– Актриса из «Окна во двор»? – перебила его Джина. – Которая умерла от внутренних повреждений в результате аварии в восемьдесят втором году? Если бы ты сразу сказал «Грейс Келли», я бы поняла о ком ты. Знаешь, если я родилась в восьмидесятом, это еще не значит, что я идиотка, Макс.
Зато это значит, что он вполне годится ей в отцы. В восьмидесятом он заканчивал – на два года раньше своих сверстников – дипломную работу в Принстоне. Ему было двадцать, и люди из ФБР уже обхаживали его, а он торговался, мечтая пройти курс в легендарной школе «Индок» ВВС, которую иначе называли «Школой суперменов», и при этом не загреметь на четыре года в армию.
Макс заранее все распланировал: сначала он проходит курсы парашютистов-спасателей, славившиеся необыкновенно высокими требованиями к физической подготовке, и только потом поступает в Академию ФБР «Куантико», в которой приоритетом являлись тренированные мозги.
Однако в ФБР ему объяснили, что пройти такой курс, не поступив на армейскую службу, невозможно, и, вежливо поблагодарив их за зря потраченное время, Макс поступил в Нью-Йоркский университет на курс к профессору Глену Нельсону, который сам когда-то был ведущим переговорщиком ФБР и оставался ближайшим другом тогдашнего главы Бюро.
С помощью Нельсона невозможное очень скоро стало возможным, и через полтора года, когда Джина только училась ходить, Макс уже заканчивал «Индок», успев заработать себе репутацию «упрямого сукина сына» и право носить значок в виде большой буквы «S» на груди.
А Джину как раз начали приучать ходить на горшок.
К тому времени, как она пошла в школу, Максу оставалось уже совсем немного до его нынешнего поста главы контртеррористического отдела ФБР.
– Ну и как же ты здесь оказался? – спросила Джина. – Нет, не говори, я сама догадаюсь: ты просто прогуливался под дождем и, несмотря на нулевую видимость, случайно заметил меня в машине, так?
Бесполезно скрывать от нее, все равно она рано или поздно догадается.
– Я приехал в Тампу совсем по другому делу, – объяснил Макс. По крайней мере, это была почти правда. – Я знал, что ты здесь, потому что… Потому что я все обо всех знаю. И я просто решил… проверить, как ты.
Джина молча смотрела на него.
Макс откашлялся:
– Наверное, мне надо отогнать машину. – Его машина с распахнутой дверью все еще стояла там, где он ее оставил – прямо посредине дороги, недалеко от автомобиля Джины.
Джина перевела глаза с нее на Макса, а потом на свою помятую машину, и, кажется, истина наконец то дошла до нее.
– Так ты следил… Ты шпионил за мной, – ее голос звенел от негодования, – и даже не собирался подойти и заговорить?
Мда, нехорошо.
– Послушай, Джина, ведь ты мне не безразлична. Я понимаю, что эти несколько лет были очень непростыми…
– А тебе никогда не приходило в голову, что ты мне тоже «не безразличен»? – запальчиво крикнула она. – Ты ни разу не подумал, что я тоже не прочь «проверить, как ты»?
– Но меня незачем проверять. Ведь не меня же четыре дня продержали в заложниках террористы. Не я подвергся… – …групповому изнасилованию. Макс чуть было не произнес это вслух. Господи! Что он делает? Ведь он сам до сих пор иногда просыпается в холодном поту, потому что ему снятся ее крики и то, как он сам сидит в чертовом аэропорту Казабек, превращенном в Центр руководства операцией, наблюдает за тем, как ее насилуют эти подонки, и ничем, ничем не может ей помочь.
– Эй, Макс, – окликнула его Джина. – Ты говоришь так, будто до сих пор не сумел избавиться от симптома бессильного гнева.
Максу приходилось встречаться с доктором Элизабет Данновиц, психотерапевтом Джины, и он понял, что девушка ее передразнивает.
Но ответил он совершенно серьезно:
– Да, не сумел.
После этого Джина замолчала и продолжала молчать, пока подошедший полицейский проверял ее документы, пока заполнялась форма протокола, пока врачи измеряли ей давление, пока она забирала из машины вещи, а Макс договаривался с местной полицией, чтобы те отвезли ее сначала в больницу для тщательного обследования, а оттуда – в отель.
