Вечерний звон разливался над Йорком. На улицах разожгли костры. Синие сумерки опустились на городскую стену.

Дэвид Фивершэм закрыл шторы на окне своей маленькой конторы, располагавшейся в районе бойни. Он зажег лучину в небольшом камельке и поднес ее к свече в высоком подсвечнике.

Черты его темного мудрого лица носили печать вековой печали. Желтая звезда на груди свидетельствовала о том, что он еврей. Он заговорил, обернувшись к посетителю:

– И что, барона Стептонского можно заставить отдать мне долг? Вы так думаете? Имейте в виду, лорд Гарет, я могу подождать, но моя семья… Самый младший ребенок болен, а остальные не могут заснуть от голода.

– Сколько вам должен барон?

Фивершэм опустил глаза и стал нервно теребить манжет рубахи.

– Около ста фунтов. В долговой расписке записано все точно. Я-то думал, он надежный человек, – Фивершэм пожал узкими плечами, – но вы знаете, как обходятся с людьми нашей веры. Им бы и наше забрать, не то, чтобы отдать долг.

Гарет испытывал к этому маленькому дерганному человеку странное чувство сопереживания и симпатии. Они оба были отверженными. Оба верили в то, во что мало кто верил – в справедливость, и каждый из них преданно поклонялся этой вере, при любых обстоятельствах оставаясь ее приверженцем.

Высокий рыцарь с широким разворотом плеч чувствовал себя скованно в небольшой комнате. Он сел на табурет.

– Вы предлагаете мне крупную сумму за то, что я заставлю барона Стептонского выплатить вам долг.

– Сделать это, думаю, непросто, – Фивершэм подвинул к Хоку поближе кожаный кошелек. – Это все, чем я сейчас располагаю, милорд. Но я напишу вам расписку, и как только барон вернет мне долг, я расплачусь с вами сполна.

Гарет даже не взглянул на' кошелек. Рыцарь скрестил на груди могучие руки.

– Сейчас я ничего не возьму, и если не справлюсь с поручением, то откажусь от платы. А если мне удастся заставить барона вернуть вам долг, то вот тогда вы со мной и рассчитаетесь.

Из конторы Фивершэма Гарет отправился прямо к барону, жившему в северном районе Иорка.

В окружении столетних дубов огромный ухоженный дом разместился на вершине холма. Чем ближе к нему подъезжал Гарет, тем сильнее вскипала в нем ярость. Никаких примет бедности не было заметно. Видимо, не было и причин, из-за которых барон до сих пор не мог бы заплатить кредитору. Ограда дома белела свежей краской. Трава вокруг была аккуратно подстрижена, кусты подрезаны.

Привратник лениво взглянул на Гарета, но, увидев, что незнакомец – рыцарь, пропустил его во двор. Гарет не отдал поводья подошедшему слуге, а сам привязал коня к воротам, где в тени его поджидал уже оруженосец. Прикидывая, что, если барон почувствует что-то неладное, то может в спешке покинуть замок, Гарет прошел в зал. Стены длинной комнаты были сплошь увешаны коврами и гобеленами, висели и щиты, и перекрещенные копья. На столешнице массивного буфета красовался серебряный чайный сервиз. Подошедший слуга предложил гостю бокал горячего пряного вина, но Гарет отказался. Нечего баловать хозяина правилами хорошего тона!

Наконец появился барон в мантии из великолепного бархата. Двое рыцарей несколько мгновений смотрели друг на друга, в молчаливом удивлении.

– Лорд Гарет! – с поклоном приветствовал хозяин гостя.

В серых глазах Хока зажглись огоньки гнева, в ушах зазвучали вопли барона на турнирном поле Браервуда.

– Лорд Алейн! Я не знал, что и Стептон – тоже ваше владение.

Алейн сделал широкий жест.

– Да, и Стептон, и Ваннэ, где я родился, а также Иглтон на юге – все эти поместья принадлежат мне.

– Вы еще богаче, чем я думал.

– Полагаю, мое богатство – не совсем подходящая тема для нашей с вами беседы, – заметил барон Стептонский.

Серые глаза Гарета сузились.

– Я думаю совсем иначе.

Алейн примиряюще улыбнулся.

– Как вам угодно. Кстати, вы можете остаться на ночь у меня, Гарет, если вам негде переночевать в Йорке.

– Вам нет нужды оказывать мне гостеприимство, я здесь по поручению. Верните деньги, которые вы одолжили у Дэвида Фивершэма.

Алейн побледнел.

– Я не уйду без денег, – продолжил Гарет.

