Винная лавка обычно представляла собой просто хижину или чулан, прилепившийся к более фундаментальной постройке. Там размещались полки с напитками, а стойку заменяла широкая ставня, откидывавшаяся на день, что давало возможность посетителям пить свое зелье прямо на улице.

Такие лавочки переманивали часть клиентов таверн, и некоторым содержателям постоялых дворов, чтобы свести концы с концами, приходилось время от времени занимать деньги, как правило, под неимоверно высокие проценты. Котти не собирался становиться ростовщиком, но, будучи в курсе всех событий, он как-то услышал, что Роберт Беллер попал в чрезвычайно стесненное положение и нуждается в ссуде. Котти моментально организовал ему эту ссуду, но через посредника и в обмен получил закладную на «Корону». Первый заем был сделан два года назад, а с тех пор Беллер занимал деньги четыре раза и, конечно, не мог вернуть даже основную сумму, не говоря уж о набежавших процентах. Итак, наконец пришло время расплачиваться. Беллер хотел договориться о продлении срока, но благодаря стараниям Котти ему не удалось вовремя найти своего кредитора. Сегодня Беллеру предстояло узнать, кто же на самом деле давал ему взаймы.

Котти посчитал, что сумма, одолженная Беллеру, как раз составляет стоимость «Короны». Вероятно, другую таверну он мог бы купить намного дешевле, но Котти мечтал о «Короне». Причиной тому отчасти служила ностальгия: многие годы «Корона» служила ему домом, и он видел, как много изменилось там со времени отъезда Муров. А кроме того, Котти жаждал мести. Он с удовольствием представлял себе, как будет выглядеть Беллер, когда узнает, кто отбирает у него «Корону». Быть может, Беллер был не так уж и плох, но Котти не мог забыть, как несправедливо и безжалостно этот человек с ним обошелся. Беллер больше не готовил еду, он закрыл кухню и продавал только спиртные напитки – это еще раз доказывало его полную непригодность к роли хозяина таверны, – и в итоге превратил «Корону» в обычную питейную лавку, только очень большую.

Идти в «Корону» было еще рановато, и Котти отправился в свою питейную лавку, расположенную на улице Сержанта Мейджора, возле дока. С тех пор как Блэкстоки прибыли в Сидней, таверн здесь стало гораздо больше и теперь насчитывалось около тридцати, а питейных лавочек и погребков вообще было не счесть. Котти улыбнулся, вспомнив названия некоторых заведений: «Русалка», «Плавучая тюрьма», «Три веселые сестрички», «Напрасный труд». Не меньше, чем таверн, в Скалах было игорных домов и борделей, и по ночам по узким темным улочкам района бродили бандиты, воры и убийцы. Лавочка, принадлежавшая Котти, ничем не отличалась от прочих ей подобных, да и не было необходимости делать ее какой-то особенной: все равно его клиентам не нужно было ничего, кроме выпивки.

Подойдя, Котти увидел, что лавка уже открыта, и с удовольствием отметил, что у прилавка со стаканами в руках стоят двое испанских моряков. Это означало, что они расплатятся испанскими долларами.

Обогнув лавочку, Котти подошел к задней двери. Увидев хозяина, Джейсон Фаулер вышел ему навстречу. Фаулеру было уже за сорок. Худощавый и седой, он, как догадывался Котти, был не прочь попробовать напитки, которыми торговал, но никогда не напивался до такой степени, чтобы перестать выполнять свою работу, поэтому Котти мирился с этим недостатком. В делах же Фаулер был необычайно честен, что Котти очень в нем ценил.

– Как поживаете, господин Котти? – поинтересовался Фаулер, потирая огромный красный нос и выжидательно глядя на Котти слезящимися голубыми глазами.

Если человек вдвое старше говорит ему «господин», это еще раз доказывает, что он многого достиг, подумал Котти.

– Чудесно. А как идет торговля?

– В такую рань не слишком хорошо, но скоро пойдет поживей. Сегодня утром два корабля из Англии бросили якоря в заливе. – Фаулер подошел ближе и понизил голос: – Мне передали, что у них есть для вас три бочонка рома.

– Хорошо, – кивнул Котти.

– Может быть, нам с Карлом сегодня же ночью отправиться за ними?