А потом все кончилось. Джина, все еще погруженная в себя, попрощалась, не поднимая на него глаз, и машина скорой помощи увезла ее прочь, а Макс стоял на тротуаре и смотрел ей вслед.
А когда он, наконец, забрался в свою собственную машину и повернул на юг, к Сарасоте, на небе уже опять вовсю сияло солнце и не было ни одной тучи.
Его друг Том Паолетти назвал бы подобный день, начавшийся с бегства Сэма Старретта от Алиссы Локке и завершившийся отрешенным, потухшим взглядом Джины Виталиано, «глубокой задницей». А ведь был еще поцелуй; и ее язык у него во рту.
Глубокая задница.
И ведь день еще даже не кончился.
Миссис Даунс вручила Мэри-Лу огромную связку ключей.
– Я не уверена, что вы готовы к такой ответственности, Констанс, – с явным неодобрением сказала она, села в ожидающее ее такси и уехала.
Мэри-Лу тоже была не уверена.
Дом казался огромным. И, как ни странно, зайдя внутрь и закрыв за собой тяжелую дверь, она не почувствовала никакой радости.
Когда Король Фрэнк объявил, что она останется в доме совсем одна, Мэри-Лу была вне себя от счастья. Она решила, что притворится, будто это ее дом. Что она кинозвезда или супермодель.
А сейчас выложенный мрамором холл казался ей холодным и неприветливым.
Даже удивительно, как много, оказывается, значило для нее присутствие в доме Короля Фрэнка. В те часы, когда он возился со своей коллекцией и чистил многочисленные ружья и револьверы, Мэри-Лу чувствовала себя в полной безопасности.
Она убедилась, что дверь надежно заперта, и поспешила вернуться в то крыло дома, где находилась ее спальня, детская и комнаты Уитни.
Хейли и Аманда еще спали, поэтому Мэри-Лу сразу же прошла к себе, положила ключи на стол и сняла трубку телефона.
– А тебе известно, что все звонки из дома записываются? – спросила Уитни, неожиданно появившаяся из спальни Мэри-Лу.
Бесполезно было объяснять этой девчонке, что нехорошо копаться в чужих вещах.
Мэри-Лу вздохнула:
– Уитни, я же только вчера просила тебя не заходить без спроса в мою спальню.
– Я только положила на место то, что вчера одолжила.
Вернее сказать, стащила. Ладно. Все-таки между девушками возникло некое подобие дружбы, и это хорошо.
– Спасибо, – кивнула Мэри-Лу.
– Если ты хочешь куда-нибудь позвонить так, чтобы папа об этом не узнал, то надо звонить из города, из телефона-автомата. Я всегда так делаю.
Мэри-Лу набрала номер.
– Я звоню охране у ворот.
Трубку снял младший из охранников:
– Поттер слушает.
– Привет, это Конни. Знаете, я немного нервничаю из-за того, что мистер Терлингтон и миссис Дауне уехали. Пожалуйста, не пускайте никого за ворота, не предупредив нас.
– Хорошо, мэм.
– И передайте другим охранникам, ладно?
– Хорошо, мэм.
– Спасибо. – Мэри-Лу повесила трубку и сразу же почувствовала себя лучше. Ворота надежно охраняются, а, кроме того, никто на свете не знает, где ее искать.
– Это был Джим Поттер? – поинтересовалась Уитни. – Который все время твердит: «хорошо, мэм», «хорошо, мэм»?
– Именно, – улыбнулась Мэри-Лу.
– Он дебил. – Уитни уселась на диван. – Но честный дебил. Я однажды пыталась проскользнуть через ворота ночью, когда все спали, и он меня поймал. Я пообещала ему минет, если он не выдаст меня папе, а он – представляешь? – отказался.
Боже милостивый!
– Ты бы лучше рассказала ему о своем муже, – посоветовала Уитни. – Опиши ему внешность Сэма. Может, хоть тогда перестанешь бояться.
Мэри-Лу твердо знала, что не перестанет.
Сэм сидел на крыше уродливого многоквартирного дома «Райский сад» и наблюдал за входом в мотель «Сансет», расположенный напротив.
На мотель его вывела Алисса. Она, очевидно, знала, что он станет за ней следить, и долго петляла, пытаясь сбросить его с хвоста, но Сэм знал все ее уловки на ход вперед. И вычислил тот момент, когда она, видимо, решила, что отвязалась от него. Потому что после этого она сразу же направилась в мотель.