У Алейна задергалась левая щека, он сжал кулаки.

– Мои дела с этим евреем вас совершенно не касаются!

– Да, не касались, когда вы занимали деньги, но теперь касаются! Дэвид Фивершэм поручил мне забрать у вас долг.

Гарет сел поглубже в кресло, положил ногу на ногу и расслабился под взглядом задыхающегося от гнева де Ваннэ.

– Уверен, что в ваших сундуках отыщется нужная сумма, – закончил Гарет.

С размаху Алейн стукнул кулаком по столу.

– Ради всех святых! Хок, не смейте вмешиваться! Пусть этот жалкий язычник подождет еще немного!

Гнев хозяина дома не задел Гарета. Он спокойно ответил:

– Дэвид слишком давно ждет, Алейн.

– Я отказываюсь платить! Особенно таким зажившимся на белом свете разбойникам! Служите еврею? Грязная работенка! Где ваша честь, Хок?

Гарет зло рассмеялся.

– Вам ли говорить о чести, милорд? Вы довели Селестину до самоубийства!

– Плевать мне на эти гнусные обвинения, Хок!

Гарет едва сдержался, чтобы не съездить кулаком по самодовольной физиономии Алейна. Барон прав: люди никогда не поверят словам бесправного человека, даже если его обвинения – сама истина. А вот лорд де Ваннэ – благородный рыцарь!

Хок постарался отвлечься от воспоминаний о Селестине.

– Если вы немедленно не отдадите денег, милорд, я их у вас просто-напросто отберу.

– Лакей еврейский! – закричал Алейн. – Как ты низко пал!

Гарет взял себя в руки и не обратил ни малейшего внимания на оскорбления. Он ожидал, что Алейн будет кричать и даже пустит в ход кулаки, лишь бы не расстаться с деньгами.

Хок тихо поднялся, обошел вокруг стола и, оказавшись за спиной Алейна, громко приказал:

– Пройдемте в контору, милорд!

Редкие волосы на затылке Алейна колыхнулись от грубого окрика. Неожиданный оборот дела застал его врасплох. Он открыл рот, чтобы позвать слугу, но не смог сказать ни слова, потому как руки Гарета сомкнулись на его шее. Обычно Хок не применял насилия в подобных случаях, но Алейн его сам к тому принудил.

– А что скажут при дворе короля, когда узнают, что вы, Алейн, не платите своих долгов?

Лицо де Ваннэ побагровело и оттого, что его горло сжимали руки Гарета, и от страха бесчестия. Он боялся впасть в немилость королевского двора. Безуспешно Алейн пытался высвободиться из крепких объятий Гарета. Осознав бессмысленность попыток, он поднял обе руки вверх, признавая себя побежденным.

Не обращая внимания на полный ненависти взгляд барона, Гарет следил за каждым его движением.

Молча де Ваннэ проследовал через все комнаты, даже не попробовав привлечь внимание слуг – холодное лезвие кинжала упиралось ему в спину. Гарет неотступно следовал за ним до самых дверей конторы. Алейн открыл дверь. Два тщедушных клерка подняли головы от конторских книг.

– Оставьте меня с этим… хм… джентльменом наедине, – процедил сквозь зубы барон.

Клерков как ветром сдуло.

– Ключ от сундука с деньгами у меня на поясе, – сказал Алейн.

Не спуская глаз с де Ваннэ, Гарет коротко приказал:

– Иди сам открой!

Скрепя сердце, Алейн отсчитал нужное количество золотых монет и отдал их Гарету.

– К тебе с презрением относятся все порядочные люди. Я был бы счастлив увидеть тебя на виселице, Хок! – прохрипел, задыхаясь от злобы, де Ваннэ, барон Стептонский.

В ответ Гарет лишь широко улыбнулся.

Ночь была тиха и спокойна. Гарет устроил засаду на дороге за северными воротами Йорка. Он вслушивался в каждый звук: шорох, шелест, треск веток. Оруженосец посапывал у его ног. Крепкий эль и обильное угощение Фивершэма сморили Полуса. Дэвид был чрезвычайно признателен Гарету и от благодарности поклялся ему в верности до гроба.

Если люди де Ваннэ вздумают нанести ответный удар, они выберут для этого именно такое время, когда окраины города утонут во тьме. Гарет не сомневался, что разъяренный барон пошлет за ним кого-нибудь вдогонку. Скорее всего, наймет для отмщения банду разбойников. Хок надеялся, что убрался из города вовремя и избежал тем самым встречи с преследователями. Он спокойно дождался рассвета, и как только стало светлеть, разбудил Полуса.