Карл Дитрих, немецкий иммигрант, был на несколько лет старше Котти и выполнял в лавке подсобные работы. Теперь Котти сам редко перевозил бочонки с ромом, риск потерял для него свою прелесть, да и другие дела отнимали слишком много времени. Хотя губернатор Кинг упразднил комендантский час, опасность при контрабанде спиртного по-прежнему сохранялась: люди губернатора патрулировали берега залива, когда в гавань прибывали суда, а офицеры гарнизона, в свою очередь, зорко следили за контрабандистами и могли подкараулить их и отобрать драгоценные бочонки. Если схватят люди губернатора, то в наказание можно получить либо сотню ударов плетьми, либо быть изгнанным из колонии. Если попадешься кому-нибудь из военных, это может означать смерть. Котти слышал о нескольких случаях зверских убийств контрабандистов.

До сих пор Фаулеру и Дитриху везло. Котти научил их всему, что знал сам, и они оказались способными учениками. Им обоим сейчас не терпелось заняться делом – ведь это сулило дополнительный заработок, а Котти платил хорошо.

– Ладно, Джейсон, – согласился Котти после короткого раздумья, – но будьте чертовски осторожны.

– А разве обычно мы недостаточно осторожны? – улыбнулся Фаулер, обнажив почерневшие зубы.

– А этой ночью будьте особенно бдительны, Джейсон. До меня дошли слухи, что кое-кто из офицеров жаждет выпивки, так что сегодня ночью наверняка состоится охота на контрабандистов.

Котти на прощание хлопнул Фаулера по плечу, вышел на улицу, остановился и глубоко вдохнул свежий соленый воздух с залива. Отсюда хорошо просматривалась гавань, где в солнечных лучах искрилось море и парусные суда слегка покачивались на волнах. На улицах уже прибавилось народа, и рыночную площадь заполнили торговцы. За последние десять лет население Сиднея почти удвоилось, и, хотя большую часть продовольствия все еще привозили извне, теперь еды стало значительно больше, чем в былые времена.

Котти был вполне доволен своей судьбой. Хотя посторонним это и не бросалось в глаза, он уже сколотил себе кое-какое состояние и твердо намеревался в ближайшие десять лет стать еще богаче. Сегодня он сделает первый шаг к будущему процветанию. Усмехнувшись, он двинулся дальше, свернул за угол и направился к «Короне».

Уже перевалило за полдень, и Беллер, должно быть, открыл свое заведение. С той ночи когда Котти ушел из «Короны», он видел Беллера только на расстоянии, но, по слухам, знал, что Беллер изрядно прикладывается к своему товару и, как правило, не встает с постели раньше полудня.

Подойдя к таверне, Котти с удивлением обнаружил, что входная дверь заперта, но стучать не стал, а пошел к задней двери. На заднем дворе пахло протухшей пищей, спиртным и чем-то еще, не поддающимся определению. Располагавшейся во дворе кухней (кухню всегда отделяли от главной постройки, чтобы обезопасить себя от пожара), видимо, давно не пользовались. В ней было темно, и она производила впечатление полностью заброшенной. Дверь черного хода оказалась незапертой. Котти шагнул внутрь и отпрянул – в темном помещении зловоние ощущалось еще сильнее, чем во дворе. Спотыкаясь, он добрался по коридору до зала, где располагался бар.

– Господин Беллер? – окликнул хозяина Котти и, не получив ответа, позвал еще раз.

Наконец из спальни, находившейся в глубине, позади длинного прилавка, до него донесся шум и затем послышался недовольный голос:

– Что еще стряслось? Чего будить людей в полночь? Разве человек не может немного отдохнуть?

– Уже давно перевалило за полдень, господин Беллер! – весело отозвался Котти. – Вам пора просыпаться и приниматься за дела.

Прошло еще несколько минут, прежде чем на пороге появился Беллер, в нижнем белье, небритый, с распухшим лицом и мутными, налитыми кровью глазами. Держа в руке зажженную свечу и шлепая босыми ногами по каменному полу, он приблизился к Котти, затем поднял свечу повыше. Задолго до того как Беллер подошел, Котти ощутил запах перегара – такой сильный, что можно было опьянеть, только вдохнув его. Когда свет упал на лицо Котти, Беллер выпучил глаза и тяжело запыхтел: