– Нет! – в отчаянии воскликнул Котти и, вырвавшись из ее объятий, вскочил.

– Не понимаю… – Она ошеломленно смотрела на него. – Ты же только что сказал, что любишь меня.

– Я люблю тебя, Хоуп, правда люблю! – Он отвернулся, чтобы не видеть, как гаснет сияние на ее лице. – Но я никогда не женюсь.

– Не понимаю, – повторила Хоуп, окончательно сбитая с толку. – Почему? Все люди рано или поздно женятся.

– Не все. Во всяком случае, не я.

– Но на это должна быть причина.

– У меня есть причина, очень основательная причина, – мрачно ответил он и принялся расхаживать по комнате.

– Так скажи мне! Я имею право знать!

– Да, пожалуй, имеешь, – вздохнул Котти, наконец взглянув на нее, и снова сел на стул, немного отодвинув его от кровати. – Хоуп, моя мать была распутницей, – откровенно сказал он.

– Распутницей? – в замешательстве переспросила Хоуп.

– Уличной женщиной, дамой на ночь, проституткой! – выкрикнул он с болью.

– О, Котти, прости! Я понимаю, как это ужасно для тебя. – Она потянулась к нему, но он резко отпрянул, и она убрала руку. – Мне казалось, ты говорил, что прибыл в Новый Южный Уэльс с отцом.

– Да, так и было. – И он впервые начал рассказывать ей о том, о чем никому никогда прежде не говорил. – Конечно, моя мать не всегда была проституткой. Когда она вышла замуж за отца, она была порядочной женщиной. Многое я знаю со слов отца. Он был плотником, и, как мне кажется, неплохим, потому что на него всегда был спрос. Он прилично зарабатывал и вполне обеспечивал семью. Потом родился я. По-видимому, мать не хотела ребенка. Она вообще была какая-то бессердечная и совсем не любила детей. Так вот, когда мне было три года, она нас бросила. Однажды, когда отец был на работе, она просто ушла и не вернулась.

– Значит, ты практически не знал матери? – сочувственно вздохнула Хоуп. – Ты, наверное, даже не помнишь, как она выглядела.

– О нет, я видел ее, когда стал старше, когда мне было лет шесть или семь. – Его лицо окаменело, и глаза стали безжизненными. – Когда она оставила нас, отец запил, но не настолько, чтобы перестать обо мне заботиться. Он продолжал работать, у нас была крыша над головой, достаточно еды и одежды, но жизнь будто покинула его. И вот однажды вечером…

Котти тяжело вздохнул, и Хоуп поняла, что он уже не замечает ее присутствия, окунувшись в свое прошлое.

– Мы, мой отец и я, пошли прогуляться, но почему-то – я так и не могу понять почему – отклонились от обычного маршрута и забрели в парк Вожделения возле церкви Христа. Парк так назвали за то, что летом там ночевали проститутки, экономившие таким образом на ночлеге. Мы прошли совсем немного, когда из темноты раздался женский голос: «Эй, красавчик, не желаешь трахнуться? Всего четыре пенса». Отец притянул меня к себе, а женщина грубо расхохоталась: «Мальчишка не помеха, красавчик, он вполне может посмотреть, пусть учится». Женщина вышла из тени на свет, и у отца перехватило дыхание. Вначале я подумал, что его поразил вид проститутки: от ее одежды остались одни грязные лохмотья, а лицо выглядело обрюзгшим и больным.

Котти на мгновение замолчал, все еще полностью погруженный в прошлое. Потом он с горечью продолжил свой рассказ:

– Она подошла ближе и, взглянув на отца, снова рассмеялась: «Ба, да это же Генри! Мой горячо любимый муженек! А это, держу пари, щенок, которого я тебе родила». И она, откинув голову, расхохоталась во весь голос, так что я заметил, какие черные у нее зубы, и почувствовал, как от нее разит джином. Отец не произнес ни слова, но я видел, как он потрясен и бледен. Крепко прижав меня к себе, он попытался обойти ее, но она вцепилась в его рукав: «Мы все же можем трахнуться, дорогуша. Вспомни, тебе это всегда доставляло огромное удовольствие. Всего разок, ради былых времен, голубчик, – принялась уговаривать она отца. – Я сделаю это всего за стаканчик джина». Другой на его месте ударил бы ее, но отец был незлым человеком, он просто стряхнул с рукава ее руку, словно это была какая-то грязь, и мы быстро пошли из парка, провожаемые ее хриплым смехом: «В следующий раз приходи без своего щенка, Генри. Неужели тебе не надоело жить в одиночестве?»

