеней зло выругался. – Спешить нужно, спешить! – скрипнул зубами. –

Обрадуется Дамас известию…

– Не успеют… Да и вряд ли захотят.

– Думаешь?

– Уверен.

– Почему?

– Сарматы – это сила. Другие племена сколотов сами боятся их, за свои скальпы дрожат. А Скилуру сейчас не до этого – у него Гатал под боком и сираки с меотами сговорились. Вот и суди сам, выгодно ли ему сейчас в драку ввязываться из-за какого-то паршивого Атейополиса, вождь которого к тому же до сих пор не признал его верховную власть над собой.

– И то правда… Ладно, поживем – увидим… Но Марсагет должен умереть!

Лик, полуживой от страха, с трудом понимал негромкую речь собеседников, в ней было много незнакомых ему эллинских слов. Но главное он понял: сборщик податей – предатель и замышляет недоброе против Марсагета, а эллинский купец – враг сколотов.

Когда Афеней переплыл на другую сторону реки, а сборщик податей, натужно кряхтя и задыхаясь, полез вверх по расщелине, Лик выбрался из промоины и, не решаясь последовать за ним, побежал вдоль берега обратно к своей удочке, уже почти не таясь и не опасаясь сармат, благо луна надолго скрылась среди туч. И только здесь с большим трудом забрался наверх, ободрав до крови коленки и руки…