Котти вздрогнул и в первый раз с начала своего повествования взглянул на Хоуп.

– После этого отец стал сильно пить, вскоре его уже никто не брал на работу, мы лишились жилья и ночевали где придется. Потом он начал воровать, чтобы раздобыть денег на еду и джин, и в конце концов его арестовали и нас сослали сюда, – завершил Котти свою историю.

– Дорогой, представляю, каково тебе было всю жизнь помнить об этом, – с состраданием сказала Хоуп.

– Долгое время эта встреча с матерью повторялась в ночных кошмарах, да и сейчас не проходит и дня, чтобы я не вспоминал о ней.

– Я понимаю, что подобное может неотступно преследовать человека, но, Котти, не все женщины такие. На свете существует немало подлецов мужчин, но это не означает, что все мужчины негодяи.

Котти вспомнил о замужних женщинах, с которыми у него в свое время были романы, но промолчал.

– История твоей матери еще не причина, чтобы отказываться от женитьбы.

– Для меня этого вполне достаточно! – Он резко махнул рукой.

– Но это глупо! – воскликнула Хоуп.

– Возможно, но так уж я устроен.

– Надеюсь, ты не считаешь, что я похожа на твою мать?

– Я… – он смущенно заерзал на стуле, – нет, Хоуп, сейчас нет, но откуда мне знать, что будет в дальнейшем?

– Несколько минут назад ты сказал, что любишь меня.

– Люблю, Хоуп. Во всяком случае, мне так кажется.

– А чуть раньше, когда я сообщила тебе о предложении Стюарта, ты сказал, что я не знаю, что такое любовь, но, по-моему, это скорее относится к тебе, – повысив голос, сказала Хоуп. – Если бы ты действительно любил меня, то не боялся бы жениться на мне.

– Мне нравится моя жизнь, и я не намерен усложнять ее женитьбой.

– А как же я? – возмутилась Хоуп.

– А что ты? И твоя жизнь неплоха. Так почему бы не оставить все как было?

– Надеюсь, ты не ожидаешь, что я буду делить с тобой постель?

– Мне очень хотелось бы этого, но я не стану тебя принуждать, а если ты беспокоишься о других женщинах, то их не будет.

– Котти, неужели ты не понимаешь? – Она покачала головой, сдерживая подступившие слезы. – Если я буду спать с тобой, не будучи твоей женой, я стану немногим лучше твоей матери и других подобных женщин здесь, в Сиднее.

– Неправда, здесь считается нормальным, что у мужчины есть любовница.

– Я не буду твоей любовницей, Котти Старк!

– Если бы ты любила меня, как говоришь, ты…

– Я слишком люблю тебя, чтобы унизиться до такой степени, а если я уступлю, ты сам перестанешь уважать меня.

– Это просто чушь. Клянусь, я никогда…

– Ты сейчас так говоришь, а со временем станешь презирать меня. Я не раз наблюдала, что случалось с любовницами других мужчин! Если нам суждено познать любовь вместе, ты должен жениться на мне!

– Ну что ж, очевидно, мы все сказали друг другу. – Котти встал и пошел к двери.

– Тогда ты не оставил мне иного выбора. Я выхожу замуж за Стюарта и уезжаю с ним в Англию!

Он застыл на середине пути, и у нее в сердце вспыхнула надежда, но Котти решительно шагнул и, выйдя за дверь, захлопнул ее за собой.

Хоуп бросилась на кровать и снова дала волю слезам.

– Я решила, – сказала она Стюарту, встретившись с ним через три дня. – Если ты еще не передумал, я выйду за тебя замуж.

На мгновение он застыл не веря своим ушам, а затем восторженная улыбка осветила его лицо, и он радостно воскликнул:

– Ты будешь моей! О дорогая Хоуп, ты только что сделала меня самым счастливым человеком на свете! – Он заключил ее в объятия и закружил по пустому залу. – Я сегодня же скажу губернатору Блаю, что оставляю службу. – Он остановился наконец, чтобы перевести дыхание, и, сияя, снова взглянул на Хоуп, чуть отстранившись. – Правда, обстановка сейчас напряженная, и он может попросить меня задержаться на несколько недель. Но в течение месяца мы обязательно поженимся и, как только это свершится, поплывем домой, в Англию. Хоуп, я сделаю тебя счастливой! Клянусь тебе!